Емко описал происходящие тогда события Николай Васильевич Гоголь: «Пришел ты, маленький человек, с берегов далекой Невы в Рим и сразу поднял ”Хаос» в Ватикане”[14]. К слову, знакомство художника с известным писателем произошло также в мистической Венеции и имело важность для обоих – повелители кисти и пера стали добрыми знакомыми.
Об их первой встрече в Царице Адриатики сложился своеобразный анекдот:
– Кто это такой? – спросил Айвазовский у Панаева.
– Это Гоголь! – ответил шепотом Панаев.
– А вы Айвазовский? – спросил Гоголь, услышавший их шепот, и, подойдя к молодому художнику, начал крепко пожимать ему руку.
– Знаете, Иван Константинович, – обратился Панаев к Айвазовскому: – Ведь Гоголь ваш горячий поклонник… Когда он любуется вашими картинами, он буквально захлебывается от восторга.
– Немудрено, брат, захлебнуться, когда он дает в своих картинах такую чудесную воду, – ответил Гоголь, хлопнув дружески по плечу ладонью сконфузившегося от такой похвалы художника[15].
Смущение юноши неудивительно – Николай Васильевич к тому моменту уже прославился своим «Ревизором» и вынашивал идею главнейшего произведения – «Мертвых душ».
Впрочем, это вряд ли влияло на закрытость характера, о которой Айвазовский упомянул в своих записях, рисуя облик нового знакомого: «Если бы я был портретистом, я написал бы в ту пору портрет Гоголя. Низенький, сухощавый, с весьма длинным заостренным носом, с прядями белокурых волос, часто падавшими на маленькие прищуренные глазки, Гоголь выкупал эту неприглядную внешность своею любезностью, неистощимою веселостью и проблесками своего чудного юмора, которым искрилась его беседа в приятельском кругу. Появление нового незнакомого лица мгновенно набрасывало тень на сияющее добротою и озаренное улыбкой лицо Гоголя: он умолкал, хмурился, как-то уходил сам в себя. Эту странную черту характера замечали в нем все его близкие знакомые. Со мною, однако же, он довольно скоро сошелся, и я не раз наслаждался его милой беседой»[16].
Знаковая встреча в Венеции переросла в дружбу, что растянется на годы. Ну а пока, в Италии, они путешествовали, говорили об искусстве, вдохновлялись прекрасными местами, в изобилии раскиданными от северных величественных Альп до горячего, утопающего в аромате лимонов и жасмина юга. В римской «келье» Гоголя, как он называл свою обитель в Вечном городе, Айвазовский считался дорогим гостем. Там сложился отдельный от прочих русских художников кружок, где главенствовали рассуждения о культуре, дружеская атмосфера, искренность.
Успех «Хаоса» в Риме, внимание Ватикана и итальянской публики творцы тоже отмечали вместе. Во время «обмывания» золотой медали, полученной в качестве благодарности от понтифика за подаренный «Хаос. Сотворение мира», Гоголь даже обронил фразу, что попадет в журналы того времени: «И что обиднее всего <…>, мне бы в шею за это дали, а Ване Айвазовскому дали золотую медаль»[17].
Но Айвазовскому действительно к тому моменту уже можно было многое. Европейская слава молодого художника росла день ото дня, от выставки к выставке. Каждая картина, вышедшая из-под его кисти, – восторг, ценность, заполучить которую становилось делом чести. Аристократия, богема, высшие круги превозносили Ивана Константиновича на пьедестал, но, несмотря на все заслуженные дифирамбы, награды и заслуги, Айвазовский оставался скромным и преданным искусству человеком. Громкий успех, сопутствовавший с юности, не смог вскружить голову простому жителю Феодосии.
Особенно радовались за него присутствовавшие рядом на выставках соотечественники. «С каким восторгом говорили мы это «нашего» в Риме, с какой гордостью смотрели мы на слово «Russo» (русский. – Прим. авт.), написанное на карточке под его картинами», – вспоминает Ф. В. Чижов – промышленник, знакомый Николая Гоголя и Александра Иванова [18].
Популярность и «модность» мариниста из Российской империи повышали ценность его произведений. В этом смысле Армянский монастырь Святого Лазаря в Венеции является обладателем огромного богатства – более 10 оригинальных работ Ивана Константиновича, подаренных им обители в разные годы. Изображенная на полотнах география многообразна – Венеция, Арарат, Неаполь, юг Италии и даже заморская Ниагара.
Но главное сокровище пришло в их руки относительно недавно – в начале XX века мхитаристы получили бесценный дар из Ватикана – тот самый «Хаос», что всполошил итальянские художественные круги и понравился папе Григорию XVI. Сейчас эта работа располагается в центре экспозиции, где представлены все имеющиеся картины Айвазовского. Ими можно полюбоваться во время экскурсии по монастырю.
Творчество неизменно сопровождало мариниста в Венеции, но иногда случались и курьезные случаи. В Серениссиме состоялась весьма необычная сделка – Иван познакомился с одним маркизом, сразу же обратившим внимание на холсты с морскими видами. Что неудивительно: творца, превосходившего Айвазовского в их изображении, попросту не существовало. Восхищение и похвала не заставили себя долго ждать. Помимо отзывов, услышал Иван Константинович и о большой любви брата своего собеседника к живописи. Мужчина при этом занимался производством колбасных изделий в знаменитой своей гастрономией Болонье, где мортаделла и прошутто – не только часть культурного кода, но и настоящая ежедневная «религия» во время обеда и ужина.
Маркиз неожиданно предложил в качестве оплаты за полотно продукцию завода брата в надежде, что знаменитый художник примет столь смелое предложение. Айвазовский, успевший за время пребывания в Италии полюбить «ветчину, колбасы и сосиски, особенно болонского произведения»[19], дал свое согласие и принялся за дело. Отличаясь быстротой работы, он в тот же день создал картину, что в скором времени отправилась в Болонью. Вкусивший прелести местных деликатесов, художник взамен получил посылку с образцами мясного искусства Италии, качеством и вкусом которых остался очень доволен.
Подобный редкий «натуральный обмен» в его практике заслуживает упоминания. Ведь помимо «колбасного короля» из Болоньи заказчиками картин Айвазовского считаются император Российской империи, султан из Константинополя, король Неаполя, герцоги, знать со всего света, члены русской императорской фамилии. В течение жизни живописец получил множество званий, свидетельствующих о роли в обществе: статус профессора, академика, – был пожалован орденами: Святой Анны, Владимира, Александра Невского, Станислава, французского Почетного Легиона, Спасителя из Греции, Меджедия, Османье от турецкого султана. Числился членом европейских академий: Флорентийской, Амстердамской, Штутгартской. Стал почетным гражданином города Феодосии за посильное участие и помощь в его жизни. В честь земляка приняли решение назвать там улицу, гору, бульвар, фонтан. Оставить имя Ивана Константиновича в истории для Феодосии – дело чести, уважения и благодарности, ведь он заботился о появлении библиотеки, железной дороги, картинной галереи, художественной школы. А также выступал за расширение местного порта, занимался археологией, исследуя курганы, и даже находил весьма ценные старинные вещицы. На свои средства построил не сохранившийся ныне музей древности, а когда возникли проблемы с питьевой водой, по личному волеизъявлению, заботясь о горожанах, организовал водопровод от источника в своем загородном имении до Феодосии. Имя художника было широко известно как в России, так и за ее пределами.
Выставки работ Айвазовского проходили в Париже, Риме, Лондоне, Неаполе, Амстердаме, Берлине и Венеции. К итальянским местам особенно привязалась его душа. В конце жизни творец надеялся совершить путешествие в bel paese, но мечта осталась лишь мечтой.
Брат Гавриил же покинул орден мхитаристов, остров Святого Лазаря и Серениссиму, чтобы посвятить всего себя служению Армянской апостольской церкви в родном Крыму. Сильная, глубокая связь братьев Айвазовских с Венецией завершилась с окончанием их земного пути. Но в Венецианской лагуне мхитаристы до сих пор помнят своих соплеменников и воздают должное их вкладу в искусство, культуру и науку.
Конечно, след Айвазовских остался. Журнал «Базмавеп», созданный Гавриилом, продолжает свое существование, погружая читателей в различные интеллектуальные темы. А об Иване вспомнишь, хоть и не сразу, попав в стены монастыря. Для этого придется подняться по широкой лестнице с ковкой, названной в честь Мхитара, пройти старинные залы, любуясь росписями и многочисленными полотнами (в том числе знаменитых Джованни Баттиста Тьеполо, Якопо Пальма Джоване и Себастьяно Риччи), темной мебелью, большими книжными шкафами почти до самого потолка, где в ряд выстроились огромные экземпляры с позолоченными буквами на торцах и потертыми временем обложками. Окинуть взглядом богатейшее собрание библиотеки с цветными миниатюрами и книгами на разных языках, насладиться прекрасной, представленной во всем блеске коллекцией, собранной за три столетия.
Холодный мраморный пол с типичной венецианской мозаикой и скрип ступеней не раз напомнят о почтенном возрасте обители и ее прославленных гостях.
После зала Байрона с прекрасно сохранившейся египетской мумией, церкви с цветными витражами, бархатным занавесом и голубыми стенами, комнат с глобусами, музея с артефактами, созданными до Рождества Христова, и галереи с развешенными картинами армянских живописцев, среди которых заметны Сарьян и Параджанов, посетитель неизменно попадает в зал с полотнами Ивана Константиновича Айвазовского.
Где на него неожиданно, словно мощный водопад, первым делом обрушивается расположенный в центре «Хаос» – тот самый, из Ватикана, что подарил талантливому юноше из Феодосии мировую, не меркнущую в веках славу, сохранившую его имя и в летописи Российской империи, и в сердце каждого армянина.