Видение Кремля
Поражение Франции в войне против Германии в июне 1940 г. можно рассматривать как решающий момент. До этих пор Сталин ожидал на Западе продолжительной многолетней войны, своего рода продолжения боевых действий на Западном фронте типа тех, что имели место в 1914–1918 гг. – с окопами, пулеметным огнем и почти бессмысленными атаками, ослаблявшими обе стороны. Увы, все произошло совершенно иначе. Вермахт овладел инициативой и сокрушил французскую армию в классическом блицкриге. Победив могущественную французскую армию, вермахт показал себя значительно более могущественной силой, чем кто-либо мог ожидать. Уже 14 июня 1940 г. британский посол в Москве сэр Стаффорд Криппс докладывает в Лондон о русской обеспокоенности германскими успехами во французской кампании.
Первая реакция Сталина отразила его недоверие к немцам. Да, соглашение Молотова-Риббентропа существовало, но Гитлер есть Гитлер. Сталин так отреагировал на успешный блицкриг немцев на Западе: «Теперь немцы повернутся к нам. Они сожрут нас живьем».
Феноменальные военные успехи Германии поразили Сталина. Летом он приходит к выводу, что новая военная элита должна усвоить уроки, преподнесенные миру немцами. Маневрами 1940 года руководили маршалы Тимошенко, Буденный, Кулик, генералы Тюленев, Кирпонос, Ремизов, Апанасенко, Штерн. Ключевым элементом учений было «взаимодействие всех родов войск». Как отметила германская разведка, «абсолютно преобладали» оборона и штурм заранее подготовленных оборонительных позиций. Опыт почти несокрушимой «линии Маннергейма» настолько впечатлил советских генералов, что они как бы просмотрели действия Гудериана и Манштейна в Польше и Франции.
Буденный посчитал необходимым по результатам маневров высоко оценить службу связи – едва ли не решающий компонент взаимодействия войск в мобильной войне современности. Между тем, Красная Армия так и не овладела радио как безусловно наиболее важным средством сообщения армейских частей, что очень скажется в будущей войне.
Теперь возможность компромисса между Берлином и Лондоном, выступление всего Запада против России страшило советское руководство как ничто иное. Молниеносность германской победы заставила его спешить. В июне 1940 г. Сталин возвращает Советскому Союзу никогда не признававшуюся румынской Бессарабию – Красная Армия вошла в нее 28 июня. 21 июля 1940 г. депутаты Литвы, Латвии и Эстонии провозгласили свои страны социалистическими республиками, и в августе эти республики были приняты в СССР. Итак, территория площадью более полумиллиона квадратных километров с населением в 20 млн. человек вошла в состав Советского Союза тогда, когда германские армии развивали свой успех на Западе. Гитлер считал потерю Прибалтики временной, и на этом этапе не вмешивался в происходившие на границах СССР процессы.
На секретной конференции в Бад Райхенхале начальник штаба сухопутных сил (ОКХ) Йодль объявил 29 июля 1940 г. штабным офицерам, что Гитлер намерен атаковать СССР весной 1941 г. Более того, вначале Гитлер говорил Йодлю, что собирается выступить против СССР уже осенью 1940 года. По словам Йодля, Кейтель посчитал своим долгом предостеречь фюрера от явной авантюры: не только плохая погода помешает технике, но и сам процесс перевода колоссальных людских масс займет слишком много времени. Гитлер согласился с этими аргументами.
Балканы
Гитлер консолидировал свою империю. Только Британия на Западе противостояла Берлину. Италия, Финляндия, Хорватия, Словакия, Венгрия, Румыния – стали непосредственными союзниками. В более пассивной форме союзниками были петеновская Франция, франкистская Испания. Только Балканы оставались «спорной территорией».
Советская сторона достаточно ясно видела происходящее в Восточной Европе и периодически протестовала, если немцы нарушали статус-кво. Так, СССР достаточно быстро и недвусмысленно отреагировал на ввод германских войск в Румынию и Болгарию. Последовали решительные протесты советского правительства в связи с нападением Германии на Югославию и Грецию, что рассматривалось в Москве как нарушение советско-германского пакта и угроза непосредственным советским интересам. Германское руководство не только грубо указало, что и Румыния, и Болгария войдут в германскую зону влияния, но и не посчитало нужным проявить минимум внешней деликатности – оповестить о своих возможных инициативах на Балканах. А ведь Сталин и Молотов говорили ни более ни менее, как об «интересах безопасности» Советского Союза.
Москва желала мирных отношений, но не любой ценой. Сталин категорически противился уступке Германии всех Балкан с их большим славянским населением. Непосредственное столкновение интересов Советского Союза и нацистской Германии, зрело на Балканском полуострове. Германские отношения с новой Румынией (потерявшей как Бессарабию, так и Трансильванию) оказались стержнем политики Берлина на Балканах. При этом Гитлер оказался «неготовым» к преобладанию позиций СССР в Болгарии. Трудно переоценить роль антинемецкого восстания в Югославии 27 марта 1941 г.
Берлин проявлял к Балканам самый пристальный интерес. Согласно секретной директиве от 20 сентября 1940 г., Гитлер приказал отправить в Румынию военные миссии: «Для внешнего мира их задачей будет помощь дружественной Румынии в организации и управлении ее вооруженными силами. Действительной же задачей, которая не должна быть известна ни румынам, ни нашим собственным войскам, будет защита районов нефтяных месторождений… приготовление развертывания с румынских баз германских и румынских войск в случае войны с Советской Россией».
Сталин крайне опасался полного германского преобладания на Балканском полуострове. Еще более его волновало вхождение германских войск в Финляндию, и он немедленно запросил Берлин о целях появления германских войск в «советской зоне ответственности». Германская нота объясняла, что «германо-финское соглашение… является чисто техническим делом и не имеет политической значимости». Риббентроп пообещал объяснить все в личном письме Сталину. Письмо – длинное, монотонное и сухое, должно было деталями и побочными соображениями прикрыть сам факт начавшегося военного сотрудничества Финляндии и Германии, фактического вхождения Финляндии в зону влияния Берлина.
Решению всех возможных противоречий послужило бы решающее сближение четырех держав – Германии, Италии, Японии и Советского Союза. «Делимитация их интересов в мировом масштабе» послужила бы разрешению всех неувязок о недоговоренностей. Было выдвинуто и принято предложение Молотову посетить Берлин.
Министр иностранных дел Риббентроп пытался смягчить недовольство Москвы. Он в пространных депешах занижал значимость смысла и итогов Венского арбитража. Посол Шуленбург на ту же тему вел успокоительные беседы с Молотовым. Но напрасно. Шуленбург докладывал в Берлин, что Молотов, «в отличие от прежних контактов, был замкнутым». Кремль сопротивлялся как мог: с советской стороны последовал устный протест, в котором германское правительство обвинялось в нарушении статьи третьей советско-германского договора, предусматривавшей в подобных случаях двусторонние советско-германские консультации. Это мало помогало – в инциденте с Румынией Советский Союз был поставлен перед свершившимся фактом.
Гитлер и его окружение были решительно настроены на вытеснение Советской России с Балканского полуострова. Риббентроп отказывался признать нарушение Германией августовского (1939 г.) договора. Он «перешел в контрнаступление» 3 сентября 1940 г., обвиняя СССР в самоуправных действиях против балтийских государств и румынских провинций (Бессарабия) как нарушении статьи третьей пакта.
Ответ советского руководства 21 сентября 1940 г. был написан жестким языком. В нем указывалось, что Германия нарушила договор и что Советский Союз, по многим причинам, заинтересован в Румынии. Абсолютно новой нотой было не лишенное сарказма предложение отменить или изменить пункт о взаимных консультациях, «если он содержит определенные неудобства» для германской стороны.
Совершенно очевидно было то, что Кремль интересует судьба Болгарии и Югославии. Если позволить немцам овладеть контролем над этими славянскими странами, то вся западная граница СССР становилась объектом потенциального массированного удара.
Молотов в Берлине
СССР и Германия теперь просто обязаны были провести линию разграничения своих действий на Балканах. Для этого в Берлин выехал нарком иностранных дел В.М. Молотов. На всем расстоянии от границы с СССР до Берлина вдоль полотна стоял почетный караул.
Германские записи, отразившие каждую минуту этого важного визита, дают довольно полную картину того, как вершилась история. На Молотове был ничем не примечательный цивильный костюм, а на Риббентропе – униформа сине-зеленого цвета, высокие сапоги и фуражка с высокой тульей (которую он сам скроил). Первое заседание проходило за круглым столом в прежнем президентском дворце, недавно полученном рейхсминистром.
Риббентроп начал с провозглашения краха Британской империи, надеющейся лишь на помощь со стороны Америки. Но «вступление Соединенных Штатов в войну не будет иметь последствий для Германии. Германия и Италия никогда не позволят англосаксам высадиться на европейском континенте… Страны «оси» размышляют сейчас не над тем, как выиграть войну, а над тем, как завершить уже выигранную войну». Пришло время, когда Россия, Германия, Италия и Япония должны определить свои сферы влияния. Фюрер полагает, что все четыре державы должны обратить свои взоры на юг. Япония на Южную Азию, Италия на Африку. Германия, установив в Западной Европе «новый порядок», займется Центральной Африкой. Риббентропу было интересно узнать, не повернет ли и Россия в направлении южных морей, «не обратится ли она на юг для получения выхода к открытому морю, который так важен для нее».
Картина, нарисованная Риббентропом, вопреки ожиданию, не вызвала энтузиазма у главы советской делегации. Молотов холодно перебил рейхсминистра: «К какому морю?» Неудержимый, казалось, поток красноречия Риббентропа внезапно иссяк. Он не смог прямо ответить на поставленный вопрос. Ходя вокруг да около, рейхсминистр все толковал об огромных переменах в