Михаил Якубов:
Вот что именно понятно о высказанной вами позиции.
Вы, думаю, не станете возражать что первая половина — ваш способ определения Руси-в-вашем-понимании, особенно его «более важная» часть Б — субъективен, к делу его не подошьешь.
Таким образом, вы умалчиваете о пункте В — кто именно вправе оценивать наличие-отсутствие импульса, тем более что, по-вашему, речь зачастую идет о сложных случаях подавления такового. Ясно, что такое право вы оставляете в первую очередь за своими.
Во второй части, определяя Нерусь, вы опять пишете о субъективных вещах — вражде к русским-в-вашем-понимании как (существенной, если не основной) составляющей идентичности. Ваши собственные многочисленные записи свидетельствуют, однако, о другом — вы записываете в Нерусь по делам. Как, в общем, методологически и следует, то есть это и есть настоящий и внятный подход. Сказал то-то — в Нерусь, сделал это — следом. Уже внутри ваших рассуждений, явно или неявно, добавляется промежуточный пункт — «ну, раз он так сказал/сделал, не может не быть в его душе некоей эталонной глубокой вражды к русским, а значит».
Я вас и спрашивал, на разные лады, о ваших критериях русскости/нерусскости дел, поступков, в том числе и слов. Вы, как могли, ушли от ответа. Между двумя половинами вашей конструкции незримо присутствует этот необъявленный набор критериев. Но объявить его для вас затруднительно, потому что тогда, полагаю, конструкция рассыплется. Для каждого из критериев будет виден один из двух фактов — либо конкретная антирусскость идет вразрез лично с вашими взглядами на должное, каковые уже не представится возможным приписать Руси-в-вашем-понимании, либо она вообще имманентна общественному устройству, и таких же противоречий можно достаточно найти и внутри Руси-в-вашем-понимании. Я говорю о внутрироссийских делах, Бжезинский и другие пусть останутся за кадром.
Антирусские настроения и дела — реальное явление, Россия не сто рублей, чтоб ее все любили. Вы же говорите не о нем, а о системном разделении внутри общества, якобы на этом основании.
Скажем, близкий пример — интеллигенция. Ее общественная роль, говоря нудно, всегда и везде была мутить воду. Балабонить, шуметь, звать, говорить умные вещи, строить дикие прожекты, прятаться в кусты, наоборот, подставлять грудь под пули, дуриком или героически, жить частной жизнью, кропать себе что-то там в уголку, гореть общественным служением, понимая его то так, то эдак, прислуживать власти, в меру сил сопротивляться власти, игнорировать власть. Ясно что в таком противоречивом (а других, если мы говорим о социальных группах, и не бывает) качестве она и входит целиком в нацию, при любой попытке последовательного выяснения этого понятия. Говно интеллигенция, или не говно, вся ли, частью ли, и с какой точки зрения — вопрос при этом второй. Ваш ход — объявить вечные разногласия (условно) левых и правых системным этносоциальным различием, после чего назвать нужную часть именем нации, приписать к ней себя, спрятать концы в субъективных определениях, и далее конвейерно навешивать на оппонентов ярлык нерусскости, отсылая к якобы проделанной уже и закрытой работе по прояснению определений — пропагандистски ловок, но пуст по сути.
Константин Крылов:
Вы, думаю, не станете возражать что первая половина — ваш способ определения Руси-в-вашем-понимании, особенно его «более важная» часть Б — субъективен, к делу его не подошьешь. Таким образом, вы умалчиваете о пункте В — кто именно вправе оценивать наличие-отсутствие импульса, тем более что, по-вашему, речь зачастую идет о сложных случаях подавления такового. Ясно что такое право вы оставляете в первую очередь за своими.
Стану возражать, разумеется. Потому что, как мне кажется, вы смешиваете (или сознательно отождествляете, что менее вероятно) две вещи: «субъективное» в значении «нечто трудно наблюдаемое» и «субъективное» в значении «нечто произвольное, могущее быть приписанным извне».
Действительно, определение чувств и намерений представляет трудности: человеку в голову не залезешь. Однако насчет невозможности подшить оные к делу вы неправы — даже в самом прямом, буквальном смысле.
Анализ намерения входит в следственную практику и даже является ее важнейшей частью, поскольку само понятие преступления основано на понятии злого умысла. Так, например, в самой «крутой» части УК — в разделе VII, главе 16 (статьи 105–125, тяжелые преступления против жизни и здоровья, начиная с убийства), слово «умышленный, умышленно» встречается 11 раз, а слово «побуждения» — 4 раза, слово «мотив» — 4 раза. Во всех случаях речь шла именно об установлении намерений — от чего зависят конкретные сроки отсидки.
Вот, например, полный текст статьи 105 («Убийство»). Я выделил места, где имеются прямые указания на намерения, то есть на то, что, по вашему мнению, «к делу не подошьешь».
1. Убийство, то есть умышленное причинение смерти другому человеку, наказывается лишением свободы на срок от шести до пятнадцати лет.
2. Убийство: а) двух или более лиц; б) лица или его близких в связи с осуществлением данным лицом служебной деятельности или выполнением общественного долга; в) лица, заведомо для виновного находящегося в беспомощном состоянии, а равно сопряженное с похищением человека либо захватом заложника; г) женщины, заведомо для виновного находящейся в состоянии беременности; д) совершенное с особой жестокостью; е) совершенное общеопасным способом; ж) совершенное группой лиц, группой лиц по предварительному сговору или организованной группой; з) из корыстных побуждений или по найму, а равно сопряженное с разбоем, вымогательством или бандитизмом; и) из хулиганских побуждений; к) с целью скрыть другое преступление или облегчить его совершение, а равно сопряженное с изнасилованием или насильственными действиями сексуального характера; л) по мотиву национальной, расовой, религиозной ненависти или вражды либо кровной мести; м) в целях использования органов или тканей потерпевшего; н) совершенное неоднократно, — наказывается лишением свободы на срок от восьми до двадцати лет либо смертной казнью или пожизненным лишением свободы.
При этом никто не отрицает, что анализ намерений является сложным и нетривиальным делом. В некоторых случаях (например, в делах об изнасиловании, где вообще все «очень субъективно») возникает ворох проблем, да. Но никто не отказывается от институтов следствия и суда на том основании, что «такое к делу не подошьешь». Шьют, да. (На всякий случай напоминаю: ошибки следствия не являются достаточным основанием для уничтожения самих институтов правосудия.)
Аналогия со следствием позволяет понять и то, что «право судить» об этих вопросах следует оставлять не «за своими», а за компетентными людьми. Которые, разумеется, должны быть в известной мере «своими» — хотя бы потому, что суд чужих в таких вопросах столь же немыслим, как и, скажем, участие преступников в следственных мероприятиях.
Разумеется, аналогия условна: речь идет не о реальном «следствии по делу», а об исследованиях вопроса.
Впрочем, ничего особенно оригинального в тематике таких исследований нет. Например, понятия «антиамериканизма» и «антиамериканского сообщества» являются вполне обсуждаемыми. Еще более известен «антисемитизм», существует множество исследований по «антисемитским сообществам», где предлагается множество остроумных и глубоких теорий «антисемитизма» и его корней. Я хотел бы видеть столь же подробные и интересные исследования русофобии.
Я вас и спрашивал, на разные лады, о ваших критериях русскости/нерусскости дел, поступков, в том числе и слов. Вы, как могли, ушли от ответа. Между двумя половинами вашей конструкции незримо присутствует этот необъявленный набор критериев. Но объявить его для вас затруднительно, потому что тогда, полагаю, конструкция рассыплется. Для каждого из критериев будет виден один из двух фактов — либо конкретная антирусскость идет вразрез лично с вашими взглядами на должное, каковые уже не представится возможным приписать Руси-в-вашем-понимании, либо она вообще имманентна общественному устройству, и таких же противоречий можно достаточно найти и внутри Руси-в-вашем-понимании. Я говорю о внутрироссийских делах, Бжезинский и другие пусть останутся за кадром.
Начну с конца. Бжезинского никак нельзя вычеркнуть из списка, потому что Нерусь определяется именно как сообщество людей, для которых ненависть к русским является частью идентичности. Но, если угодно, оставим его в покое.
Теперь о критериях. Душа человека, конечно, потемки — хотя, как уже было сказано выше, и в этих потемках иногда разбираются. Но изучение культур (включая субкультуры) — это не столь уж сложное дело. Так вот, если данная культура (или субкультура) требует от всякого разделяющего ее человека чего-то явно русофобского (замечаю — русофобского не с «моей личной точки зрения», а с точки зрения незаинтересованного наблюдателя: нам же не составит большого труда диагностировать, к примеру, франкофобию в сочинениях немецких националистов XIX века?), то данное сообщество принадлежит к Неруси. (Ну хотя бы: если в некотором сообществе принято — все примеры условные! — называть русских «тупыми пьющими свиньями» и «неверными собаками», дружеские и тем более родственные отношения с русскими осуждаются вплоть до изгнания из сообщества, а убийство или ограбление русских — приветствуются и даже являются предметом похвальбы.)
Тут, конечно, важны критерии системности и связь с идентичностью. Например, некоторое сообщество могут охватить русофобские настроения, которые, однако, могут и перемениться. Но идентичность так просто не меняется. Поэтому я ввел бы дополнительное условие: люди и сообщества, относящиеся к Неруси, ненавидят Россию и русских (и вредят им чем могут) даже тогда, когда для этого нет никаких внешних причин (и, более того, есть причины для противоположного отношения). Это тот же самый критерий, который применяется для определения «истинного антисемитизма»: настоящий антисемит ненавидит евреев, даже если они не представляют для него угрозы и не являются конкурентами.