Дореволюционные историки справедливо считали права земельной и другой собственности важнейшими правами городских общин. Но среди важнейших прав, сплачивающих общины, было и право защищать свои интересы, судьбы, административный порядок.[341] Правда, мы застаем общины уже в такой период их истории, когда им приходилось отстаивать такого вида права в борьбе с «урядом».[342] С другой стороны, им была присуща общность повинностей и налогов, бремя которых несла вся община в целом. «Земяне и мещане повинни вси ездити против людей неприятельских», вместе выполняют они и другие повинности.[343]
Для осуществления своих прав и несения повинностей городским общинам необходимо было самоуправление. Оно основывалось здесь на обычном праве, которое восходило ко временам Древнем Руси.[344] Одним из важнейших элементов этого самоуправления было общее собрание всех жителей города, которое пользовалось правом свободного избрания «войта».[345] Право собираться и избирать себе власть, пришедшее из древнерусских времен, было столь крепким, что его не нарушало даже получение городом магдебургского права. Более того, оно способствовало трансформации норм магдебургского права на местной почве, придавало ему черты, резко отличные от норм того же права, распространенного па Западе. Такую же особенность местным нормам городского права придавало и широкое распространение копного суда. В.Д. Отамановский, внимательно исследовавший экономический и политический быт южных городов, пишет: «Изучение пережитков самобытного городского строя… приводит к заключению, что основной чертой копного права было участие в судебных и важнейших административных функциях всех членов городской общины».[346]
На этом можно бы и закончить характеристику городских общин южного порубежья, но особо следует отметить один весьма важный момент: южные города лишь благодаря сложившимся условиям сохранили в почти нестертом виде те черты, которые были на более раннем этапе присущи всем городам Великого княжества Литовского. Такие общинные черты, как коллективное землевладение, самоуправление, общинные «разрубы» и «разметы», в более размытом уже временем и обстоятельствами виде мы находим на всей территории русских земель Великого княжества Литовского. Но это, в свою очередь, значит, что подобного рода община была в древний период распространена гораздо шире, чем в XVI в.[347]
Итак, попробуем подвести некоторые итоги. Мы рассмотрели несколько типов общинной организации. Еще М.В. Довнар-Запольский выделил эти три «типичные формы общинной организании: старые земли — Полоцкая, Витебская, частью Смоленская — здесь прочный политический союз, основным проявлением которого была вечевая жизнь; общины, сгруппировавшиеся в южных украинских городах, исследованная нами волость (Поднепровские и Подвинские волости. — А. Д.) — автономная часть некогда самостоятельного целого — земли».[348] Не правда ли эта схема выглядит как некий типологический ряд? Так оно и есть на первый взгляд. Но это лишь своего рода иллюзия, поскольку все эти типы общин в данном случае есть не что иное, как разновидности и модификации древнерусских волостных общин — городов-государств. В ряде районов они, благодаря сложившейся ситуации, доживают до позднейших времен и находят отражение в документах.
У нас есть все основания говорить об общинном строе на территории русских земель Великого княжества Литовского в XIV — начале XVI в. Лишь постепенно под влиянием новых явлений этот строй разрушался, в ряде случаев продолжая сохраняться в существенных своих чертах.[349]
Очерк второй.Община и право
Теперь мы хотим несколько изменить ракурс и взглянуть на общинную проблематику сквозь призму права. Нас интересуют правовые аспекты, которые имеют непосредственное отношение к эволюции общины. Но здесь есть и другая сторона, не менее для нас интересная. В 1902 г. Н.А. Максимейко писал: «…в более ранние эпохи вследствие слабости правительственной участие населения в делах государства является более интенсивным и разнообразным; наоборот, впоследствии с усилением и развитием правительственного механизма государственная самодеятельность населения сокращается».[350] Это позволяет поставить вопрос о соотношении «общинного права» и правовых прерогатив государства. Весьма удачен в этом плане опыт исследования русского законодательства, принадлежащий американскому исследователю Д. Кайзеру. Исходя из устоявшейся уже в науке теории о «горизонтальных» и «вертикальных» структурах в праве, он анализирует развитие законодательства и права (община — горизонтальная структура, государственная власть и ее вмешательство в дела общины — вертикальная). Такой подход отчасти правомерен, но в том случае, если жестко ограничить его рамки, то окажется, что княжеская власть всегда есть нечто чуждое и постороннее народу, общине. Между тем в Киевской Руси князь и княжеская власть были еще во многом плоть от плоти всей общины и составляли органический элемент социально-политической структуры древнерусского города-государства.[351] В XIII–XVI вв. можно наблюдать все большее отделение княжеской власти от народа. Такую эволюцию в отношениях князя и народных масс можно объяснить не только неразвитостью княжеской власти в киевский период, но и соответствующим ее статусом. Другими словами, и процесс развития права следует рассматривать в контексте изменения функций государственных организмов. Тем не менее концепция о соотношении горизонтальных и вертикальных уровней в праве представляется весьма плодотворной, так как позволяет уловить процесс становления государственности. Заметим, кстати, что Д. Кайзер[352] сосредоточил свое внимание на законодательстве Московской Руси, прослеживая его преемственность с киевским периодом, оставляя в стороне западно-русские земли XIII–XVI вв. Между тем уже в дореволюционной русской исторической науке был сделан вывод о «строгой и какой-то несвободной покорности Русской Правде и вообще старым юридическим обычаям» в западнорусском регионе.[353] Именно поэтому изучение законодательных памятников Западной Руси представляет для нас особый интерес. К тому же здесь имелась собственная разработанная система права. Не случайна постоянная формула договоров Полоцка с Ригой: «Аже полочанин извиниться у Ризе, и тамо его свои и казнять по своей правде», «полочане осудят по своему праву».[354] Законодательные нормы этого права складывались, безусловно, на основе хронологически предшествующих материалов с модификациями и дополнениями. Замечательными памятниками законодательства Западной Руси являются уставные земские грамоты.[355] Процесс развития местного нрава отразил и Литовский статус 1529 г.[356] Источниковедческое изучение всего комплекса западнорусского права еще только начинается, но тему «община и право» рассмотреть уже можно.
Прежде всего надо отметить, что община явственно проступает в законодательных памятниках. В Русской Правде это и вервь, и городская община, «мир».[357] Уже в первых статьях смоленского договора 1229 г. перед нами предстает городская община — единая цельная организация. Большая плата назначается за «оскорбление действием» свободного человека. Прав Ю.Г. Алексеев, который считает, что это свидетельствует о высоком представлении о чести свободного человека.[358] Свободные люди и были организованы в общину; «Аже Смолняне не дадут ему воле, Смолняном платит самы долг платити».[359] Этот фрагмент описывает традиции архаической круговой поруки. Именно, исходя из круговой поруки, платила виру древнерусская вервь.[360] Так была организована и городская община, ведь принципиальной разницы между городской и сельской общинами на Руси не было.[361] Представление о земле как о единой общине сохраняется и в более поздних законодательных документах, которые восходят ко временам Витовта, — уставных грамотах землям. Во всех трех редакциях Статута (главного свода законов Великого княжества Литовского) «сельская община является не новым, но стародавним установлением».[362]
Следствием незыблемости в западнорусских землях общинных норм являются весьма архаические формы решения социальных конфликтов. В современной науке выработана следующая схема развития способов решения последних. Сначала превалировала кровная месть, которая осуществлялась родственниками. Имущественные интересы, профессиональная дифференциация способствовали появлению «композиций» — платежей в пользу пострадавшего или его родственников. Наконец, усиление государственной власти, переход к «вертикальным» структурам привели к доминированию санкции, которые уплачивались в пользу власти. Другими словами, эволюция шла от мести и неформальных санкций (общественное мнение) к институту формальных санкций и появлению концепции уголовного преступления.