В средине жесточайшей войны с крестьянством, представлявшей собой, в сущности, вторую Гражданскую войну – в жестоком октябре 1931 года Сталин произнес слова, для многих в СССР ставшие символом веры. «Тех, кто отстает, бьют. Мы не хотим быть битыми. Нет, мы не хотим быть битыми. Старую Россию били из-за ее отсталости. Ее били монгольские ханы, ее били турецкие беи, ее били шведские феодалы, ее били польско-литовские паны, ее били англо-французские капиталисты, ее били японские бароны, ее били все – из-за ее отсталости. Из-за военной отсталости, из-за культурной отсталости, из-за сельскохозяйственной отсталости. Ее били, потому что это было выгодно и проходило безнаказанно. Вы помните слова дореволюционной песни: «Ты и могучая, ты и бессильная, матушка Русь». Мы отстали от развитых стран на срок от пятидесяти до ста лет. Мы должны преодолеть отставание в течение десяти лет. Либо мы совершим это, либо нас сокрушат».
Сталин произнес эти слова тихим голосом со страшным грузинским акцентом. Но они прозвучали страстным набатом, неукротимым призывом к русскому патриотизму. Их знали наизусть даже те, кто был жертвой коммунизма и кто ненавидел советскую систему.
Новые вожди большевиков, такие, как Сталин, Молотов, Микоян, Хрущев, получили образование у местных священников, а отнюдь не в западных университетах. Их героями в русской истории были такие русские революционеры, как Чернышевский, и такие вожди допетровской Руси, как Иван Грозный, а вовсе не фигуры романовского периода. Почвенник Некрасов, а не западник Пушкин, стал главным поэтом новой эпохи. Музыканты «Могучей кучки» возобладали в национальном престиже над менее «почвенными» музыкальными гениями, художники-передвижники – над отвлеченно-космополитическими талантами.
Поэт М. Волошин в своей поэме «Россия» (1924) называет Петра Первого «первым большевиком». Тот же дух истории, который направлял мысли и топор царя Петра, который помог мужицкой России за три столетия разрастись от Балтики до Аляски, теперь вел большевиков «по вековому русскому пути».
Наиболее громко – впервые – национальное сталинское видение смысла русской истории прозвучало на расширенном пленуме Центрального комитета ВКП(б) в ноябре 1928 г.: «Когда Петр Великий, имея дело с более развитыми странами на Западе, лихорадочно строил заводы и фабрики для снабжения армии и усиления обороны страны, то это была своеобразная попытка выскочить из рамок отсталости». При прежних правящих классах подобная попытка не могла завершиться успехом. Только большевики могут наконец решить проблему ликвидации вековой отсталости России. В этом был весь Сталин, стремящийся идти петровским курсом на быстрое преобразование страны сверху.
Но Сталин, осуществляя национальную рекультуризацию и модернизацию, проводил осторожную внешнюю политику, полагая, что время, дарованное ему разделенным враждой Западом, ограничено и им нужно воспользоваться максимально. В 1925 г. окончательно разрешается спор автохтона Сталина и интернационалиста Троцкого. Ныне видно, что исход их борьбы не мог быть иным. 170 млн. человек не могли быть принесены в жертву «социальному поджогу» Запада, на алтарь восстания европейских пролетариев. Поставив задачу собственного общественного устройства, построения социализма в одной стране, Сталин выиграл бой.
Пафос жертвенности
Нэп позволил сельскому хозяйству России в 1926 г. достичь предвоенного уровня, в 1928 г. того же добилась и промышленность. Но далее в лучшем случае следовала медленная эволюция без всяких надежд на массовые инвестиции. Нужно было либо сдавать власть, либо устремляться к обещанному чуду. В то же время поражение в мировой войне учило трезвой оценке, способствовало рациональному самосознанию. Россия убедилась, сколь несовершенен ее экономический и социальный механизм, прогнувшийся (в отличие от западного) перед германской мощью. Разбитые армии хорошо учатся.
Своей слабости большевики не забывали никогда. На XV съезде ВКП(б) в 1927 г. было принято решение о необходимости «широчайшего использования западноевропейского и американского научного и научно-технического опыта». Сталин провозгласил в качестве цели «догнать и перегнать технологию развитых капиталистических стран». Строительство полутора тысяч новых заводов, предусмотренное первым пятилетним планом требовало огромных расходов на западное оборудование и на обучение специалистов. Это финансирование потребовало резкого увеличения экспорта сырья (леса, нефти, мехов – но прежде всего зерна). До Первой мировой войны Россия экспортировала 10 млн. т зерна, а в 1927 г. – только 2 млн. т. 9 июля 1928 г. Сталин говорит на закрытом пленуме ЦК ВКП(б): «Нам абсолютно необходим резерв для экспорта хлеба. Нам нужно ввозить оборудование для индустрии. Нам нужно ввозить сельскохозяйственные машины, тракторы, запасные части к ним. Но сделать это нет возможности без вывоза хлеба, без того, чтобы накопить известные валютные резервы за счет экспорта хлеба».
Двумя важнейшими процессами в утверждении национального начала и выработки собственного пути России в XX в. были коллективизация крестьянства и индустриализация. Предполагались два этапа. На первом, в ходе выполнения первого пятилетнего плана, ценою продажи даже хлеба голодающей страны, была осуществлена массовая закупка огромного объема западной техники и оборудования. Средства для ускоренного промышленного роста Сталин добыл там же, где Вышнеградский и Витте до него, – у огромной массы российского крестьянства. Битва с крестьянством была самым суровым периодом для русского большевизма. Не считаясь ни с какими жертвами, Сталин использовал историческую склонность российского крестьянства к общинному землепользованию для создания индустриального сельскохозяйственного производства. Целью этой войны против собственного народа (1929–1933 гг.) было внедрение массовых промышленных методов в традиционную сферу национальной жизни, утверждение пути, абсолютно отличного от западного индивидуального фермерства.
На этапе коллективизации страну поразил фантастический голод 1933 г., когда от засухи даже с деревьев исчезли листья, а по железным дорогам перемещались теряющие сознание миллионы людей с опухшими ногами. А ведь это были самые плодородные места – Поволжье, Украина, Северный Кавказ. Сталин всегда называл это время самым страшным для себя.
На втором этапе (второй пятилетний план) Советская Россия сделала акцент на развитии собственной технологии. Доля бюджета, выделяемая для индустриального развития, достигла за счет жертвы в жизненном уровне у целого поколения феноменальной цифры в 25 %. Такого не добивалась в XX в. ни одна страна. Задача, поставленная XVII съездом ВКП(б) (1934 г.), – превратить Советский Союз «в технологически и экономически независимую страну, в наиболее технически развитое государство Европы».
Между 1921 и 1940 гг. в стране произошли огромные перемены. Доля городского населения увеличилась с 29 % до 50 %. Численность инженеров возросла с 47 тыс. в 1928 г. до 289 тыс. в 1941 г. За две пятилетки (1928–1937 гг.) валовой продукт страны вырос с 24,4 млн. рублей до 96,3 млн. Выплавка стали – с 4 млн. т до 17,7 млн., добыча угля – с 35,4 млн. т до 128 млн. Страна пятикратно увеличила производство самолетов, прочно заняв первое место в мире (10 тыс. самолетов в 1939 г.). В течение одного десятилетия Россия сделала то, чего не смогла за предшествующие века – обошла Италию, Францию, Японию, Британию и Германию по основным экономическим показателям.
Таким образом, подобно тому, как канцлер Бисмарк «железом и кровью» объединял немецкие земли в единое государство в конце XIX в., столь же жестко и безжалостно укреплял советское государство и Сталин. Жертвы ГУЛАГа являются гарантией от исторического прощения Сталина, но даже американец Лауэ находит, что «в этой жестокости была своя логика. Замаскированная политическим инстинктом и цензурированная уже политикой террора, она заслуживает рационального анализа там, где мы касаемся ключевой проблемы насильственной рекультуризации. Как еще могли быть изменены углубленные убеждения народа, расширены устоявшиеся перспективы; как еще могла твердая человеческая воля – особенно упорная воля русских – быть приведена во флюидное состояние с тем, чтобы слить ее в общей воле крупных коллективов? Как еще столь своеобразные и самоутверждающие себя народы Советского Союза могли покорно приступить к решению задач, диктуемых людьми, машинами и организациями индустриального общества?» На Западе это слияние происходило столетиями в ходе становления наций-государств, в гораздо более благоприятных обстоятельствах.
Г. П. Федотов писал: «Подлинная опора Сталина – это тот класс, который он сам назвал «знатными людьми». Партийный билет и прошлые заслуги значат теперь немного; личная годность в сочетании с политической благонадежностью – все. В этот новый правящий слой входят сливки партийцев, командиры Красной армии, лучшие инженеры, техники, ученые и художники страны. Стахановское движение ставит своей целью вовлечь в эту новую аристократию верхи рабочей и крестьянской массы… Сталин ощупью, инстинктивно повторяет ставку Столыпина на сильных».
Стремлением обеспечить максимальную эффективность управленческого аппарата объясняется тот факт, что важнейшим адресатом сталинских репрессий выступали, прежде всего, высший и средний эшелоны управления. Итогом сталинских чисток стало формирование нового управленческого класса, адекватного задачам модернизации в условиях дефицита ресурсов. Инструментом достижения этой цели стало использование тарифно-квалификационной сетки – своеобразного аналога петровской Табели о рангах, – предполагавшей значительный разрыв в оплате труда в соответствии с разницей в квалификации.
Сталинизм как реакция на прозападный курс прежней самодержавной России стал апофеозом ухода в своего рода евразийство. В 1936–1939 гг. Сталин с небывалой жестокостью наносит удар по прежней большевистской гвардии с ее предпочтением общемировых социальных идеалов перед идеей национального возвышения России. Последняя террористическая кампания Сталина направлена в 1948–1953 годах против «безродных космополитов», не