«Впереди Германия!»
Первым перешел границу Германии Конев. Огибая индустриальные центры Силезии, он избежал «задержек в пути», и уже 20 января 52-я армия генерала Коротеева пересекла германскую границу у Намслау. Лелюшенко вышел к Одеру вечером 22 января. 25 января Жуков говорит Сталину, что намеревается выйти к Кюстрину. Обсудили 150-километровый разрыв между 1-м Белорусским (Жуков) и 2-м Белорусским (Рокоссовский) фронтами как опасный: с севера, из грозовой тучи Восточной Пруссии, может сверкнуть молния. Жукову следует подождать решения Рокоссовским своей восточнопрусской задачи. 1-я гвардейская танковая армия Катукова брала город за городом, но Жуков приказал своим военачальникам внимательно смотреть за севером.
Каждый солдат 3-го Белорусского фронта получил следующий текст: «Товарищи! Теперь вы достигли границ Восточной Пруссии, и вы пойдете по земле, которая родила фашистских чудовищ, разоривших наши города и дома, убивших наших сыновей и дочерей, наших братьев и сестер, наших жен и матерей».
Рокоссовский спешил изо всех сил – он задержал наступление главного фронта. Бои немцы вели умело, отступать им было некуда. Такие немецкие части, как танковая дивизия СС «Гроссдойчланд», дрались со смертельным отчаянием и сильно затормозили движение Рокоссовского.
Черняховский со своим 3-м Белорусским фронтом начал наступление 13 января 1945 г. в 6 поутру. Глубокий туман прикрывал действия его ударных батальонов. На горизонте у него был Кенигсберг, цитадель Восточной Пруссии. 16 января генерал выпустил основные резервы. Внезапно улучшилась погода, и в небо поднялась советская авиация, а 1-й Белорусский передал армию неудержимого генерала Белобородова. 19 января Тильзит был в советских руках, танковые колонны двинулись по дорогам, ведущим к Кенигсбергу. Немцы дрались отчаянно, но и Красная Армия не щадила живота. Месть шла рядом с благородной борьбой. Воины, чьи дома, чьи семьи погубила война, воевали остервенело. Все ужасы войны увидела колыбель германского милитаризма. Фронтовое командование вынуждено было вмешаться, карая одиозные нарушения дисциплины.
30 января советские войска перерезали железную дорогу между Кенигсбергом и Пиллау, и все же не менее 100 000 беженцев смогли просочиться через порт Пиллау, знаменитый своей базой подводных лодок. Сталин был недоволен задержкой с взятием Кенигсберга и 20 января приказал 2-му Белорусскому фронту Рокоссовского повернуть на север – к Балтийскому морю, тем самым отрезая Восточную Пруссию от остальной Германии. Но это, увы, создавало большой просвет между Рокоссовским и Жуковым, наступающим на Берлин.
Возможно, это была ошибка, не позволившая Жукову «с ходу» взять Берлин уже в феврале. Рокоссовский победил во всех битвах вдоль побережья, но стратегически это было малозначимо. 22 января был взят Алленштайн, а 23 января 5-я гвардейская танковая армия вошла в Эльбинг, полностью окружая Кенигсберг. У Балтики скопилось 400 тысяч германских войск. Между 23 января и 8 мая 1945 г. немецкие суда перевезли более двух миллионов беженцев с востока на запад.
На Берлин!
В сорока километрах от Одера, в сером украшенном лепниной трехэтажном доме на окраине Ландсберга расположился маршал Георгий Константинович Жуков, командующий 1-м Белорусским фронтом. До Берлина отсюда ходил рейсовый автобус. На стене его кабинета висела огромная карта Берлина с понятными только маршалу обозначениями. На рабочем столе стояли три телефона. Один был для обычного употребления, другой связывал его с коллегами – маршалом Рокоссовским и маршалом Коневым – оба его выдвиженцы, оба командующих фронтами его школы, ныне входящими в Германию на севере и на юге. Третий телефон вел прямо в Москву, к Верховному главнокомандующему Сталину.
8 марта Сталин вызвал Жукова. Прямо из Центрального аэропорта маршал поехал на дачу Сталина и нашел его в тяжелом состоянии духа. «Какая ужасная война! Сколько жизней наших людей она унесла. Немного осталось семей, которые не потеряли своих близких».
Жуков доложил о Померанской операции и о боях на берегах Одера. Сталин отпустил охрану, и они ужинали вместе. Обсудили Ялтинскую конференцию, итогами которой Сталин был очень доволен. Здесь к Сталину пришел его секретарь Поскребышев с бумагами на подпись. Жукову Сталин сказал: «Поезжайте в Генеральный штаб и посмотрите на планирование Берлинской операции с Антоновым. Завтра встретимся в час дня».
Жуков вместе с Антоновым всю ночь изучали подходы к Берлину с востока. Основной план 9 марта был представлен Сталину. Он принял его с некоторыми изменениями.
1 апреля 1945 г. Сталин вновь вызвал Жукова в Москву. Жуков добирался до столицы с трудностями – погода заставила его самолет приземлиться в Минске, а оттуда он поехал поездом.
В Москву был вызван и Конев. Оба маршала поехали в Кремль. На Спасской башне часы пробили 5 часов пополудни. У колокольни Ивана Великого машины затормозили, объехали Царь-пушку и остановились у трехэтажного здания, покрашенного в желтый цвет. Жуков и Конев вышли из своих машин. Лифт поднял их на второй этаж, где находился кабинет Сталина. Они успели переброситься лишь несколькими словами. Идя по коридору, они сошлись в том, что темой обсуждений будет Берлин…
Вот поворот направо, в зал конференций. Высокий потолок, огромный стол. Окна задрапированы, на стенах два портрета военных героев России – Суворова и Кутузова. Две огромные люстры свисали с потолка. В конце зала двойные двери вели в личный кабинет Сталина. Оба маршала не раз виделись здесь с Верховным главнокомандующим. За столом – начальник Генерального штаба Антонов и глава оперативного отдела – генерал Штеменко.
Конев: «Мы едва поздоровались, как Сталин начал говорить». Первые же слова обозначили тему: «Союзники собираются взять Берлин до Красной армии». Сталин обернулся к Штеменко, и тот начал читать письмо Эйзенхауэра. «Айк» планировал уничтожить группировку германских сил в Руре, а затем двинуться в направлении Лейпцига и Дрездена. Почти на пути был Берлин. Последними словами Штеменко были: «Согласно имеющимся данным, план взять Берлин до подхода Красной армии считается в союзных штабах абсолютно реалистическим и подготовка к его реализации идет полным ходом». Сталин повернулся к своим маршалам со словами: «Ну и что же, кто же возьмет Берлин, мы или союзники?»
Конев всю жизнь гордился тем, что ответил первым: Берлин возьмет Красная Армия. «Мы обгоним англо-американцев». Сталин: «А как вы думаете организовать силы для этого? Ваши главные силы находятся на южном фланге (после Силезской операции), и для перегруппировки вам нужно много времени». Конев: «Не беспокойтесь, товарищ Сталин. Фронт предпримет все необходимые меры».
Жуков обратился: «Можно сказать?» И, не ожидая ответа, прочеканил: «Первый Белорусский фронт не нуждается в перегруппировке. Мы готовы. Мы устремлены прямо на Берлин. Мы ближе всех к Берлину. Мы и возьмем Берлин». Сталин в полной тишине посмотрел на обоих. «Хорошо. Вы оба будете некоторое время в Москве, и совместно с Генеральным штабом подготовите свои планы. Нас очень интересуют даты ваших наступлений».
Тем же вечером Жуков связался с начальником штаба своего фронта – генерал-полковником Малининым и обрисовал ему основную задачу. Не терять ни минуты, начать подготовку.
Конев скрывал свои чувства, но в нем все кипело. Позже он напишет: «Берлин для нас был предметом такого всеобъемлющего желания, что каждый – от солдата до генерала – хотел увидеть его собственными глазами, захватить Берлин силой своего оружия Это было и мое самое жаркое желание… Я был поглощен им».
Жуков и Конев работали без передышки день и ночь. Ко вторнику, 3 апреля, оба маршала завершили свое планирование. Им предстояла теперь новая встреча со Сталиным.
Жуков выступил первым. На километр фронта Жуков распределил 250 артиллерийских стволов. Атака начнется громом 11 000 орудий в ночной темноте. С целью деморализации противника вперед будут выведены 140 мощных прожекторов, ослепляя смотрящих в восточную сторону немцев.
Конев предпочел уйти в технические детали. Его цель – окончательно разгромить 4-ю германскую танковую группу в районе Котбуса и двигаться на юго-запад, в район Дрездена. После этого он готов повернуться на северо-запад. Его фронт тоже был обеспечен артиллерийской поддержкой необычайной плотности – 250 орудий на километр атаки (для чего присылались дополнительные семь артиллерийских дивизий).
Третьему негласному участнику совещания – маршалу Рокоссовскому с 314 тыс. человек (Второй Белорусский фронт) было поручено с севера помогать Жукову продвигаться к германской столице, а затем маршем в Северной Германии сомкнуться с Монтгомери. Взятые вместе три фронта составляли 1 593 800 человек.
Сталин одобрил планы своих лучших маршалов. Он исправил только одну деталь – не был согласен с демаркационной линией фронтов Жукова и Конева. Он начал проводить эту линию в далеком тылу, пересек Шпрее и повел линию прямо к старинному немецкому городу Люббен-на-Шпрее, в 60 километрах от юго-восточной границы Берлина. Здесь разделительная линия кончалась. Конев: «Хотя Сталин не сказал ничего специфического, возможность проявить инициативу командованием фронта была молчаливо признана… Это был секретный призыв к соревнованию».
Сталин обратился к Коневу: «В том случае, если немцы окажут яростное сопротивление на восточных подходах к Берлину, что чрезвычайно вероятно, 1-й Украинский фронт должен быть готов наступать своими танковыми армиями с юга». Главнокомандующий приказал подготовить наступление в кратчайшее возможное время – и никак не позже 16 апреля 1945 г.
Планы маршалов тут же были переведены в директивы, которые обозначали дату наступление месяцем раньше, чем об этом говорилось генералу Эйзенхауэру. Чтобы добиться максимальной эффективности наступающих колонн, фронт наступления Жукова свели до 150 километров.
Времени было мало. На следующий день, утром 3 апреля, Жуков и Конев вылетели к своим фронтам. Оба великих маршала взмыли в воздух на своих самолетах с разницей в две минуты. На Центральном аэродроме был очень густой туман. Ни одна метеослужба мира не выпустила бы самолет в такую погоду, но для Жукова и Конева плохой погоды не существовало.