Русские Вопросы 1997-2005 (Программа радио Свобода) — страница 111 из 341

Ведь самый интересный сейчас факт, что Хаджи-Мурат, как бы там ни было дальше, поссорился с Шамилем, что люди - люди, со всеми присущими им заботами семьи и работы, горестями и радостями- это люди, а не идеологический монолит. Опять же: почему Хаджи-Мурат убежал и от русских? Не потому что они с ним не так как надо обошлись, а потому что Шамиль грозил уничтожить его семью, шантажировал его. Всегда есть какие-то щели и зазоры в любой стене, в любом стане; туда-то и проникнет умный противник, туда и всунет расшатывающий видимый монолит рычаг. Такое расшатывание и есть политика. Князь Воронцов такой политик. А то, что он полумилорд - полуневежда, - так это, извините за выражение, поэзия. И если на что-то важное и указывает эпиграмма Пушкина, это - полукупец, что уже и есть половина потребной мудрости.

В Нью-Йорк Мэгэзин от того же 30 сентября напечатана статья Джона Сифтона, до самого недавнего времени бывшего участником гуманитарной миссии в Афганистане. Он пишет в частности:

В нашей работе мы не сталкивались с талибами - основателями движения, а имели дело больше всего с так называемыми новыми талибами - гражданскими служащими, вылезшими в последнее время из щелей, чтобы вести страну по курсу, проложенному необразованными и подчас просто неграмотными первоначальными талибами. Эти люди сформировали реально правящую бюрократию нынешнего Афганистана. Хотя они носят положенные сейчас по форме черные тюрбаны и отращивают длинные волосы, еще недавно они были простыми местными функционерами, по существу муниципальными служащими. Это люди, попросту держащие нос по ветру и соответственно приспособившиеся к новой власти, и борода, отпущенная по форме, - едва ли не единственное, что делает их талибами. Их моральная приверженность к движению очень часто можно поставить под вопрос. Многие кажутся просто зачарованными Америкой, учат английский и готовы всякий раз при встрече с американцами бесконечно расспрашивать их о тонкостях английской грамматики, о голливудских фильмах и о пении в стиле рэп.

А вот еще одна деталь, способная даже и умилить отчасти:

Талибские солдаты и полицейские часто выглядят импозантно, что называется, производят впечатление. «Они похожи на гангстеров, - сказал мне коллега-американец, - крутые ребята». Часто в них наблюдается даже некий дэндизм; многие подводят глаза черной краской (что мотивируется архаической, от времен Мухаммеда идущей манерой). Они тщательно отращивают и подвивают волосы. Однажды я видел талиба, покупавшего на базаре шампунь марки Prell.

Коготок увяз - всей птичке пропасть. Собственно, этот шампунь - не есть ли тема о нынешнем столкновении цивилизаций? Америка завоевывает мир не в порядке империалистической экспансии, а в культурном и экономическом плане. Фундаменталисты восстали против главного потока этой цивилизации - консюмеризма. Но он уже проник в их собственный стан. На этом шампуне они и могут поскользнутся. А там посмотрим, что делать дальше с консюмеризмом.

Пора вернуться к российским делам, как они предстают в нынешней ситуации. Тут снова вспомним цитированную уже статью Майкла Уайнса - московского корреспондента Нью-Йорк Таймс. Основная его мысль - о глубочайших сдвигах, происшедших во всей мировой политике после 11 сентября. Он пишет:

Для того, чтобы понять, как глубоки эти тектонические - и непредвиденные - сдвиги, нужно прежде всего посмотреть на Москву. Не будет преувеличением сказать, что события 11 сентября могут содействовать тому, чего не могли добиться ни Петр Первый, ни Екатерина Вторая, ни Ельцин: в первый раз за тысячелетие российское государство бросило якорь на Западе. Потрясши представление о США как единственной ныне сверхдержаве, способной собственноручно построить глобальную стабильность и процветание, эти события сняли главное препятствие для окончательной интеграции России с Западом.

Далее Уайнс предоставляет слово Дмитрию Тренину - московскому сотруднику Фонда Карнеги и автору недавно вышедшей книги «Конец Евразии»:

Тренин сравнивает нынешнее положение России с английским после Второй мировой войны. Англичане с опозданием, но признали, что Великобритания больше не империя и не может проводить глобальную политику вне союза с Америкой. События 11 сентября, говорит Тренин, дали России уникальную возможность с полным соблюдением престижа забыть о своем великодержавном прошлом и принять новую, разумно требуемую позицию: важного, хотя и не главного члена нового западного союза, простирающегося от Ванкувера до Владивостока.

«Это нам Бог послал - такую возможность повернуться лицом к Западу в ситуации, когда Запад, Россия и Китай стоят на одной позиции»,- заканчивает Тренин. Произошла трагедия такого масштаба, который был немыслим после окончания холодной войны. Но если это приведет нас к более реалистическому видению самих себя и окружающего мира, то это будет поистине историческим поворотом».

Сколько мне помнится, подобные слова, принадлежащие тому же Дмитрию Тренину, я уже видел в российских комментариях - кажется даже, на сайте Радио Свобода. Но воспроизвести их еще раз не помешает: они звучат поистине музыкой для русского сердца, тем более для русского, живущего на Западе. Пора, давно пора переходить на паровое отопление, как написал Зощенко в рассказе о том, как бюрократы не могли найти родительный падеж множественного числа слова «кочерга». А ведь сколько русских все еще эту кочергу склоняют.

Хочется сделать, однако, одно замечание по поводу статьи Майкла Уайнса. Это неверно, что Россия сейчас впервые круто развернулась лицом к Западу. Во-первых, она уже была в союзе с Западом и в 1914 году, и в 1941-м. А это значит, во-вторых, что такой союз может оказаться и временным.

Тем не менее сейчас, судя по всему, такой союз снова состоится. И здесь важнейшее - позиция российского президента. Его нынешнюю линию нельзя не одобрить, почему и захлебывается от восторга московский корреспондент Нью-Йорк Таймс.

Вот это и есть наша главная сегодняшняя тема: политика против идеологии. Отношение к Путину у многих, у очень многих определялось неким идеологическим априори: он человек из КГБ. А это слово во всем мире вызывает ассоциации не вовсе приятные.

Незабываема одна черта из прошлого Владимира Путина: по его собственным словам, он пошел в пресловутые «органы» под влиянием фильма «Щит и меч»; надо думать, под обаянием чар актера Станислава Любшина (скольких же чекистов породил, должно быть, еще более обаятельный Вячеслав Тихонов - знаменитый Штирлиц). Вся эта шпионская романтика на киноэкране весьма занимательна и может вскружить голову подростку. Да и действительно, внешняя разведка - это же не пытки и расстрелы в подвалах Лубянки. Но тут есть другая деталь, и главнейшая, действующая подспудно, в бессознательном, то есть самым верным способом: Штирлицы они хоть и суть наши советские люди, но форму-то носят немецкую. «Ах, если б вам служить на суше, да только ленточки носить!» - пел Окуджава. Дело не в форме, конечно, не в тех или иных ленточках: подобного рода служба, самое тяготение к ней означают страсть, а значит и способность к игре, к тонкому обману, к маскараду. Шпион, выступающий в обличье врага, всегда в сущности циник, человек, для которого нет абсолютных ценностей. Это актер, а у актера, как известно, нет души. В нашем случае это отсутствие «души» (в кавычках, конечно), абсолютных ценностей означает - отсутствие идеологии, вот этого самого идеологического априори. А это качество, незаменимое как раз для политика.

В англоязычной литературе есть великолепная книга о юном индоктринированном романтике, который залез в политику, причем опасную, и, не успев этот романтизм и доктрины растерять, погиб. Это «Тихий американец» Грэма Грина. Нет сомнения, что автор-англичанин хотел дать портрет американца как такового, американский архетип, но так далеко мы за ним не пойдем. Нас интересует сейчас сама эта специфическая ситуация: молодой идеалист на разведслужбе. Пайл, герой романа, приезжает во Вьетнам, разодранный первой еще, антифранцузской войной, с некоей специальной миссией. Он напичкан идеями высокоумных политологов, мыслящих глобально; непосредственный учитель его и кумир - некто Йорк Гардинг. И куда бы ни ступил этот наивец и чистый юноша Пайл, он всюду сеет зло; вплоть до того, что у рассказчика-англичанина уводит девушку.

Этот англичанин, Томас Фаулер, глядя на только что приехавшего в Сайгон Пайла, думает:

Может быть, всего лишь десять дней назад он шел по Бостону, с полными руками книг о Дальнем Востоке и проблемах Китая. Он даже не слушал того, что я говорил: он был весь поглощен вопросами о демократии и ответственности Запада; он был твердо намерен - я узнал это очень скоро - делать добро, не каждому человеку в отдельности, но стране, континенту, миру. Да, здесь он был в своей стихии: предстояло исправить целую Вселенную.

Фаулер в квартире Пайла после его гибели:

Я подошел к книжной полке и стал разглядывать два ряда книг - библиотека Пайла. «Наступление красного Китая», «Вызов демократии», «Роль Запада» - здесь было, полагаю, полное собрание сочинений Йорка Гардинга. Было много Докладов Конгресса, вьетнамский разговорник, история войны на Филиппинах, Шекспир в издании Современной Библиотеки. Что же он читал для отдыха? Я нашел легкое чтение на другой полке: Избранное Томаса Вулфа, таинственную книгу под названием «Триумф жизни» и Антологию американской поэзии. Был также сборник шахматных задач. Это не казалось достаточным для вечеров после работы, но все-таки у него была Фуонг. За поэтической антологией пряталась книга в бумажкой обложке «Физиология брака». Должно быть, он изучал секс так же, как изучал Восток, - на бумаге. И ключевое слово было брак.

То есть Пайл очень хороший человек, считающий, что пожилой циник Фаулер губит девушку Фуонг, сделав ее своей содержанкой и лишив перспективы нормальной семейной жизни, которую ей и предлагает. А эта самая Фуонг - содержанка по натуре. Конечно, она делает стойку на молодого и по-американски богатого Пайла и уходит от Фаулера. Тот же, используя свои колоссальные связи во всяческом здешнем подполье, организует убийство Пайла, который по глупости действительно натворил много бед, вплоть до террористического акта, погубившего массу людей. Но действительный м