Побывав в Италии, в январе 1913 года он пишет письмо президенту Императорской Академии художеств великой княгине Марии Павловне, где заявляет о своем твердом решении предоставить средства в размере 31 000 рублей. Этого казалось вполне достаточно для создания дома русского искусства в лагуне. Конечно, на повестке дня появился главный вопрос – каким же будет павильон, представляющий империю?
Разумеется, он должен отражать многовековую культуру! Поражать цветным узорочьем, башенками, порталами, крыльцом. Напоминать палаты или древние терема. А может, добавить византийские черты, подчеркнув укоренившуюся связь с некогда мощной державой? Предложений и проектов сложилось множество, но в итоге здание приняло черты классического сдержанного стиля начала XVIII века.
По замыслу будущего автора Мавзолея Ленина, церкви Марфо-Мариинской обители и Казанского вокзала академика Алексея Щусева, по первоначальному проекту павильон должен был иметь зеленый цвет, который он приобрел в ходе недавней крупной реставрации 2021 года, словно возвращая историческую справедливость и уважение к автору. Который, как это ни печально, не получил оплату за свои труды. Зодчий переписывался и с меценатом Ханенко, и с комиссаром Бернштамом, но подобное взаимодействие ни к чему не привело – из выделенных на строительство денег не удалось найти часть, чтобы достойно оплатить проект сооружения, ставшего лицом России в Венеции.
Однако павильон пришелся по вкусу далеко не всем. Подражание европейской архитектуре вызывало вопросы и казалось абсолютно неуместным. Где же фантазия, где же истинно русская культура, что казалась диковиной на Западе? Но все расставил по местам комментарий комиссара Федора Бернштама: «Этот стиль времен Петра Первого, который ввел в Россию моду на европейскую живопись; идея красивая, стиль тоже» [44]. Добавить тут было нечего.
Павильон империи двуглавого орла стал седьмым по счету в садах – после Венгрии, Бельгии, Англии, Баварии, Франции и Швеции. Открытие постройки в апреле 1914 года, как и стоило ожидать, обернулось крупным событием для Венеции – в город на воде приехала великая княгиня Мария Павловна, а церемония громко обозначилась в истории Биеннале как наиболее важное событие довоенного времени.
Происходило все с размахом. По Большому каналу до Сан-Марко проследовал катер с развевающимися флагами двух государств – России и Италии. Почетную гостью торжественно приветствовали 21 выстрелом из пушки – невероятная честь! Ведь на подобный прием ранее могли рассчитывать люди из высшего эшелона власти – исключительно главы стран.
Таким образом, Венеция оказала представительнице семьи Романовых особенно теплый прием. Впрочем, сам русский император подчеркнул заинтересованность мероприятием, а его августейшая телеграмма, что он принимает активное участие в открытии русского павильона, станет цитироваться на каждом шагу.
В самих садах Джардини, где исторически проходила выставка, Марию Николаевну уже ожидали элегантные гости из блистательного общества, послы, министры, политики. После необходимых по программе речей произошло традиционное благословение павильона. Для совершения соответствующего ритуала в Серениссиму из православной церкви Вечного города Рима приехал священник, а из первой столицы эпохи Возрождения – Флоренции – русский хор.
Присутствовавшие тогда на торжественной церемонии господа и дамы не могли даже предположить, что совсем скоро им будет не до искусства – на арену истории поднимется Первая мировая война, надолго отодвинув на задний план культурные проекты.
За исключением самых экстренных. Например, в связи с бомбардировками севера, Венеция не казалась безопасным местом – картины необходимо было эвакуировать в русское посольство в столице Италии – Риме.
Эту ответственную роль принял на себя Петр Безродный – художник, выполнявший после начала военных действий дипломатические функции, ставший консулом в Венеции и своеобразным ангелом-хранителем русского павильона и его достояний.
Позже, уже в мирное время, он отвечал за деятельность в родном павильоне, став комиссаром, хотя организаторы лелеяли надежду привлечь отдыхавшего в тот момент на острове Лидо Сергея Дягилева. Но тщетно.
Встреча с создателем «Русских сезонов» не состоялась, поэтому одна из главных ролей в русской выставке 1920 года выпала на долю Петра.
Помимо административной деятельности, Безродный принимал в ней участие в качестве художника и выставил восемь работ на венецианскую тему.
Его творения общество примет, заметят также супругов Гончарову и Ларионова, но в целом критика не оказалась снисходительной к представленным произведениям из страны с новым политическим укладом. Сам же живописец, консул и комиссар скончается в Венеции в 1945 году.
Конечно, то была уже другая эпоха. Время безостановочно бежало вперед. Новая империя с аббревиатурой СССР продолжит традицию участия в исторической Биеннале, неся в лагуну советскую идеологию, но вынужденно делая длительную паузу на Вторую мировую войну.
Из творцов, кто в те годы представлял в Венеции современное русское искусство, стоит выделить прекрасного живописца Роберта Фалька – ученика Юона, Серова и Коровина; Петра Кончаловского, состоявшего в объединении Сергея Дягилева «Мир искусства», а затем создавшего «Бубновый валет», будучи зятем Василия Сурикова; Александра Дейнеку, картины которого бойко отражают жизнь советских граждан; Кузьму Петрова-Водкина, прославившегося своими цветовыми решениями и сюжетами.
Он, сочинявший в детстве стихи, успел застать Италию и, в частности, Венецию еще до двух главных войн XX века. В этой стране, по его словам, «происходит моя зарядка и закваска в смысле понимания всего исторического прошлого живописи… Там я выбрал себе любимчиков (Леонардо, Рафаэля и двух венецианцев – Беллини и Джорджоне. – Прим. авт.), которые поучают меня всю жизнь».
Но то – еще имперские времена. А вернувшись в советские годы, мы с приятным удивлением обнаружим директора Государственного музея изобразительных искусств имени А. С. Пушкина – Ирину Антонову, что в 1960-е исполняла почетную роль комиссара и занималась подготовкой коллекции, представленной на суд взыскательной европейской публики. Каждое десятилетие определяло свои тенденции и творцов, несущих культурный код из России в Венецию через павильон Алексея Щусева.
И снова он. Скольких людей видело это более чем столетнее здание? Сколько картин через него прошло? Разговоров, волнений, помпезных речей, празднеств, рутинной работы… Русские художники, что переступали его порог, украсили собой историю искусства: кто-то исключительно отечественную, а кто-то – мировую. Критики, журналисты, гости, великие князья и президенты. Со сменой эпох трансформируются слова и должности, а сами люди меняются значительно медленнее, но и их не щадят наслаивающиеся друг на друга годы и века.
Сейчас уже кажутся невероятно далекими прогулки Дягилева в саду, приезд Марии Павловны, мечты о картинах Верещагина, неоплата проекта Щусева и даже неоднозначная репинская «Дуэль», наделавшая много шума. Биеннале обрела мощь и масштаб. Выставка стала еще крупнее, увереннее, амбициознее, смелее. Она как камертон задает тон мировому современному искусству и является важной площадкой в его развитии и выражении себя.
Мероприятие, придуманное в интимной обстановке зала Сената кафе «Флориан», привлекает посетителей отовсюду, заполняя город на воде иностранцами и разноголосой речью. Само заведение, как уважаемый родитель, тоже не остается в стороне, создавая в своих роскошных залах инсталляции и организовывая выставки. Часто в честь этого рождаются специальные тематические коктейли, временно прописывающиеся в меню исторического кафе, но исчезающие вместе с окончанием опытов с современным искусством.
Экспонаты же самой Биеннале расползаются по темным дворцам в разных сестьере Венеции для расширения экспозиции и в попытке расшевелить заснувшие готически-ренессансные архитектурные глыбы, смотрящие, как мифический влюбленный в себя Нарцисс, на свои зеркальные отражения в голубо-зеленых водах каналов.
Венеция на семь месяцев, что длится выставка, стряхивает остатки туманной дремы и снова становится сияющей в лучах софитов светской львицей, радушной хозяйкой, с достоинством принимающей у себя целый мир во имя культуры.
И как в самый первый раз в далеком 1895 году, когда славная история международной Биеннале только зарождалась, она продолжает манить к себе людей с русской душой, еще тогда поддержавших ее царственное восхождение на вершину современного искусства.
14Смерть в Венеции и кладбище Сан-Микеле
От условий повседневных жизнь свою освободив,
Человек здесь стал прекрасен и как солнце горделив.
Он воздвиг дворцы в лагуне, сделал дожем рыбака,
И к Венеции безвестной поползли, дрожа, века.
И доныне неизменно все хранит здесь явный след
Прежней дерзости и мощи, над которой смерти нет.
Сан-Микеле
Еще издали от него веет печалью – обнесенный красно-терракотовой причудливой стеной со светлыми вставками, скругленными очертаниями церкви и темными, добавляющими ритм кипарисами, остров Сан-Микеле, находящийся в нескольких минутах плавания от набережной Фондамента Нове, где любил прогуливаться Иосиф Бродский, затрагивает самую животрепещущую тему в жизни каждого человеческого существа – тему неизбежности смерти.
Остров-кладбище, как и любое массовое захоронение, несмотря на окружающую эстетику, архитектурное и скульптурное совершенство, удручает идеей быстротечности существования и конечности бытия, но в то же время побуждает душу ценить происходящее, острее ощущать и ценить всю возможную гамму эмоций и чувств, что в состоянии предоставить дарованное миром истинное чудо – физическое воплощение.