Выпускник демонстрировал большие успехи, но особенно Ивану удавалась вода. Гладь моря, привычную с детства, он знал до мельчайших подробностей. Какой неудержимой бывает стихия во время шторма – страшной, губительной, жестокой, способной разрушить до основания и обратить все в щепки. Или нежность ласковой волны на закате, отливающей золотом и убаюкивающей своим шумом, подобно сладкой колыбельной матери. Тишина и спокойствие раннего утра и легкая голубая нега, больше похожая на мираж, когда вода и небо сливаются воедино на горизонте. Энергия и сила прибоя, лихо веселящегося, как мальчишка. Никто лучше Айвазовского не знал, как играет отражение солнца на поверхности, как прозрачна волна, что за паутинные узоры рисует пена и сколько оттенков может подарить своим созерцателям море. Он был хорошо знаком с родным Черным, теперь же предстояло увидеть иное – Средиземное. И конечно, прекрасные города Европы.
Отправляясь в bel paese в качестве пенсионера от Петербургской Академии художеств в 1840 году, молодое дарование мечтало увидеть Венецию не только ради ее истории и искусства. Серениссима сулила долгожданную радость – свидание с любимым братом, разлука с которым длилась многие годы.
Александр при рождении, сменивший имя в монашестве на Гавриила, жил в армянском монастыре на острове Святого Лазаря в лагуне с 14-летнего возраста. Там он обучался, затем принял постриг и занимался культурной, просветительской, научной работой, преподаванием, изданием местного журнала, что печатается по сей день, – «Базмавеп».
Молодой человек обладал большими способностями в лингвистике и выучил двенадцать языков, включая европейские, древнегреческий, древнееврейский и древнеармянский. Ему покорились философия, богословие, написание книг.
Монах Гавриил участвовал в создании толкового словаря армянского языка, работал над статьями и даже удостоился сана вардапета – ученого монаха, имеющего право проповедовать и заниматься наставлением.
Многогранные литературные и научные таланты Айвазовского-старшего хоть и поражают воображение, но находятся в тени гениальности младшего брата – Ивана, умевшего посредством искусства сделать невероятное: передать море глубокой, манящей, могучей, живой стихией, играющей бесконечными переливами под светом луны и солнца.
Конечно, по приезде в Венецию живописец первым делом воссоединился со старшим братом. Для этого художнику следовало отправиться в тихий и ухоженный монастырь Сан-Ладзаро-дельи-Армени – священное место для представителей армянского народа в Светлейшей. К нему этнически относились и братья Айвазовские. Кстати, именно в Венеции они решают, что их фамилия – Гайвазовский – теперь будет писаться без первой буквы «г». На русском она будет звучать как Айвазовский, на армянском – Айвазян.
На протяжении всей жизни Иван Константинович помнил о корнях и своем происхождении. Он встречался с представителями армянских общин, помогал школам, храмам, жертвуя крупные суммы на их развитие. Ни одна боль этого народа не проходила мимо живописца. Используя собственные средства, связи и авторитет, он делал все возможное для улучшения жизни его собратьев. Впрочем, широта души Айвазовского не знала границ. Меценатство распространялось и на другие национальности: Иван дарил картины греческим, турецким, русским, православным палестинским сообществам, отдавал полотна на благотворительный аукцион в пользу голодающих, участвовал в жизни молодых живописцев, оказывал финансовую поддержку учащимся петербургской Академии художеств и возвел художественную школу в Феодосии.
Он чувствовал себя частью русского общества и культуры, являясь «художником-патриотом, изучившим свою родину не одною кистью»[13], а также неоднократно подчеркивал словами и делами верность народу Армении, особенно болезненно переживая период его массовых убийств в 1894–1896 годах. Поэтому Венеция – место, где сложился оазис родной для него культуры, – превратилась в особенно важный пункт путешествий по миру. Сан-Ладзаро-дельи-Армени – его питательная связь с истоками. Как же появилась сия обитель на карте Светлейшей?
Опустевший остров в лагуне до начала XVIII века оставался покинутым. Но в 1717 году земля была передана армянской общине во главе с Мхитаром Севастийским с разрешением возвести монастырь и проводить службы согласно их обряду. Мхитаристы, как именовали себя братья, восстановили существовавшую ранее церковь, адаптировав ее под свои нужды, построили монастырь, разбили сады и огороды и даже увеличили в несколько раз поверхность предоставленной им в пользование суши.
Но главное занятие конгрегации, что утвердил еще сам Мхитар (что имел тот же сан вардапета, что и Гавриил Айвазовский), – несение духовности, веры и культуры сынам Армении и всему миру. Оно подразумевало просветительскую деятельность, переводы знаковых произведений на армянский язык и не только, книгопечатание, создание крупной библиотеки с редчайшими изданиями и манускриптами.
Сам основатель внес неоценимый по значимости вклад в праведное дело. Опубликовал разные книги, включая катехизис, сборник молитв, Библию, грамматику, первый словарь армянского языка. Библиотека обогатилась образцами времен Средневековья и Возрождения, классическими авторами, рукописями, которым перевалило за 10 веков. Благодаря монахам создавались первые географические карты на армянском языке, материалы об искусстве, философии и теологии. Остров Святого Лазаря – до сих пор важнейший центр армянской культуры в мире, а его библиотека является третьей по количеству собранных изданий и считается настоящим кладом для изыскателей.
К слову, подобная работа и ориентация на культуру сослужили монахам хорошую службу – спасли их от указов Наполеона Бонапарта, что одним росчерком пера завершал работу религиозных объединений на подвластных ему территориях. Деятельность Сан-Ладзаро была расценена как научное сообщество с соответствующими трудами, поэтому монастырю позволили продолжать свои исследования. Не иначе как в этом проявилось заступничество Высших сил и самого основателя – Мхитара Севастийского.
Иван Константинович, пребывание которого в Венеции длилось месяцы, неоднократно посещал остров Святого Лазаря. Тишина, спокойствие, уединенность, возможность погрузиться в свои мысли, приобщение к достоянию своего народа способствовали обретению им новых творческих идей и вдохновения.
Интересовал живописца и знаменитый английский гость общины мхитаристов – лорд Байрон, что почти ежедневно в течение трех месяцев за несколько десятилетий до Айвазовского ступал на островную землю для изучения армянского языка.
«Прибыв в Венецию в 1816 году, я нашел, что ум мой был в таком состоянии, которое требовало занятий, и притом такого рода, чтобы они только немного простора давали воображению и представляли известные трудности для занимающегося. В это время на меня, как, вероятно, и на всех других путешественников, произвела большое впечатление община Св. Лазаря, которая, кажется, соединяет в себе все преимущества монастырского учреждения, не обладая ни одним из его пороков. Чистота, комфорт, кротость, непритворное благочестие, таланты и добродетели братьев ордена способны внушить светскому человеку убеждение, что существует другой, лучший мир даже в этой жизни», – писал Байрон в предисловии к учебнику по армяно-английской грамматике.
Конечно, Айвазовский видел зал, посвященный Байрону, и портрет английского поэта, что и сейчас украшает помещение. Возможно, знал о любимом месте в саду, что условно называется «холмом лорда Байрона», под тенью оливковых деревьев. Тогда неудивительно появление литератора на одной из картин Ивана Константиновича – «Посещение Байроном мхитаристов на острове Св. Лазаря», что хранится в Национальной галерее Армении. Однако копия полотна украшает и коллекцию Музея армянской конгрегации мхитаристов в Венеции – уж очень хотелось братьям иметь у себя работы, связанные с их монастырем.
В виде копии здесь есть и «Отцы-мхитаристы на острове Св. Лазаря», что была создана в Венеции в 1843 году. Прекрасный панорамный вид на Царицу Адриатики в закатном мягком желто-оранжевом свете сразу настраивает на гармонию и отрешенность. Виднеются очертания знакомых пейзажей с церквями и колокольнями, горная гряда, таящая вдали, вычерченный одинокий силуэт темной гондолы, задумчивые лица монахов и красная, лежащая на парапете книга – символ учености и просвещения, ставших главным делом армянской обители в лагуне. Тут изображены и реальные исторические личности – вероятно, Авгерян, что давал Байрону уроки армянского языка, и брат художника – тот самый Гавриил, с которым они были очень близки.
Предположительно, именно он подсказал Айвазовскому идею картины, что произвела в Италии настоящий фурор, – «Хаос. Сотворение мира» – на волнующую библейскую тему, где традиционно для художника в центре внимания фигурирует вода.
Иван опирался на цитату Священной Книги: «Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водой» (Быт. 1:2). На полотне он эмоционально и почти дословно изобразил описанное, словно приоткрывая дверь в тот самый момент, когда Всевышний породил планету. Мощная, главенствующая, неукротимая стихия воды, контрастные облака, тень и непременный на каждой картине живописца свет – как символ надежды и настоящего большого начала. Над всем – сияющий силуэт Господа, с силой и любовью укрощающий могучий и не подвластный никому ранее хаос.
«Сотворение мира» показали на выставке в Риме уже в конце 1840 года, когда талантливый выпускник из Российской империи только приехал в Италию на стажировку. Полотно вызвало море восторгов и волны обсуждений. Имя Айвазовского звучало у всех на устах. Слух о триумфе молодого пейзажиста дошел до самого Ватикана, глава которого – папа Григорий XVI – выразил желание приобрести обсуждаемый и беспрецедентный по популярности «Хаос». Айвазовский же, узнав о намерении Его Святейшества, решил подарить картину понтифику. Подобное решение, демонстрирующее не только талант, но и человечность, еще больше возвеличило художника в глазах общества.