– Вот, парень… – Акоп раскраснелся и совершенно по-детски смотрел на Алешку. – Руцкой, ты говоришь, мастер… да? Какой он мастер, что с тобой?! Неблагодарный нищий, вот он кто!.. – Теперья ему понадобился, – а? Скажите, пожалуйста!.. Значит, деньги будет просить. За дружбу. За все сразу!
– Интересно, Ельцин куда смотрит?.. – протянул Алешка.
– Ельцин? Сердца у него не хватает, парень, – сердца!
– А вы… мафия, Яков Борисович? – вдруг спросил Алешка. Если у него вдруг появлялись какие-то вопросы, он и сам уже не понимал, зачем он их задает.
– Некультурный ты, – засмеялся Акоп. – Большой бизнес, парень, это всегда… хорошая компания, потому как он не делается в одиночку. В этой компании важно только уметь поделить деньги. Русские, знаешь, как делят деньги? Как Попандопуло в Малиновке. Не потому, что жадные, – нет! Из принципа. И – сразу ссорятся. А мы, армяне, хитрее, чем русские. Мы если и ссоримся, то не в первый день. Мы ссоримся, когда можно поссориться. Поэтому с армянами приятно иметь дело. Нас весь мир уважает.
Ты знаешь, парень, что в Англии попытка переспать с принцем-консортом (или принцессой-консортом) рассматривается как заговор против государства? Карается смертной казнью. До сих пор! Вот это я понимаю! Так вот, мальчик, настоящий бизнесмен – это как принц-консорт. Настоящий бизнесмен – это национальное достояние. Пойми, брат: если б не мафия, рубль в России давно бы грохнулся. Только мафия сейчас рубль держит. Не Гайдар же! Мафии рубль нужен. А Гайдар сюда доллары запустил. Была б моя воля, парень, я б по десять лет тюрьмы давал. Знаешь, за что? За оскорбление чувств верующих в рубль!
Почему, скажи, все крупные воры сейчас уничтожены? Все до одного, вот только Хасан держится. А? Чтоб не мешали правительству воровать, вот почему…
– То есть Ельцин… – Алешке хотелось поменять тему разговора, – Ельцин, Яков Борисович, будет несчастьем России, так… выходит?
– Не знаю я, парень. Он с Урала, да? Урал это уже не Европа. Но и пока не Азия. Он из двух половинок, этот Ельцин. Азиопа. Если в нем европеец победит – одно. А если азиат… впрочем, чего гадать, все станет ясно, знаешь, как быстро…
22
– Я… свет-то приглушу… – голос из темноты звучал тихо-тихо, и было в этом голосе что-то бабье.
– Ну как? Лады?..
– Только я не вижу ничего, – сказала Алька. – На «ты» можно?
– Оч-чень правильно, что не споришь с мужчинами; молодец… – отвечал голос. – Я всегда уставал от женщин, которые спорят, но мысль моя заключается в другом: только неутоленная любовь бывает романтичной. И нельзя, деточка, строить отношения между мужчиной и женщиной без учета этого фактора. Если девушка – для души, какие тут споры, верно? Согласна?.. Молодец, что согласна. Выпьешь что-нибудь, деточка?
– Хочу красное вино, – кивнула Алька. – Если ты нажрешься, значит, и я нажрусь. После виски все бабы киски! У тебя есть жена?
– Налей сама, пожалуйста, твой мужчина устал, ты… ухаживай за мужчиной, ухаживай… Человеческие чувства непредсказуемы. Чем старше я сейчас становлюсь, тем чаще мои свидания напоминают мне собеседования.
– Да ну?
– Да. Жена у меня есть, но ты не придавай этому значения. Мой идеал – жена без вредных привычек и с такими запросами, которые она сама может удовлетворить. В том числе, не жить со мной. Только воспитывать детей.
Алька улыбнулась:
– Слово хорошее… деточка! Мне так никто не засаживал.
– А эт-то искусство, деточка, – уг-гадывать, что человек хочет услышать… Вот так, между прочим, делается настоящая политика. Алина Веревкина тебя зовут?
– Веревкина, – кивнула Алька… – А я чувствую, всю жизнь буду ничьей…
– Поце-му так?
– Потому что семья – это зло. Народ нигде так не ругается, как по квартирам. На кухнях. Это ж самое страшное место – кухня!
– Ленин тоже так считал. Гений сплошных упрощений. Еще раньше – Маркс. Он был против семьи. Все гениальные евреи были против семьи. Семья, деточка, это настойчивое упрощение главных потребностей человека.
– А Ленин клевый, – согласилась Алька. – Но не повезло. Все время на работе. Поэтому болел всеми болезнями сразу и быстро надорвался. А еще, я считаю, должен быть всегда хороший секс. В спортзал ходят те, кому спать не с кем!
– Да-а, – вздохнул голос. – Но ты успокойся… Я, например, не даю работе себя сожрать.
– Вот и правильно… – кивнула Алька… – Но я не врублюсь…
– …во что?
– …в тебя. Жена нужна для того, чтобы с женой не жить?
– Именно. У политиков часто так бывает. Я хотел развестись, – откликнулся голос, – и поехал посоветоваться с академиком Богомоловым. Он меня внимательно выслушал, а потом говорит: знаешь, я был женат семь раз. Так вот, ответственно заявляю: каждая новая жена была хуже предыдущей – понимаешь?
Алька молчала, – здесь, в этой большой квартире, ей почему-то было не по себе.
Дизайнер сделал квартиру в стиле «ампир»: в гостиной – большие и нелепые колонны, на колоннах – толстые, кучерявые младенцы. С крылышками. Типа ангелы.
– Налей нам вина, Алина Веревкина… – голос, похоти на бабий, был настойчив. – Возьми бутылку… во-от. Секс – это позже, хотя я страх как любопытен. Ты подталкиваешь меня к чувственному грехопадению, но я и так к нему готов. Наливай чашу… вообще-то я люблю виски, Алина Веревкина, но сейчас пусть будет чаша вина…
Теперь расстегни, пожалуйста, верхнюю пуговку… Да нет, у себя, у себя расстегни… мужчина устал, и ему хочется живой красоты… С расстегнутой пуговкой веселее, правда? Будь личностью, Алина. Старайся. Мой член стоит только на личность. Еще одну пуговку давай… во-от… – потрясающе, ты не раздражаешь меня своим присутствием, это то, что я называю любовью…
А сейчас красиво поднеси мне бокал. Мне, мне поднеси… Себе потом. И подойди ко мне, не бойся, я в своей жизни мухи не обидел! Эффектно поставь бокал передо мной. Молодец, поверни фигурку… Ну, спиной повернись… – хорошая попка, – похвалил он. – Тебе сейчас сколько?
– А скока дашь? – улыбнулась Алька. – Перед такими, как ты, я всегда в трепете и в желании.
– Ближе к тридцати, я ду…
– С ума сошел… Двадцать! И то через месяц…
– Обидчивая, обидчивая… – его руки ласково легли ей на бедра. – И я обидчивый, дальше будем разговаривать с учетом этого фактора. Но я ценностно противоречив, между прочим… цен-ност-но, – подчеркнул он. – Как все большие русские политики, как Столыпин.
Кажется, Алька все-таки разозлилась. Когда она пришла? Минут двадцать назад? А уже устала, однако. Товарищ все время командует, а Алька не любила, если ее понукали.
– Простите, где здесь туалет? – она скользанула из его объятий. – Срать и рожать – нельзя подождать, верно. Разрешите выйти?
– Есть ситуации, когда опасно говорить «нельзя», хотя я не… хоцц-у, чтобы ты сейчас уходила. Н-но ты иди, иди, конечно…
Он так и сказал: «не хо-цц-у!» Странный был голос, очень странный, какой-то тоскливый, с пищалкой, вроде как мужской, но действительно похожий на женский, – голос человека, безнадежно обиженного на жизнь.
– Так я пойду?.. – растерялась Алька.
– Нет, не пойду. Побегу!
…Да, он был терпелив, этот человек. Сразу видно – настоящий лидер, лишний раз не шелохнется, знает себе цену! Ему, похоже, очень нравилось все, что происходило сейчас вокруг него, но он красноречиво молчал – в его глазах все время играли смешинки.
Алька быстро вернулась.
– Ну… – протянул он, – все нормально?..
– С божьей помощью, – Алька плюхнулась в кресло. – А ты, елки-моталки, политик?
– Я просто с людьми разговариваю… – его губы вдруг вытянулись трубочкой, лицо чуть наклонилось вперед и как бы застыло. – И я говорю с людьми це-стно. Если ты уверена, что это и есть политика, значит, я – политик, хотя я сейчас в меньшинстве. Пока в меньшинстве, но стыдно, наоборот, быть в стаде, хотя мысль моя распадается, как видишь, на две составляющие: в такой стране, как наша, Алина Веревкина, где все мужчины делятся только на тех, кто служил в армии, и тех, кто сидел в тюрьме, в такой стране каждый человек, Алина, каждый, – он поднял палец, – и ты в том числе… во-от!.. каждый может рассчитывать только на свои силы. Понимаешь меня? Такое у нас государство. И я сейчас с тобой тоже говорю це-естно…
Какие-то буквы он совершенно не выговаривал, хотя и очень старался.
– Спасибо, – кивнула Алька. – Мне как тебя звать-то?
– Зови как друга: Григорий Алексеевич. Так вот, отвечаю на твой вопрос. Да, я политик. И это профессия такая: владеть вниманием народа.
– Кашпировский, блин, – засмеялась Алька. – От каждого – по потребностям, каждому – по Кашпировскому!
Ей нравилось, что Григорий высоко закидывает голову и смотрит на собеседника вроде как свысока; было в этом что – то смешное, петушиное.
– А… я цто предлагаю…
– Выпить?
– И это то-жже…
– А вот если ты политик, – Алька быстро подлила в бокалы вина, – ты мне скажи, блин, че у нас теперь бедность такая? Начальники на чистый жесткач перешли? Стариков не жалко? Старики дохнут…
– Хороший вопрос. Ты должна понимать, Алина, что только полностью спившийся народ мог выбрать в Президенты хронического алкоголика. Но другой страны у нас нет. И уже никогда не будет. Ты понимаешь, что это такое: на 1/6 части всей мировой суши находится страна сплошных алкоголиков.
Такая страна будет пить все больше с каждым днем. С каждым годом. Про стариков-давай потом, хотя ты права: либерально-прогрессистская модель развития мира зашла в тупик, она не сделала нас счастливее. Главное, что у молодежи есть все-таки еще яркий гражданский темперамент. Короче, – он внимательно посмотрел на Альку – тебе как, коротко сказать, по-простому или с примерами?..
– Слушай, по-простому – пи…ц, за нашим языком не угнаться босиком! А вот почему так? По-другому, бл, нельзя? Ельцин у нас того? – и Алька выразительно покрутила у виска пальчиком. – Че за царь такой? Войны нет, а люди дохнут как мухи! Если он – царь, он же своим царством заниматься должен, так? А не конкретно толкать всех к фигне…