[1065] В зависимости от нужд государства и княжеской власти на передний план выдвигались то экономические, то административные интересы.
Именно иммунитет и был той силой, которая формировала крупное землевладение, одновременно способствуя распаду общества на сословия. Взгляд этот не нов. В не столь далекие времена о сдвиге в Литовском государстве от «служебного общества» к крупному землевладению и сословиям ярко писал В. Каменецкий. Но он связал иммунитет лишь с привилеями, которые давались с середины XV в., и под его пером великий князь литовский превратился в некоего демиурга исторического процесса. Это вызвало справедливые возражения со стороны Г. Ловмяньского, который отметил, что развитие иммунитета и крупной земельной собственности происходило и помимо привилеев, и соответственно весьма удревнил появление сословий в литовском обществе. Но значит ли это, что иммунитет не был связан с пожалованием? Конечно, нет. Сам Г. Ловмяньский отметил, что в коренной Литве древнейшим был церковный иммунитет, который исходил от княжеской власти.[1066] В русских землях Великого княжества Литовского иммунитет также исходил от местной княжеской власти, причем имел примитивные, архаические формы — был положительным.[1067]
Конечно, наличие привилеев, которые начинают выдаваться с 1447 г., придает значительную специфику политическому и сословному развитию Великого княжества Литовского и многое объясняет в его истории. Но и в период привилеев иммунитет в западнорусских землях развивался своеобразно и замедленно. И.П. Старостина обратила внимание на то, что «…положения о судебном иммунитете общеземского привился 1447 г. были внесены не во все областные привилеи. Не разбирая причин этого явления, можно полагать, что оно было обусловлено особенностями положения отдельных земель в ВКЛ и исторической обстановкой, в которой составлялись привилеи».[1068] Причины, между тем, находятся на поверхности и вытекают из уровня развития крупного землевладения. В Витебском привилее, который сложился до 1447 г., положений, регулирующих судебный иммунитет, нет вовсе. В Смоленском трактуется частный случай о праве суда над закладнем.[1069] Статьи о судебном иммунитете есть в Полоцком, Киевском и Волынском привилеях, но являются они уже реалиями начала XVI в.[1070]
Иммунитет Великого княжества Литовского еще ждет своего исследователя, но уже сейчас необходимо отметить его роль в процессе развития крупного землевладения. В условиях огромного значения государственных структур он был, пожалуй, единственным элементом «феодальных отношений» и начальным этапом процесса, ведущего к закрепощению — восточноевропейскому «феодализму».
Иммунитетом было и магдебургское право. Литература, посвященная магдебургскому праву в западнорусских землях, обширна. Исследователи всегда спорили и о причинах появления магдебургского права, и о последствиях его распространения. Но для нас сейчас в истории магдебургского права особенно важно выделить несколько моментов. Прежде всего отметим, что оно было вторичным по сравнению с иммунитетом крупного землевладения. Магдебургское право в Великом княжестве Литовском появилось не в результате требований мещан, а вследствие верховной деятельности государства. Не всегда ранние пожалования магдебургского права охватывали все население — иногда только католическое. Более того, некоторые города, получившие это право раньше, вскоре его утратили и вновь приобрели в конце XV в. при более широком его распространении, когда оно (по периодизации Ю. Бардаха, это второй период его распространения в Великом княжестве) появляется в значительном количестве городских центров. Причем как раз в это время в восточных волостях возникают весьма ожесточенные конфликты, которые зачастую предшествовали введению магдебургского права.
О чем говорят эти факты? Видимо, в первый период распространение магдебургского права происходило и под влиянием Польши, и исходя из фискальных устремлений литовского правительства. Однако неразвитый в экономическом отношении восточноевропейский город отнюдь не нуждался в такого рода иммунитетах. По мере развития крупного землевладения, ломки прежней системы социальных отношений литовское правительство вновь обращается к магдебургскому праву, уже прежде всего в целях орудия управления. Поскольку село все больше оказывалось в руках крупных и средних землевладельцев, необходимо было создать какую-то правовую основу для социального и политического функционирования западнорусского города. «Городское самоуправление… развивалось наряду с укреплением земельной собственности дворянства, которое здесь, по примеру Польши, стало называться шляхтой. Из-за несовместимости двух противоречивых сводов законов — Литовского статута и магдебургского права — постоянно возникали конфликты между управляющими имениями и городскими магистратами».[1071] Действительно, в западнорусском обществе, особенно в восточной его части, магдебургское право приходило в столкновение с другими «правами», прежде всего обычным, продолжавшим жить не только в местечках, но и в больших городах. Это приводило к возникновению многих своеобразных черт в магдебургском праве Украины и Белоруссии. Иной раз под покровом магдебургского права продолжали господствовать отношения, сложившиеся гораздо раньше. Естественно, что, так же как и в случае с иммунитетом крупного землевладения, здесь оборотной стороной дела было конституирование особого сословия — мещан.
Раздел IV.Социальная борьба
Очерк первый.От общинного «консенсуса» к сословной розни
Для того чтобы лучше понять суть эволюции социальной борьбы в западнорусских землях, надо рассмотреть ее на протяжении длительного времени, лучше всего с Х–ХI вв. Это мы и хотим сейчас сделать на примере городских общин Верхнего Поднепровья и Подвинья.
Косвенные сведения о каких-то конфликтах в городских общинах этого региона имеются уже с Х — начала XI вв. К этому времени относится такое явление, как перенос города. Перенос города связан со сложным процессом перестройки родо-племенных отношений в территориальные, который сопровождался борьбой между старой и новой знатью, противоречиями внутри общины.[1072]
После того как в этом регионе сформировались города-государства,[1073] изменился и сам характер социальных конфликтов. Под 1096 г. летопись сообщает о том, что князь Олег «приде Смолиньску и не приняша его смоляне…».[1074] Похожая история произошла с князем Ярополком — сыном Романа Ростиславича.[1075] После его смерти вдова Романа Ростиславича вспоминала: «… многие досады прия от смолян и не видя тя, господине, николи же противу их злоу никоторого зла въздающа…»[1076]
Интересны события 1185–1186 гг. В 1185 г. смоляне «створили вече» во время похода, который возглавлял князь Давыд. Под Треполем «смолняне же почаша вече деяти, рекоуще: мы пошли до Киева, даже бы была рать билися быхо, нам ли иное рати искати, то не можем…».[1077] По мнению В.Т. Пашуто, это не собрание «всех горожан и, пожалуй, не всего войска. Это военный совет».[1078] Н.Н. Воронин полагал, что здесь проявили себя бояре-дружинники, которые вздумали «вече деяти», когда нужно было, забыв усталость и свои боярские интересы, броситься на помощь переяславцам.[1079] Мы не можем согласиться ни с тем ни с другим исследователем. Речь здесь идет именно о вече, ведь вече «деяли» смоляне, «вои», т. е. ополчение, состоявшее из городских и сельских жителей.[1080] Повинуясь решению веча, князь Давыд должен был повернуть назад.
В следующем 1186 г. «въстань бысть Смоленьске промежи князем Давыдом и смолняны и много голов паде луцьших муж».[1081] По Н.Н. Воронину, это все те же бояре, «которые ударили по княжескому престижу Давыда в 1185 г.». В событиях следующего года он видит новый конфликт с боярами.[1082] М.Н. Тихомиров, также обративший внимание на эти события, затруднился определить причины распри князя с жителями Смоленска. «Неясно также, жертвой чего пали «лучшие мужи», было это результатом их борьбы с князем, или, наоборот, «лучшие люди» поддерживали князя против восставших смолян».[1083] Противоречива оценка этих событий Л.В. Алексеевым. Исследователь видит в данном эпизоде «борьбу богатых горожан» («лучших мужей»), которые возглавляли вече, с князем. Эти мужи и мужи князя гибли в борьбе».[1084] Но в одной из глав, посвященной истории политической жизни Смоленской земли, он пишет иначе: «Дело происходило в конце (мартовского) года, т. е. в феврале, когда запасы истощились. Голодная беднота Смоленска и Новгорода громила запасы бояр».[1085] О бедноте, громящей запасы бояр, летопись ничего не сообщает, однако наблюдения Л.В. Алексеева могут внести много нового в расшифровку смоленских событий. Он обоснованно связал смоленскую «встань» не с событиями под Треполем, а с тем, что происходило в Новгороде, откуда сторонник партии Ростиславичей Завид был вынужден бежать под Смоленск. Он был заменен противником ростиславичской партии. Перед нами борьба внутри городской общины, которую возглавляли боярские группировки. Видимо, и в Смоленске борьбу с князем возглавила боярская партия. Весьма важны и данные дендрохронологии. Действительно, неурожай 1186 г., о котором говорит дендрохронология Новгорода, Смоленска, Торопца и Мстиславля, вполне мог быть причиной волнений в Новгороде и Смоленске.