Есть легенда, будто поза покойной, что изобразил скульптор, соответствует положению тела женщины, когда ее нашли в просторном сьюте «Принцесса» с видом на остров Сан-Джорджо-Маджоре, что Софья выбрала для своего пребывания в Серениссиме.
Однако больше западает в душу трогательная надпись на русском языке на одном надгробии, в которую вкрались грамматические ошибки – «Досвиданья, Нина!». Именно так, слитно и с мягким знаком, диктуют буквы на захоронении с венком из роз Анны Слуцкой. Короткая, но такая пронзительная фраза пробуждает умиление, сострадание, удивление, отдавая чем-то теплым и родным на этой, такой далекой географически, но в то же время уже такой близкой после прогулки среди могил, земле Венеции.
Появляется недоумение: девушку звали Анна, но прощание обращено к Нине. Почему разные имена? Кем она была, эта загадочная русская незнакомка? Что привело ее в эту часть Италии? Каменный памятник дает сухой ответ – сразу под именем указано, что перед нами могила дочери генерала инфантерии.
Историка и писателя Михаила Талалая, кропотливо исследовавшего русские захоронения в венецианском некрополе, не оставила равнодушным Анна-Нина Слуцкая. Долгие годы он занимался поисками информации и сформировал свою гипотезу относительно таинственной усопшей и ее возможного влияния на русскую культуру. Его версию [45] я и приведу.
Анна родилась в Омске в семье Якова Слуцкого, удачно женившегося на дочери своего командира, генерала-губернатора Сибири – Людмиле-Анне Гасфорд. Далее семья попадает в Венецию, где о юной Анне известно как о владелице собственности, жившей около церкви Санта-Мария-Глориоза-деи-Фрари, где покоится Тициан, а на входе в базилику хочется упасть ниц, завидя издали его триумфальную божественную «Ассунту» («Вознесение Богородицы»).
Не скрывают хроники и причину смерти девушки 29 января 1886 года – офорит – воспаление яичников, мучившее ее в течение некоторого времени. В сведениях относительно похорон фигурирует имя матери, разрешение же на установку металлической решетки запрашивал ремесленник Антонио Сегре, а вот мраморный крест с милыми надписями и розами появился усилиями некоего де Росси. Кем приходился Анне этот человек, решивший оставить надпись на явно незнакомом ему, но родном для покойной языке?
Нашел Михаил и разгадку ребуса с именем Анна-Нина. Оказывается, ласкательный вариант имени Анна звучит как «Аннина», а если его сократить, то в результате получится Нина. В официальных документах дословно прописано «Анна Слуцкая, известная как Нина», что намекает о дружеском, теплом, человеческом отношении, сложившемся у венецианцев к дочери сибирского генерала. Возможно, нежная барышня стала своеобразной музой, а ее история способствовала созданию прототипов в произведениях русской литературы.
Так, спустя пять лет после смерти Слуцкой в Венеции оказался Антон Чехов. Во время пребывания в Светлейшей путешественник общался с русскими, живущими в городе, и, вероятно, мог слышать о кончине девушки, являвшейся ровесницей писателя на тот момент. Судьбоносной он мог посчитать и дату смерти – 29 января – по европейскому календарю это день рождения самого Антона Павловича.
Возможно, именно после истории с Анной Слуцкой и предполагаемого вероятного посещения Сан-Микеле появилась Нина Заречная, героиня его «Чайки»? А в пьесе «Три сестры» перед нами предстают именно дочери генерала? Тогда скромное надгробие с розами на венецианском кладбище обретает иное, более глубокое и меланхоличное звучание. Как надгробие, заслуживающее творческого поклонения и паломничества.
Подобного тому, которого удостоился серый памятник с навесом, золотыми буквами и надписью «Венеция, постоянная вдохновительница наших успокоений». Это могила Сергея Дягилева – своенравного, талантливого, влюбленного в Светлейшую и искусство импресарио, что блестяще соединял вожделенную Европу и родную Россию.
Сергей Павлович скончался на острове Лидо, и тогда, казалось, сама Венеция, его любимый город, подала мистический знак: из-за туч вдруг появилось солнце, а лучи подсветили лицо покойного с катившимися по щекам слезами. Серениссима действительно стала его истинным упокоением – что при жизни, что посмертно.
Недалеко от Дягилева две идентичные светлые плиты с черными буквами – это его дальний родственник, известный музыкальный деятель и композитор – Игорь Федорович Стравинский с супругой Верой. Венеция и в его жизни сыграла заметную роль и предоставила свои самые большие сокровища в качестве площадок для премьер: театр «Ла Фениче», собор Сан-Марко, скуолу Гранде-ди-Сан-Рокко.
Наконец, триаду великих русских на Сан-Микеле, почтить память которых приезжают не только соотечественники, но и люди иных культур, замыкает Иосиф Бродский своим лаконичным захоронением в протестантской части погребального острова. «Мой заскок – на заднем плане должна быть Венеция, – как-то сказал он. – Просто Венеция – лучшее, что на земле создано».
Однако завещания похоронить себя здесь Иосиф Александрович не оставил. Решение приняла его супруга – Мария Сорацци, опираясь не только на любовь мужа к городу, но и на географическое положение: Серениссима примерно посередине между родной для Бродского Россией и ставшей вторым домом Америкой. Поэт при жизни подобного исхода никак не предполагал и даже за две недели до смерти купил себе место на кладбище в Нью-Йорке. Однако Провидению было угодно иное развитие событий.
Ситуация с перезахоронением спустя год окутана различными историями и слухами, много об этом писал Илья Кутик – друг и секретарь поэта. Его повествования – дополнительный мотив верить в чудеса, мистику и фатум. Итак, еще в полете гроб открылся, затем переломился в момент погрузки на катафалк, поэтому пришлось срочно перекладывать тело. Изначально хотели похоронить на православном участке между Дягилевым и Стравинским, но разрешение от греческой православной церкви получено не было, ибо Бродский не являлся православным. Вся похоронная делегация, прибывшая с телом на Сан-Микеле, застыла в тягостном ожидании. Через несколько часов удалось согласовать погребение в евангелистической зоне, несмотря на дефицит свободных мест. Нашли участок в ногах у Эзры Паунда, которого Бродский не переносил. И снова переговоры, промедление, очередная попытка. Иосифу даже положили бутылку любимых им виски и пачку сигарет, чтобы сгладить ситуацию, а затем захоронили неглубоко, водрузив крест. Сейчас его место занимает светлый памятник с говорящей подписью на латыни на обратной стороне – «Со смертью все не кончается». Она как нельзя лучше отображает не только процитированную античную мудрость Проперция, но и историю самих венецианских приключений поэта.
Наконец, завершая русскую тему на Сан-Микеле, нельзя не упомянуть итальянцев. Здесь покоятся российские дипломаты – Бембо и Маруцци, а также есть плита, посвященная пропавшим без вести и погибшим на территории России венецианцам в годы Второй мировой войны.
«Закат героев никогда не достигнет вечера», – гласит начало посвящения на табличке. Ежедневно подтверждают это и насыщенные розово-оранжевые закаты, подсвечивая золотом имена тех, кого больше нет. Триумфальное, неизменно живописное погружение светила в летейские воды лагуны придает трагичному кладбищенскому Сан-Микеле иное звучание. Оно более не про неизбежность конца, а о продолжении жизни и новом, словно грядущий рассвет, витке – в воспоминаниях, почтении и новых воплощениях.
15Современные русские в Венеции
Каждый раз, описывая тот или иной город, я что-то беру от Венеции… И может быть, я опасаюсь утратить всю Венецию, если заговорю о ней.
Лев Святого Марка
О, нет-нет! Неужели вы подумали, что на этом все закончилось? Что тяга представителей русской культуры к Серениссиме ослабнет, прервется, сойдет на нет? Вековое взаимодействие плотно сжимает путы, заманивая сладкоголосыми трелями и миражами в лагуну все новые лица. Одному она меняет жизнь, другому дарит вдохновение, третьего оставляет среди своих горожан, продолжая каждодневное нежное мистическое соприкосновение.
Для Венеции Михаил Шемякин создал памятник Джакомо Казановы. Среди каналов снимали фильмы (Александр Галин «Плащ Казановы») и клипы (Дима Билан «На берегу неба», Алсу «Осень», Леонид Агутин и Анжелика Варум «Половина сердца»). По ее улицам ходит искусствовед Глеб Смирнов – интеллектуал в образе из прошлого, Андрей Бильжо – автор книги «Моя Венеция», известная в 1990-е годы телеведущая Светлана Конеген, популярная ныне благодаря шоу «Орел и Решка», «Жизнь других» Жанна Бадоева. Перечислить всех творческих личностей, ступавших на земли лагуны, не представляется возможным. Впрочем, все же стоит выделить одного из них.
Очень любил Венецию известный в народе «брат» – Сергей Бодров-младший.
Знаменитый актер, погибший в молодом возрасте в Кармадонском ущелье, ценил Светлейшую профессионально, ибо учился в Московском государственном университете на искусствоведа.
Он даже написал диссертацию на тему архитектуры в венецианской живописи, на ее основе уже после его смерти издана книга.
«Тем, что я написал диссертацию, я горжусь более, чем любой из своих ролей», – однажды скажет он. В городе на воде Сергей бывал в юности, а летом на студенческих каникулах подрабатывал спасателем на близлежащих пляжах, получая по 20 долларов в день – огромные деньги для россиянина того времени.
Светлейшая продолжила играть роль и позднее, когда актерская деятельность дополнилась режиссерской. Фильм Бодрова «Сестры» позвали одновременно на фестивали в Токио и Венецию, и Сергей сердцем выбрал вторую: «Венеция – это как старый друг тебя пригласил, а в Японию – богатый дядя».
Публичные личности ежегодно взаимодействуют с Царицей Адриатики, посещая ее ради знаменитого кинофестиваля, Биеннале или просто из любви. Этим же чувством