Недолго ж, однако, пришлось ссыльным томиться в изгнании.
Старик Меншиков умер 12 ноября 1729 года – только пятидесяти шести лет от роду.
За ним скоро последовала и старшая дочь, бывшая царская невеста: княжна Марья умерла 26 декабря 1729 года, с небольшим через месяц после отца.
Умерла она ровно в день своего рождения – в этот день ей исполнилось только восемнадцать лет!
Так вообще мало живет второе поколение женщин XVIII века: великая княжна Анна Петровна, герцогиня голштинская, скончалась двадцати лет; княжна Меншикова – восемнадцати; другие женщины отходили все почти в таком же возрасте, кроме немногих: видно, что трудно было слабой, нежной и впечатлительной женской природе переживать то переходное, тяжелое время, когда старая Русь, так сказать, не на живот, а на смерть билась с Русью новой, неокрепшей, не подготовленной к борьбе.
За десять дней до смерти княжны Меншиковой бывший ее жених, юный император Петр II, менее всех виновный в горькой участи Меншиковых, вспомнил о своей развенчанной невесте и отдал верховному тайному совету приказ – освободить из ссылки ее и остальных детей Меншикова, дозволив им жить в деревне, для чего и дать княжнам на прокормленье сто крестьянских дворов в Нижегородской губернии, а брата их записать в полк.
Но милость императора уже не застала в живых его несчастной невесты.
Впоследствии уже сделались известными следующие обстоятельства жизни бывшей невесты Петра II.
Еще в 1728 году вслед за Меншиковыми приехал в Березов князь Федор Долгорукий, сын знаменитого Василия Лукича Долгорукого.
Молодой Долгорукий давно любил Марью Меншикову и, узнав о ее ссылке, взял заграничный паспорт и под чужим именем пробрался в Сибирь. Там они были тайно повенчаны старым березовским священником, которому за это подарен был барсовый плащ, долго хранившийся в потомстве священника.
Рассказывают, что летом березовские жители часто видели молодых, князя Федора Долгорукого и бывшую царскую невесту, гулявших вместе. Она ходила постоянно в черном платье с окладкой из серебра, или из серебряной блонды. Это, без сомнения, был подарок богатого жениха.
Но через год молодая женщина скончалась от родов – двойней. С этими детьми ее и похоронили в одном гробу.
Обстоятельство это раскрыто было совершенно случайно, уже в нынешнем столетии, почти ровно через сто лет после смерти царской невесты.
В 1825 году, 30 июля, в Березове искали могилу знаменитого временщика и любимца Петра Великого – и вот что нашли, по местным известиям.
Сначала докопались до двух младенческих гробиков, обитых алым сукном. Раскрыв гробочки, увидели кости младенцев, покрытые зеленым атласом, и два шелковых головных венчика. Гробочки эти стояли на большом гробу, сделанном в виде колоды, из кедра, длиной около трех аршин, и обитом тем же алым сукном, как и гробики младенцев, с крестом из серебряного позумента на крышке. Когда сняли крышку, то увидели, что в гробу, с обоих концов, не было выдолблено дерева вершка на три. Покойник, женщина, лежал покрытым зеленым атласным покрывалом. Так как покрывало со всех сторон было подложено под мертвеца, то, не тревожа его, разрезали атлас посередине ножницами. Покойник открылся почти свежий; лицо белое, с синеватостью; зубы все сохранившиеся; на голове шапочка из шелковой алой материи, под подбородком подвязанная широкой лентой и фустом; на лбу шелковый венчик; шлафрок из шелковой материи красноватого цвета; на ногах башмаки, без клюш, с высокими каблуками, книзу суживающимися; переда остроконечные, из шелковой махровой материи. Могила оставалась целый день открытой, и лицо покойника совершенно почернело.
Это была княжна Марья Александровна Меншикова, впоследствии княгиня Долгорукая.
До сих пор в Березове в бывшей Спасской церкви (ныне Воскресенский собор) находятся две парчовые священнические ризы со звездами Св. Андрея Первозванного на наплечьях, шитые дочерьми князя Меншикова, и золотой медальон изящной работы, внутри которого находится свитая в кольцо прядь светло-русых волос: медальон поступил в церковь по смерти князя Федора Долгорукого.
Светло-русые волосы, находящиеся в медальоне, принадлежат княжне Марье Александровне Меншиковой, первой невесте императора Петра II.
XIII. Графиня Екатерина Алексеевна Брюс, урожденная княжна Долгорукая (Вторая невеста Петра II)
Вторая невеста императора Петра II была так же несчастлива, как и первая, княжна Марья Александровна Меншикова, с судьбой которой мы познакомились в предыдущем очерке.
Да Долгоруким и вообще не посчастливилось родство с государями земли русской.
Так, из истории женщин Древней Руси нам уже известно, что одна из Долгоруких была пятой – если историки не ошибаются, – очень несчастной супругой царя Ивана Васильевича Грозного.
Грозный женился на Марье Долгорукой 11 ноября 1573 года, а на второй день после брака, как нам известно, жизнь молодой царицы закончилась: царь, узнав, что его невеста до супружества не сохранила девства, приказал «затиснуть» ее в колымагу, повезти на бешеных конях и опрокинуть в воду.
Не менее злополучная доля, хотя и не кончившаяся так трагически, постигла и вторую невесту молодого императора Петра II, княжну Екатерину Алексеевну Долгорукую, сестру друга и любимца императора, юного вельможи Ивана Алексеевича Долгорукого.
В высшей степени любопытно следить за самым ходом драмы, в которой одним из первых, хотя против воли действовавших лиц была княжна Долгорукая, погибшая потому именно, что и она, подобно своей прабабушке Марье Долгорукой, была как бы насильно введена в ансамбль лиц, на действии которых построилась вся страшная историческая драма.
Мы можем следить за невольной игрой в этой драме княжны Долгорукой по рассказам особы, на глазах у которой и начался первый акт и кончился последний, когда княжна Долгорукая надолго скрылась от глаз зрителей.
Рассказы эти – это известные уже нам письма леди Рондо, жены английского резидента при русском дворе в царствование императрицы Анны Ивановны.
Письма эти пишутся в Англию, к другу той, которая пишет, и, таким образом, откровенно передают все ходячие новости дня, – этим-то они драгоценны для нас.
Так, в третьем письме своем, от 4 ноября 1730 года, из Москвы, куда незадолго перед тем переехал двор, а за ним все посланники, министры и резиденты иностранных дворов, леди Рондо между прочим пишет, с кем она знакома, у кого бывает, что видит, и присовокупляет, что бывает и у супруги польского министра Лефорта, где каждый вечер собираются люди высшего общества, и, к крайнему ее огорчению, сходятся большею частью для игры в карты, и что в этой игре принимают участие и дамы.
«Несколько дней тому назад, – продолжает леди Рондо, – я встретила молодую даму, которая не играет; но происходит ли это от той же непонятливости, как и моя, или оттого, что ее сердце наполнено нежной страстью, – я не умею определить. Это хорошенькая особа восемнадцати лет, обладающая кротостью, сердечной добротой, благоразумием и приветливостию. Она сестра фаворита князя Долгорукого. Брат немецкого посланника – предмет ее любви. Все уже улажено, и они ожидают только исполнения некоторых формальностей, необходимых в здешней стране, для того, чтобы, как я надеюсь, быть счастливыми. Она, кажется, очень рада быть в замужестве вне своего отечества, оказывает иностранцам много любезности, сильно любит своего жениха и взаимно им любима».
Здесь речь идет о второй невесте молодого императора, княжне Екатерине Долгорукой.
Она действительно, по свидетельству всех современников, была редкая красавица, но, вопреки замечанию леди Рондо, «кротостью» не обладала, а, напротив, была «чрезвычайно горда».
Она, как мы видим, в карты не играет, несмотря на всеобщее увлечение этой игрой, что, в свою очередь, если не свидетельствует о недюжинности ума девушки, то, во всяком случае, говорит в пользу независимости ее характера.
«Брат немецкого посланника, предмет ее любви» – это шурин графа Вратислава, австрийского посланника, молодой граф Милиссимо.
В следующем письме леди Рондо обстоятельства жизни хорошенькой княжны Долгорукой круто изменяются.
Вот что она пишет через сорок шесть дней после известного уже нам письма, тоже из Москвы, где продолжал оставаться двор:
«Перемена, происшедшая здесь после моего последнего письма, была изумительна, – пишет леди Рондо 20 декабря 1730 года, – молодой монарх, как полагают по внушению своего фаворита, объявил, что он решился жениться на хорошенькой княжне Долгорукой, о которой я вам говорила в моем последнем письме.
Какая жестокая перемена для двух лиц, сердца которых всецело отдались друг другу!
Но в этой стране нельзя отказываться.
Два дня тому назад при дворе происходило торжественное объявление о предстоящем браке, и император с княжной, как здесь выражаются, были помолвлены.
На другой день княжну отвезли в дом одного царедворца, находящийся вблизи дворца (это в головинский дворец), где она должна оставаться до дня свадьбы.
Все лица высшего круга были приглашены и, собравшись, сели на скамейках в большой зале: с одной стороны – государственные сановники и знатные русские, с другой – иностранные министры и знатные иностранцы. В глубине залы был поставлен балдахин и под ним два кресла, а перед креслами аналой, на котором лежало Евангелие. Много духовенства стояло с каждой стороны аналоя.
Когда все разместились, император вошел в залу и говорил со многими лицами; княжну с матерью и сестрой привезли в императорской карете из помещения, которое ей было отведено; впереди невесты ехал в карете брат ее, обер-камергер, а за ней следовало много императорских экипажей. Брат проводил княжну до дверей залы, где ее встретил царственный жених и отвел к одному из кресел, а в другое сел сам.
Прекрасная жертва (ибо я смотрю на нее как на таковую) была одета в платье из серебряной ткани, плотно обхватывавшее ее стан; волосы, расчесанные на четыре косы, убранные большим количеством алмазов, падали вниз: маленькая корона была надета на голове; длинный шлейф ее платья не был несен. Княжна имела вид скромный, но задумчивый и лицо бледное.