[276] Следовательно, это система пригородов которые стоят во главе волостей, а сами «тянут» к главному городу. Нам понятна постоянная формула дипломатических документов XV в.: «А что городы и волости Смоленские, то бы было к Смоленску».[277] Не случайно и то, что, как и в древнерусский период, термин «полочане», «смольняне», «торопчане» и т. д. обозначает не только жителей этих городов, но и население всей земли. Чего стоят, например, «полочане земли полоцкой».[278]
Это уже замеченное нами единение городов и волостей доподнялось тем, что города-государства по-прежнему имели свои границы, рубежи. Во второй половине XIII в. князь Гинвил «з псковяны и з смоляны воевал ся долго о границы прилеглые».[279] Другой полоцкий князь «мел теж войну для сполных границ з смоленщаны, и с князем витебским, и з с псковяны».[280] Договор Казимира с Новгородом гласит: «А рубеж в Новероде с Литвою по старому рубежу земли и воды, и с полочаны, и с Витбляны, и с Торопчаны».[281] Ситуация мало изменилась и к 1494 г.: «…и с полочаны, и Витбляны, и с Торопчаны по старому рубежу».[282] В XVI в., когда государственные прерогативы городов были утрачены, их единство в ряде мест по-прежнему мыслилось как вполне естественное. Это единство города и волости так укоренилось в сознании людей западнорусских земель, что и в XVI в. они не могли представить, «како городу без уезда быть…».[283]
Тесную связь города с волостью можно наблюдать в экономическом, военно-политическом, административном и культурно-религиозном отношении.
Об экономической связи города с волостью в данный период свидетельствует городское землевладение. Как мы уже видели, большинство горожан являлись землевладельцами. «Землевладение мещан разбросано группами по различным частям Полоцкой земли», — пишет В. Панов.[284] Помимо индивидуального землевладения, связывала город с волостью и общинная альменда, о которой также уже шла речь. В общем, связь города с волостью в области земледелия и землевладения проявляется весьма ярко. Труднее проследить связь в области ремесла и торговли. Так, железоделательное производство в этом регионе было занятием сельского населения.[285] Судя по данным конца XV — начала XVI в., основной ремесленной специальностью городов была обработка кожи и меха.[286] Естественно, что по этой линии выявить связь города с округой — задача весьма трудная. Еще труднее проследить эти связи по линии торговли.[287] Вполне возможно, что города были центрами ремесла и торговли, но в целом восточноевропейский город в ту пору носил земледельческий характер.
Существовала и военно-политическая связь главного города с волостью. Мы уже отмечали, что в войске (подобно тому, как это было в Киевской Руси) участвовали и сельские жители. Для окрестных жителей город по-прежнему служил местом укрытия.[288] В XI–XII вв. города-государства, ведя борьбу друг с другом, стремились опустошить волость противника с тем чтобы ослабить главный город, нанести удар по его престижу и в конечном счете подчинить.[289] Такое же явление мы замечаем и в истории западнорусских общин в период XIII–XV вв. Так, во время осады Мстиславля смоленские князья «пустили воев в землю».[290] Псковский летописец под 1354 г. сообщает что псковичи поехали, «Остафеи князь к Полотскоу воевать и воеваше волость их».[291] В 1403 г. «изгнаша немци Полотскую волость».[292] В данном случае верный прием для истощения сил полоцкого города-государства применили, как видим, орденские братья. Также действовали и литовские рати.[293] Таких примеров множество.[294] Захватив главный город, противник сразу получал власть и над всей полостью. Витовт в 1395 г. взял Смоленск и «тако все смоленское княжение взял на себя».[295] Главный город нес на себе тяжесть обороны пригородов. Так, когда литовцы пришли к «городу их (полочан. — А. Д.) реченому Городец… мужи полочане, ополъчившеся полки своими и стретили их под Городцом».[296] По они потерпели поражение и литовский князь «город Городец сожже».[297]
Проявлялась связь города с волостью и по линии судебной. Суд осуществлялся в главном городе. Об этом сообщают и уставные грамоты, которые говорят о суде наместника или воеводы вместе с боярами и мещанами главного города. Из главного города отправлялись бояре, чтобы при стечении местных «добрых людей» творить суд.
Свидетельством административного главенства города над волостью была кончанско-сотенная система, поскольку можно считать доказанной «непосредственную связь кончанского устава с сельскими областями, включая и административную. Сотенная организация позволяет думать то же самое».[298] Во многих районах Восточной Белоруссии и в XVI в. Отсутствовала специальная городская администрация, что также является свидетельством тесной связи города с волостью в административном плане.[299] В том, что бояре держали по годам волости, также отразилась «древнейшая власть старшего города над его землями»[300] (об этом заявляют земские привилеи).[301]
Наконец, необходимо отметить, что город по-прежнему был культурным и религиозным центром — «здесь обитали сановники церкви, державшие в подчинении волостное духовенство».[302] Соборная церковь главного города была центром, куда «тянула церковная жизнь не только горожан, но и жителей уезда».[303] В ней хранилась уставная грамота, выданная всей земле и т. д. В Полоцке все монастыри концентрировались в городе, за пределами которого не было известно ни о каких других.[304]
По-прежнему города как государственные образования обладали своим войском — городовым полком, также они правили посольства друг другу и в «иные земли».[305] Практически в общественном сознании не изменился и образ города.[306]
Проанализированный нами материал свидетельствует о сохранении древнерусского городского строя в XIV–XV вв., а отчасти и в XVI в. Следует обратить внимание на то, что городской строй в данном случае — понятие, идентичное «общинному строю». Естественно, что эта общинная организация не была вечной и со временем она распадается.[307]
Мы прибегли к столь подробной характеристике общинной организации земель Верхнего Поднепровья и Подвинья потому что историки обходили эту тему стороной. Дело ограничивалось лишь отдельными замечаниями. Что же касается других типов общинных организмов, доживающих в русских землях Великого княжества Литовского вплоть до XVI в., то здесь есть богатая историографическая традиция прежде всего второй половины XIX — нач. XX вв. Это в первую очередь относится к так называемым Поднепровским и Подвинским волостям Великого княжества Литовского. Фундаментальные работы М.В. Довнар-Запольского посвящены анализу структуры и судеб этих общин в XVI в. Важны труды М.Ф. Владимирского-Буданова и других исследователей.[308]
Центрами общин были старинные города, основанные еще в Древней Руси.[309] Волость, собственно, и состояла из главного города и зависевших от него сел.[310] Название центрального города переносилось на все население волости: «свислочане», «рославльцы», «борисовцы» и т. д.[311] Члены волостной общины в источниках конца XV — начала XVI в. именуются как «люди» и «мужи».[312] М.В. Довнар-Запольский, который проанализировал историю борьбы волостей с «урядом», пришел к выводу, что когда выступает вся волость, то при этом подразумевается и се составная часть — город. Этот вывод он подкрепил многочисленными фактами.
Основой связи между городом и волостью была волостная земля. Так, Кричевская волость жаловалась на то, что «державца вступает в ловы их властное звечистые».[313] Свислоцкая волость обладала своими «озерами звечистыми».[314] В 1496 г. вся Рославльская волость вела тяжбу по поводу захвата у нее боярами 7 сел и дубровы, являвшейся городским выгоном.[315] Здесь «единство по земле» города и волости проступает необычайно ярко, так как городским выгоном распоряжается вся волость. Это единство по земле было теснейшим образом связано с административно-тягловым единством. Город и волость совместно исполняли замковую повинность, отбывали подводную, «поднимали стациями» послов и гонцов господарских. На волость налагалась общая сумма, и «разруб» ее производился самой волостью.