Мы склонны присоединиться к мнению американского историка А. Мейера: «Если бы Вильсон прибыл в Европу убежденным в необходимости фронтальной атаки против большевистской России, Клемансо и Ллойд Джордж (не говоря уже о Соннино) почти наверняка последовали бы за ним. Даже не призывая свои войска в крестовый подход против большевиков, Вильсон бы мог вызвать этот поход своей воодушевляющей идеологией, которая нейтрализовала бы оппозицию европейских левых, в то время как его страна предоставила бы необходимые материальные резервы для крестоносцев. Но произошло противоположное. С поражением Германии, фактическим распадом германского государства нерешительность президента в отношении интервенции лишь возросла. Эта нерешительность, появлению которой было много причин, вела Вильсона к охране скорее существующего положения, чем к немедленному употреблению силы и решительному наступлению».
Вильсон рассуждал в терминах макрополитики. Война в России так или иначе окончится. Задачей становилось привлечение любого будущего правительства России в коллектив мирового сообщества – Лиги Наций, а не доведение Москвы до положения мирового изгоя. У Америки был исторический шанс – лишь она, растущая и крепкая, могла оказать экономическую помощь России в минуту ее отчаяния. Создание же более определенной структуры взаимоотношений между США и Россией укрепляло базис международного порядка, в котором западноевропейским метрополиям приходилось потесниться. Было ясно, что без России невозможно подлинное европейское восстановление и новое мировое перераспределение ролей.
Позиция президента Вильсона, победа английского премьера Ллойд Джорджа над воинственным крылом своего кабинета, обращение Клемансо к формированию Малой Антанты и опоре на Польшу (проявившую себя сильным противником России в 1920 г.) позволили многострадальной России выйти из поля непосредственного давления Запада. Наконец и для России мировая война действительно закончилась.
Консолидация
В годы интервенции и Гражданской войны Советская Россия призвала в ряды своей армии полководцев типа Брусилова, который определил в качестве своей главной задачи «возбудить чувство народного патриотизма». Десятки тысяч офицеров, презрев прошлое, вступили в советскую армию после взятия Киева поляками в мае 1920 г. Киев не только был отбит, но в июле того же года Красная Армия начала стремительное наступление на Польшу.
Но фиаско оторвавшегося от основных войск Тухачевского похоронило надежды на выход русской армии в Центральную Европу. Наступившие холода открыли старую картину: окопы и колючая проволока по всему фронту. Рижский мир, подписанный в марте 1921 г., завершил этап безостановочного кровопролития в этой части Европы.
Однако сочетание Гражданской войны и продразверстки вызвало страшный кризис русской экономики, начиная с сельского хозяйства. Начинается великий голод 1921 г. Голод и разочарование привели к социальным протестам, среди которых следует отметить восстание моряков в Кронштадте (1921) и восстание крестьян в Тамбовской губернии.
Ленин круто развернул курс государственного корабля – в сторону частичного восстановления капиталистического хозяйства – новой экономической политики. Отныне и до 1929 г. в стране допускается частная собственность и создание частных предприятий. Самообогащение легализировалось. Немалое число революционеров приставили в эти дни пистолеты к своим вискам.
На Х партийном съезде Ленин произнес трехчасовую речь, которая прозвучала похоронным звоном для приверженцев мировой революции. Категорически отвергая всякую оппозицию – а перед ним сидели многолетние борцы за мировой коммунизм, – Ленин потребовал перехода к улучшению условий жизни в одной стране. В России. Созданные на местном уровне власти пошли по пути федерализации страны, апофеозом чего было создание в декабре 1922 г. Союза Советских Социалистических Республик.
За два месяца до этого были закончены последние бои Гражданской войны. Красная Армия вошла во Владивосток. Очередная масштабная война закончилась, наступила мирная передышка. Никто не знал, сколько она продлится.
Часть четвертаяРоссия во Второй мировой войне
В изоляции
Опыт Первой мировой и Гражданской войны отшатнул Россию от Запада. Поставщиком необходимого минимума с 1922 г. (после Рапалльского договора) стала Германия, но в целом Россия, разочарованная в западном пути развития, ушла в изоляцию. И до сих пор по существу не знает, как из нее выйти.
Агония войны вывела на арену истории массы, для которых Европа в позитивном плане была пустым звуком, а в непосредственном опыте ассоциировалась с безжалостно эффективной германской военной машиной, с пулеметом, косившим русских и нивелировавшим храбрость, жертвенность, патриотизм. Произошла базовая трансформация мышления, и Россия ринулась не к единению с Европой и миром, а в поиски особого пути, особой судьбы, изоляции от жестокой эффективности Запада. Так был избран путь на семьдесят лет.
Говоря словами Н.С. Трубецкого, война «смыла белила и румяна гуманной романо-германской цивилизации, и теперь потомки древних галлов и германцев показали миру свой истинный лик – лик хищного зверя, жадно лязгающего зубами». Такой лик уже не мог привлечь Россию.
Как справедливо полагает Т. фон Лауэ, «перед правителями Российской империи – любыми правителями – стояли невероятные по масштабам проблемы. Нигде более политические амбиции, основанные на потенциале огромной страны, и претензии на превосходство, рожденные столетиями унижений, не сталкивались столь грубо с горькими реальностями политической слабости. Царская империя была колоссом на глиняных ногах, влекомая все же посредством своей интеллигенции к внутренней вере в триумфальное преодоление всех трудностей. Такая вера поддерживалась огромной надеждой на возможность имитации западной модели, равно как и намеками на слабость Запада. Подобно всем прочим наблюдателям – как внутренним западным, так и внешним незападным – русские интеллектуалы не видели внутренней субструктуры, которая скрепляла Запад в самой своей основе».
Символом новой внутренней направленности России, потерпевшей поражение в попытке романовского слияния с Западом, стал перенос столицы из петровского Петрограда в допетровскую столицу – Москву. Переезд правительства Ленина в марте 1918 г. был не только символом, он означал физическое удаление жизненных русских центров от границы с Западом.
Сильнее всего сказалось на отношениях России с Западом то обстоятельство, что Гражданская война истребила воспитываемый веками контактов с ним прозападный слой России. Из примерно 5 млн. европейски образованных русских, составлявших элиту страны в предреволюционный период, в России после голода, Гражданской войны и исхода интеллигенции на Запад осталось едва ли несколько сотен тысяч, решительно оттесненных от рычагов власти. Это был второй (после переноса столицы) фактор в пользу автохтона Сталина. В социал-демократии (как и в целом в русской интеллигенции) шла негласная борьба между почвенниками и западниками – даже когда фракции борющихся партий не осознавали себя таковыми. Сам Ленин, изначально западник и интернационалист, придя к власти, вынужден был отдать дань российской реальности, став, по сути, не-западником и русским патриотом. Вся плеяда социал-демократов-интернационалистов после отката идей мировой революции начинает эволюционировать в сторону национально-незападных проектов (НЭП и т. п.).
Далее – быстрее. На Х съезде партии большевиков делегат от Украины В.П. Затонский выразил сожаление по поводу пробуждения революцией национального движения в России. Превратив страну из медвежьего угла Западной Европы в передний край мирового движения, революция, по его словам, утвердила дух «русского красного патриотизма», склонность не просто гордиться своим русским происхождением, но считать себя прежде всего русским и видеть в молодом государстве скорее новую «единую и неделимую Россию», чем советскую федеративную систему. Сталин стал ведущей фигурой среди «русских красных патриотов» – и не только из политического расчета, «но и потому, что большевистская революционность неотделима в нем от русского национализма».
Идущие за Сталиным большевики совершили революцию, стремясь извлечь западную силу из незападных народов. Результат по определению не мог быть стопроцентно успешным. Произошло то, что и должно было произойти – столкновение (под огромным политическим давлением) двух культур, западной и автохтонной.
Как практически во всех странах, решающих задачу насильственной модернизации, лидер российской модернизации вышел из самых низов общества. В отличие от Ленина, человека с западным образованием, прожившего половину жизни на Западе, Сталин жил на Западе в целом примерно четыре месяца в 1906–1907 гг. Строго говоря, это был типичный автохтон, умственно и эмоционально сформировавшийся внутри России. Но этот очевидный недостаток, который не позволил бы Сталину в иное время, в годы господства прозападной элиты, даже приблизиться к вершине власти, оказался его величайшим внутриполитическим козырем в борьбе за власть на протяжении десятилетия – с 1918 г. по 1928 г.
Сталин и его окружение могли воображать о себе все, что угодно, но для истории они были не более чем культурные колонизаторы, создающие «нового человека», способного соревноваться с западным человеком в энергии, предприимчивости, прогнозируемости своих действий, плановом характере построения своей жизни, методичности освоения природы, целенаправленности всех своих жизненных усилий. Целью всех мук и страданий, жесточайшей коллективизации и просто героической индустриализации должно было быть осуществление мечты: создание на востоке Европы народа, не менее энергичного и целеустремленного, чем его западные соседи.
Народы России вольно и невольно заплатили за эти усилия колоссальную цену. Неразумнее всего было только одно: высмеять все эти усилия и попытаться начать все с начала – с первозданного хаоса, джунглей предкапитализма…