«Шта, позвонить?»
Телефон пискнул сам. Ельцин вздрогнул: если в машине звонит телефон, значит, что-то случилось.
Александр Коржаков, начальник охраны, снял трубку:
– Служба безопасности.
Коржаков сидел впереди, рядом с Игорем Васильевым, любимым шофером Президента.
– Одну минуту, доложу. – Коржаков повернулся к Ельцину. – Это Горбачев, Борис Николаевич.
– Сам?
– Нет, телефонистка.
– Соединяйте.
Коржаков с миниатюрной телефонной трубкой в руке – как медведь с дамской сумочкой. Будет цирк: Горбачеву доложат, что Ельцин у телефона, Горбачев (как он любит поговорить!) тут же разразится длинным приветствием, Коржаков выдержит паузу и гордо ответит, что Президент России вот-вот возьмет трубку.
Нет, черта едва!
– Это кто, Коржаков… что ли? – поинтересовался Горбачев. – Рад тебя слышать, Коржаков. Как служба?
Коржаков растерялся.
– Одну минуту, Михаил Сергеевич.
– Твоя-то жизнь как? А?.. Чего молчишь?
Кортеж проезжал Гостиный двор.
Ельцин вяло взял трубку: – Да.
– Приветствую, Борис Николаевич! Как здоровье Президента России?
Горбачев стеснялся говорить Ельцину «ты», а звать его па «вы» не желал.
– Чувствую себя… изумительно, – сморщился Ельцин. – Вы по делу… ко мне?
– А как же, как же, по делу… конечно, по делу. Конкретно – по маршалу Шапошникову.
– А шта Шапошников? – не понял Ельцин.
– Так и я вот… удивляюсь, Борис… – засмеялся Горбачев. – Или Шапошников дурак, или провокатор, я так сказку! – Горбачев сделал паузу. Он интересно строил разговор – на паузах; быстро находил ключевые слова и тут же, почти по-мхатовски, ставил паузу, выделяя смысл. – Шапошников в армии коммерцию развернул. С мест вовсю сигналы идут. Я его с утра вызвал, поговорить хотел, потому что чувствую, Борис, он – под давлением. Так Шапошников такие речи завел, что мы с Вадимом Бакатиным, он тоже был, обомлели. Союз, говорит, надо срочно спасать! Намекает, что пора вводить военное положение. Как было в Польше когда – то. – Я, короче, все документы про коммерцию… подошлю, надо, чтоб Президент России сам бы во всем разобрался!
– Разберемся… – Ельцин помедлил. – А у вас… шта-а, есть кандидатура на министра?
– Нет, нет, – заторопился Горбачев, – если по кандидатуре, так это ж Россия должна продвигать, больше некому, все ж округа на ее территории…
Ельцин, кажется, пришел в себя.
– А по-моему, Шапошников – ничего, нормальный министр… Может быть, конечно, в чем-то слабоват, но надо подождать.
– Я думаю, Борис Николаевич… – Горбачев оживился. – А что, если мы встретимся, а? И переговорим?
– О чем?
– Как о чем? Обо всем!
– А, обо всем… – Ельцин насторожился. – А о чем?
– Ну что у нас проблем, что ли, нет?
– Проблемы есть, – согласился Ельцин.
– Ну вот! И хорошо!
– А где?
– Где заодно и когда угодно. Хоть сейчас. Пообедаем вместе.
– Я уже пообедал, понимать, – сморщился Президент России. – В «Макдоналдс» заезжал.
– Куда? – засмеялся Горбачев.
– В «Макдоналдс». Котлету с хлебом ел.
– И как?
– Неудобная… – сказал Ельцин.
Горбачев почувствовал, что напряжение разрядилось.
– Ну, чаю попьем… – а, Борис? – заискивал он.
Голос звучал надтреснуто.
– Так вы, понимать, опять за конфронтацию! – вдруг взорвался Ельцин. – О чем говорить-то? Вчера в «Президент-отеле» снова, значит, ругали Россию и Президента. А без России вам – никак!
– Слушай… ты с бурбулисами своими разберись, пожалуйста, давно ведь пора! Это ж они тебе подозрения подбрасывают! А я, наоборот, всегда тебя защищал! Возьми стенограмму. Проверь! Прислать стенограмму?
– Ну-у… я-то разберусь, – смутился Ельцин. – Об-бязательно…
Он не выдерживал лобовые удары.
– Вот я и предлагаю – наступал Горбачев. – Давай встречаться и расставлять точки. Разумное ж предложение! Без бурбулисов. Завтра Госсовет, надо все обсудить. Зачем нам… при всех?
– Любите вы келейно, – Ельцин засопел. – Любите… чайку попить, позавтракать…
– Не келейно, а по-дружески, – возразил Горбачев. – Ты проект Госсовета видал? Твои бурбулисы предлагают некий СССР. «Союз с некоторыми государственными функциями». Ты мне скажи: это что такое?
– А шта-б не было центра! – отрезал Ельцин.
– Так давай встречаться, давай разговаривать! Я ж «за»! Я тоже против центра, который опостылел, кто ж спорит? Но я требую, чтобы у нас оставалось одно государство. Или пусть будет нечто, похожее на государство, но с властными функциями!
– Нечто – это уже не государство, – возразил Ельцин.
– Вот и поговорим! Обсудим! Я действительно очень сейчас и очень озабочен.
– А где? – сдался Борис Николаевич.
– На Ленинских горах, например. Или – на Алексея Толстого.
Горбачев имел в виду особняк МИДа.
– Тогда лучше… у меня, – поморщился Ельцин. – А о чем, значит, будет встреча?
– Да обо всем, я ж предлагаю… Разговор нам взаимно понравится.
– Да? – не поверил Ельцин.
– Да!
– Хорошо, уговорились, – вдруг сдался он. – В пять… Чай мы найдем, не беспокойтесь!
Кортеж машин въехал в Кремль…
Да, тогда, в сентябре 91-го, все было именно так.
Ошибка за ошибкой, глупость за глупостью…
Горбачев встал, зажег свет и спустился вниз, на кухню.
На столе под абажуром стояла ваза с антоновскими яблоками. Горбачев выбрал самое большое, ярко-зеленое, присел на стул, да так и сидел – с яблоком в руке.
Его встреча с Ельциным была совершенно бесполезной, как и предупреждал Александр Яковлев, с которым Горбачев советовался сейчас во всем.
«Ельцин любит снимать людей с работы. Сейчас он хочет снять Горбачева», – улыбался Яковлев.
Плохая шутка, но…
Ельцин сидел за столом и перебирал бумаги. Когда вошел Горбачев, он сразу поднял голову, но не встал, не посчитал нужным.
Так-то вот!
– Ну… – помедлил Ельцин, – шта-а?
– Не понял, – сказал Горбачев, усаживаясь в кресло.
– А шта-а ж не ясно? – удивился Ельцин. – Вы вот, понимать, сидите сейчас у меня… значит, у вас существует какой-то вопрос…
– Я не на прием пришел, – вздохнул Горбачев.
Интересно, когда рядом с Горбачевым был Ельцин, ему становилось трудно дышать. Как если бы он обедал с палачом.
– Если вы хотите, понимать, моей любви, – выговорил наконец Президент России, чеканя каждое слово, – значит, уходите в отставку. Любви будет столько, что вы задохнетесь, о-бб-бешаю…
«Задохнетесь от счастья», – хотел сказать Ельцин, но не договорил, полагая, что его мысль изложена достаточно ясно.
Ельцин впился в Горбачева глазами. А Горбачев даже бровью не повел, так и сидел – с наигранно-добродушным, почти веселым лицом.
Как же он его ненавидел, Господи!
Интересно все-таки: в отличие от Горбачева, Ельцин никогда не был лидером мирового уровня – никогда. Но Горбачев тем не менее был (по самой природе своей) временщик, а Ельцин… Ельцин был царь.
– Судя по проекту, который официально внесла Россия, ты не согласен на конфедерацию государств…
– Где конфедерация, там и федерация, – отмахнулся Ельцин. – Не пойдет.
– Под корень нас бьешь? – заволновался Горбачев. – А что пойдет? Хорошо, назовем «конфедеративное демократическое государство». В скобках «бывш. СССР». Я же не цепляюсь за власть. И Президент пусть избирается всем народом. Ельцин – так Ельцин, Горбачев – так Горбачев…
Они глядели друг на друга, и каждый думал о том, как все-таки это мерзко – глядеть сейчас друг на друга.
– Надо же прагматично подходить к решению. Ты, Борис, вырос и сформировался на Ленине. И я… ты не возражай, – Горбачев поднял руку, – я тоже оттуда. Вместе мы. Из одной песочницы. Что ж получается? Ленин создавал. А мы с тобой разрушаем?
Ельцин разозлился.
– Это вы все разрушили, – рявкнул он. – Перестроились в никуда. Освободите дорогу! И будет вам Союз.
На столике был накрыт чаи с баранками, но к чаю никто не притронулся.
– Мы как два магнита, Борис, – тихо начал Горбачев. – Других, значит, притягиваем к себе… всю страну опять пополам разлупили, а соединиться не можем, отталкивание идет, сплошное отталкивание…
– Не надо переживать, это я советую… – Ельцин поднял указательный палец и закусил нижнюю губу. – Армию – России, КГБ – России, и не будет, значит, как два магнита. У России сейчас даже таможни нет!
– Ну тогда у центра ничего не остается…
– А центр будете вы с Раисой Максимовной, – скривился Ельцин.
Делая гримасы, Ельцин становился и смешон, и страшен, но Ельцин был уверен, что так он добивается большей выразительности.
Тишина… Такая тишина бывает только в кремлевских кабинетах.
– Я ведь все вижу, – тихо сказал Горбачев. – Президент Советского Союза нужен в Советском Союзе только для Запада. Ситуация неординарная, я согласен. Так и действовать надо не рутинным способом, а с учетом уникальности момента, хотя все правильные мысли появляются обычно в зависимости от ситуации!
Западу, – Горбачев встал и прошелся по кабинету, – Западу надо, чтобы у нас политика была бы предсказуемой. А Борис Ельцин непредсказуем. У Ельцина семь пятниц на неделе, ты не обижайся, это факт, значит, итожим: ты управляешь Россией, я не претендую. А у Горбачева пусть будут центральные функции, как у английской королевы, но несколько шире: единые Вооруженные силы, МВД, согласованная внешняя политика, единая финансовая система, общий рынок, пограничники и т. д.
Короче, это мне. Все остальное – твое. Сам видишь, это неплохо. Я и не к такому повороту готов, я готов поддаваться давлению, с Горбачевым, Борис, можно и нужно договариваться – милости просим!
«А шта он ходит? – подумал Ельцин. – Это ж, все-таки, мой кабинет!»
Горбачев отодвинул штору и посмотрел в окно.
– У меня ж все нормально с головой, – заключил он.
– Сядьте, – сказал Ельцин. – А то рябит.
Горбачев ловко присел на подоконник.
Он был чем-то похож на воробья.