– Придумает! – согласился Ельцин. – Как пить дать!
Он устал, и ему хотелось пирожных.
За власть борется! Правда – все глупее и глупее…
– И шта-а?..
– Нам пора нанести удар. Первыми. Я… не прав, Борис Николаевич?
– М-может быть, м-мо-жет быть…
Ельцин был сладкоежкой: ему очень хотелось, чтобы в кабинет принесли бы сейчас парочку ром-баб; он любил их больше всего. Наина Иосифовна строго следила за весом своего мужа. Пирожные, как и алкоголь, в их доме были запрещены (кроме пирога с курагой, сделанного Наиной Иосифовной по своим рецептам; в нем почти не было теста).
– И кого мы убиваем?! – взорвался Бурбулис. – Советский Союз, которого по факту давно нет? Советский Союз, где под Союзным договором, кроме автографа Президента Ельцина, должны были, как нам объяснили, стоять визы всех российских автономий, как будто татары, чуваши и калмыки – это уже не Россия!
Кому он нужен, такой Советский Союз, а? Он что, нужен России?
Это была правда. Испугавшись национализма, Горбачев решил, что новый Союзный договор обязаны подписать все российские автономии. И пусть каждая автономия сама решает, какой у нее экономический строй. («Хоть феодальный», – кричал Горбачев.)
Бурбулис был очень прилипчив:
– Что, Президент России не видит того, что видят сейчас все его соратники?..
– Президент России… – тяжело сказал Ельцин, – он – Президент… Он вам не Шиллер, понимать…
«Запомнил, дьявол», – удивился Бурбулис.
– Хватит, понимашь, в России заговоров… – продолжил Ельцин. – Взвесьте потери. Жизнь течет и течет… сама себя исправляет, россияне так, значит, устроены, что они всегда что-нибудь придумают, сами схватят себя за волосы и вытащат из болота… Так нет же, понимашь! Бурбулис ставит плотину. Ш-шоб наводнение было, ш-шоб смыло кого…
Может, руки чешутся?.. Чешутся, Геннадий Эдуардович! В России не было еще такого заговора, чтоб всем хорошо оказалось, это не Генуя, понимать, вы меня Генуей не пугайте!..
– Да где, где заговор… где?! – вскипел Бурбулис.
– Ну это вы, понимашь, сказали! Заговор Шиллера в Генуе.
Ну что, заказать пирожные? При Бурбулисе неловко.
– Борис Николаевич, еще раз: мы предлагаем россиянам право торжественно выбр…
– Вы из меня дурака не делайте! – грохнул Ельцин. – В нашей политике есть нравственность! Ельцин – это вам не Горбачев!
Бурбулис встал и резко отодвинул стул.
– Я подаю в отставку, – сказал он…
9
Колокола крепились «коромыслом»: толстые черные веревки, больше похожие на корабельные канаты, свисали аж до самой земли. Со стороны это смотрелось уродливо, конечно, но монастыри – не дворцы, монастырям положено врастать в холмы, в землю; здесь свои собственные, очень древние представления о красоте.
Колокола! Какой звон! Медь, под медью старое сердце…
Красота и сила – русские колокола!
А с земли их почти не видно… отчего же они вдруг проснулись сейчас, эти медные сердца, так заволновались, так закружились?..
Россия – идейная страна, россы – язычники; а язычники по-детски верят в любые мифы. Михаил Михайлович Бахтин не сомневался, что в годы Второй мировой солдаты и офицеры, бросавшиеся в бой «за Родину, за Сталина», в глубине души не сомневались, что такая их смерть будет особенно встречена на небесах. Если идея тускнеет, сразу поднимают голову окраины государства. Мгновенно! Окраины всегда недовольны. Они же окраины! И происходит распад государства. Сужение. Надежда только на Церковь, верно?
Верно. А на кого еще надеяться? На Ельцина?.. На Зюганова?
Не надо (глупо?) искать святую Русь! Надо просто жить в ней, – верно?
«Открыто являясь тем, кто ищет Его всем сердцем, и скрываясь от тех, кто всем сердцем бежит от Него, Бог регулирует человеческое сознание о Себе. – Он дает знаки, видимые для ищущих Его и невидимые для равнодушных к нему. Тем, кто хочет видеть, Он дает достаточно света; тем, кто видеть не хочет, Он дает достаточно тьмы…»
Только в храмах Россия остается Россией. Колокола в монастырях… они же как дети. Так же, как дети, плачут, жалуются, как дети, смеются… играют, играют сами с собой.
И как же без «коромысла»? В колокола монахи всегда звонили ногами. «Коромысло» – это те же стремена, только чуть, наверное, пошире, тогда ноге в петле прочнее.
Главное – петля: если нога соскользнет с веревки, может быть беда – высоко, очень высоко, спину можно сломать… Это только со стороны вроде как игра. Дурачатся монахи, летают туда-сюда на веревках… Но опытный человек сразу скажет – вручную монастырские колокола раскачать невозможно, поработали над ними старые мастера, это ведь не медь, это броня!
До сих пор живет поверье: колокольный звон отгоняет от людей чуму и малярию. А у луны такой свет по ночам, будто это дорога к Его Престолу. Ночью, среди звезд, лунный свет – как живая лестница в небо, путь в великую бесконечность, роскошная золотая долина среди облаков…
Чудо потому и чудо, что его невозможно объяснить. Бриллиант, например, врачует сердце, такой это камень, такое в нем волшебство… А как лечит, от чего спасает человека задумчивый колокольный звон…
От всего. От всего сразу.
Псковские земли, Псково-Печерский монастырь… Великое богомолье Русской земли.
Чудо! В пещерах Псково-Печерского монастыря совершенно нет тления. Здесь похоронены четырнадцать тысяч монахов и прихожан: гробы в этих пещерах не закапываются в землю, просто ставятся один на другой. Упокоенные люди лежат как живые, будто положили их только вчера: если нет тления, значит, нет… ничего, во-первых – запаха.
Когда в обитель приехал Ельцин, его сразу повели в пещеры. Ельцин удивился: гробы стоят в обычных нишах, можно рукой их потрогать, никаких признаков распада человеческих тканей.
– Это – чудо Божие… – объяснил главе государства его экскурсовод, архимандрит Нафанаил.
– Не по-о-нял… – Ельцин широко раскрыл глаза.
– Так уж Господь устроил… – коротко пояснил архимандрит. Они молча пошли к выходу. Улучив момент, Ельцин незаметно нагнулся к отцу Нафанаилу:
– Батюшка, вы уж мне-то… как Президенту, понимашь, скажите… Чем вы их… мажете?..
Борис Николаевич был абсолютно уверен, что монахи ежедневно смазывают четырнадцать тысяч гробов благовониями.
Архимандрит Нафанаил остановился:
– Скажите, среди вашего окружения есть те, от кого дурно пахнет?
– Конечно, нет… – опешил Ельцин.
– Неужели вы думаете, кто-то может дурно пахнуть в окружении Царя Небесного?..
Ельцин задумался, замолчал. Ответ священника его, похоже, удовлетворил.
…Послушание бригадира, отца Алексея – звонарь. Архимандрит Гавриил, грозный наместник Псково-Печерского монастыря, давным-давно, еще на Пасху, приказал отцу Алексею подобрать себе двух учеников-послушников.
Отец Алексей хоть и страшился, как все, отца-наместника, но исполнять наставление не спешил. Вот если бы архимандрит Гавриил сам указал на кого-то из молодцев… Тут ведь особые парни нужны. Главное – с сердцем. И с руками, как у кузнеца…
Со стороны-то веселье: летает туда-сюда человек в рясе, как маятник при часах; одну веревку выпускает, другую хватает… какая же сноровка у отца Алексея, какие руки! Да, но труд, тяжелейший труд! Есть у отца Алексея и другие послушания: колка дров, скотный двор…
«Чудо это место, где мир горний соприкасается с нашим миром – дольним…»
«Ты говоришь, что веришь? Так ведь и бесы веруют и трепещут!.. – напоминал Иаков кому-то из своих учеников. – Но знаешь ли ты, неосновательный ты человек, что без дела и вера мертва?..»
У отца Алексея – великое чувство ответственности. С послушниками, слава тебе, Господи, тоже везет! Хорошие ребята, хотя у многих все еще слабое произволение, не понимают они, что служение Богу – это и есть служение России, ведь мы все, наша страна, это его детище…
Каждый день в монастыре возносится молитва за русский народ:
«Великий Боже! Ты, Кто сотворил небо и землю со всяким дыханием, умилосердись над русским народом и дай ему познать, на что Ты его сотворил!
Спаситель мира, Иисусе Христе, Ты отверз очи слепорожденному – открой глаза и нашему русскому народу, дабы он познал волю Твою святую, отрекся от всего дурного и стал народом богобоязненным, разумным, трезвым, трудолюбивым и честным!
Душе Святый, Утешитель, Ты, Кто в пятидесятый день сошел на апостолов, прииди и вселись в нас! Согрей святою ревностию сердца духовных пастырей наших и всего народа, дабы свет Божественного учения разлился по земле Русской, а с ним низошли бы на нее все блага земные и небесные, аминь…»
…Разлетается, разносится колокольный звон, ветром кружит над лесом, над холмами. Только это уже и не звон вовсе, это набат. Граница – рядом, всего в двух шагах, славно ухоженные (будто живые акварели) эстонские земли.
Монастыри в России строились всегда как крепости. Повсюду! От Валаама до Черного моря, от сибирских границ до матушки-Москвы.
Супостат ведь всегда шел к столице. Зачем? Зачем торопиться? Вот где вражеская ошибка: голову легче сносить с уже мертвого тела! Москва питается исключительно землями вокруг, ведь сама по себе Москва мало что умеет; ибо все, кто не хотел работать, традиционно бежали, съезжались в Москву: там, где много людей, всегда есть легкие деньги; а Москва – большая, есть чем подкалымить и что украсть…
Патриарха всея Руси Пимена спросили: о чем, став Предстоятелем Русской Православной Церкви, он мечтает чаще всего?
– Быть сторожем на нижних воротах Псково-Печерской обители… – ответил Святейший.
Правда человеческая перед правдой Божьей как трусы блудницы…
А ведь действительно слетает с небес этот звон. Небо здесь, на Севере, всегда тяжелое. Как поле битвы. В России есть люди (и совсем не глупцы, между прочим), которые убеждены: России давно уже нет, была и исчезла. Как Атлантида. А они, мол, эти русские, плавают в ваннах из водки и все «Русь, Русь…».