Ельцин кивал головой и плохо понимал, что происходит.
Соединенные Штаты предали Михаила Сергеевича сразу, мгновенно, в одном телефонном разговоре. Буш просто сказал Ельцину, что идея «панславянского государства» ему нравится, и пожелал Президенту России «личного счастья».
Здесь же, не выходя из комнаты, Ельцин подмахнул договор об образовании СНГ, ему дали выпить и отправили спать – перед прессконференцией.
Встреча с журналистами состоялась только в два часа ночи: Президент России трудно приходил в себя.
«Протокол» допустил бестактность. Ельцин сел во главе стола, слева от него, на правах хозяина, водрузился Шушкевич, справа сидел переводчик, а рядом с переводчиком – Кравчук. Невероятно, но факт: Бурбулис и Козырев убедили всех, что если Президенты трех суверенных стран будут говорить только по-русски, это – отныне – политически неправильно. Но ведь Кравчук не был предупрежден, что он сидит от Ельцина дальше, чем Шушкевич, на целый стул!
Кравчук согнал переводчика, схватил флажок Украины, гордо уселся рядом с Ельциным и поставил флажок перед собой.
Пресс-конференция продолжалась двадцать минут: оказалось, что говорить не о чем, тем более – все устали, даже журналисты.
Ельцин коротко объявил, что Советского Союза больше нет, вместо СССР теперь СНГ и что такое решение принято здесь, в лесу, «по воле народов».
На банкете Ельцин пил, сколько хотел, и в конце концов упал на ковер. Его тут же вывернуло наизнанку.
– Товарищи, – взмолился Кравчук, – не надо ему наливать!
Но, поймав издевательский взгляд Бурбулиса, Президент суверенной Украины почувствовал, что он ущемляет сейчас право человека на алкоголь – гражданина другого суверенного государства.
– Или будем наливать, – сдался Кравчук. – Но помалу!
32
Президентский аппарат рядом, двести метров.
Расул мчался к Гейдару Алиевичу, как Наташа Ростова на свой первый бал!
– Привет, Тариэль…
Главный помощник Президента Азербайджана Тариэль Бейбутов вышел из-за стола и распахнул перед Расулом самые важные двери страны:
– Добрый вечер, Расул-бей. Гейдар Алиевич ждет вас.
«Что ж Тариэлю-то… я ничего не взял, – мелькнуло в голове. – Не забыть бы прислать…» Расул осторожно вошел в кабинет Гейдара Алиевича.
…Тяжелое лицо, он устал, это видно. Веки большие, набухшие от бессонницы, – словно какой-то занавес на глазах.
Алиев отложил бумаги, встал:
– Ты хотел меня видеть, Расул. Проходи… – широким жестом он пригласил его сесть в кресло. – Пожалуйста, напротив меня.
– Здравствуйте, Гейдар-бей!
– Здравствуй, здравствуй, Расул.
Руки дрожали, Расул быстро спрятал их под столик. Нельзя, чтобы Гейдар Алиевич видел сейчас его испуг… – как можно!
Гейдар Алиевич видел все.
Он медленно вышел из-за стола, протянул Гулиеву руку и сел прямо напротив него, глаза в глаза.
– Говори, Расул. Слушаю тебя.
Открылась дверь, официантка, красивая русская девушка, внесла чай.
– Спасибо, – поблагодарил Алиев. – Вы свободны. Плохо выглядишь, Расул. Почему?..
– Третью ночь не сплю, Гейдар Алиевич.
– Ну-у? – притворно удивился Алиев. – А что случилось?
– Такие события…
– События, да…
Алиев замолчал и выжидающе посмотрел на Расула. Расул знал, что телефоны в кабинете Гейдара Алиевича звонили очень редко. Лишний раз никто не хотел беспокоить Президента страны – не решалея. Иногда звонили шейх Паша – заде, Ильхам, по вечерам – Сева и маленькая Зарифа, он звал ее Сюся…
Тишина в этом кабинете была всегда особой. Не тишина – напряжение: невозможно расслабиться, если рядом Алиев, хотя держался Гейдар Алиевич просто.
– Ты спи, слушай, – протянул Алиев. – Зачем все не спят, если Президент – за рабочим столом! На посту… стоит. Все видит, все контролирует.
– Точно так, Гейдар-бей. Понимаю.
– Пей чай, Расул. Хороший чай, слушай, я… ты знаешь… люблю чай. Ты вот виску пьешь, виску любишь, – когда у Гейдара Алиевича было очень хорошее настроение, он любил шутливо, как бы по-восточному «корежить» иностранные слова. – А я, Расул, чай люблю. В Политбюро чай все любили. Кофе по-турецки – не уважаю. А с коньяком кофе совсем не люблю, хотя «Ширван» – хороший коньяк, полезный…
Расул чуть успокоился, – Гейдар Алиевич хорошо принимает, по-доброму…
Гейдар Алиевич всегда принимал его хорошо.
Нельзя ссориться с такими людьми, как Расул.
Рано…
– Знаешь, хочу тебе рассказать… – Алиев сам разлил чай. – Однажды приехал я к Устинову. Его только-только министром обороны сделали. Принял он меня в двенадцать ночи, проговорили минут сорок, не меньше. Я его очень уважал, слушай! Не меньше, скажу, чем Юрия Владимировича. – И выходит Устинов меня проводить. К лифту. Там такой… специальный лифт был. С ключом. Тогда это в новинку было.
А навстречу – два полковника. Вытянулись. Министр обороны! Честь отдают.
Дмитрий Федорович удивился… Ночь, говорит, а вы, товарищи офицеры, на работе. У нас… что? война, что ли? Что случилось? Зачем так поздно работаете?
Парни, полковники, мнутся:
– Неудобно как-то, товарищ министр! Если вы – в кабинете, то и мы, значит, сидим. Все сидят. Все оперативное управление. Вдруг, товарищ министр, какой-нибудь вопрос срочный! Когда министр работает, полковникам нельзя сидеть по домам… И генералы тоже все в кабинетах.
Устинов удивился:
– Товарищи офицеры! Я – молодой министр. Только что назначен. Чтобы армию изучить, мне нужен год. Может быть, полтора. Иначе я в армии всем чужой буду. А у вас – семьи, дети. Родине… что? Нужны сейчас такие жертвы? Вы ведь не мне, вы Родине служите. А получается, что вы служите сейчас мне. Мой приказ: всем по домам немедленно! А начальнику управления я сейчас сам позвоню…
Расул подумал: он в Милли меджлисе меньше года, но, начиная с обеда, его уже нет на рабочем месте; если все время работать, то когда же жить?
Намек, что ли?..
– Меня, помню, это поразило! Дмитрий Федорович всю жизнь с армией. Тридцать пять лет. Вел всю оборонку страны. Нарком вооруженных сил со сталинских времен! Две Звезды Героя. И ему, ты подумай, необходимы сейчас год-полтора, чтобы полноценно стать министром!
Гейдар Алиевич взял в руки пиалу и осторожно сделал первый глоток…
– А чай, говорят, для печени вреден, – начал Расул. – Мой врач всегда так говорит. Чай там что-то блокирует…
– Да-а? – удивился Алиев. – Первый раз слышу. А что он блокирует?
– Ну, протоки разные. Желчь…
– А мама моя, ты ее знаешь, Расул, все время чай пьет. Очень крепкий чай.
Расул встал.
– Передайте ей салам, Гейдар-бей! Чтоб сто лет…
– Ты садись, садись… – передам. Чего стоять-то?
Расул присел на краешек стула.
– Я вот что думаю, – продолжал Алиев. – Черная икра – холестерин. Это все знают. Красная икра – тоже холестерин. И тоже вредно. Но Клим Ворошилов, когда отправлял Бескова в Лондон… слушай, какой это год был? Сорок шестой? Играли тогда против «Арсенала». Представляешь, только-только закончилась война, проиграть нельзя, престиж страны, Ворошилов говорит Бескову: берите с собой в Лондон, товарищи, побольше красной икры. Чистый белок! Поморы по сто лет живут, только рыбу едят и икру…
Гейдар Алиевич говорил все быстрее и быстрее; он быстро увлекся, и Расул чувствовал его расположение.
– Не знаю, помогла икра или нет, но ведь выиграли! Хомич был тогда молодец. И все молодцы! Еще говорят, красную икру как-то иначе солят, чем черную, поморы ведь и правда долгожители.
Расул дождался, когда Алиев замолчит, и встал: Я пришел поздравить вас, Гейдар-бей. Такая победа! На весь мир. На всю планету.
– Бутылку принес? – прищурился Алиев, кивнув на сверток.
– Для домашнего бара, – встрепенулся Расул. – Как украшение, Гейдар Алиевич! Как бриллиант!
Пятьдесят лет бутылочке. И паспорт есть, паспорт дали, сертификат.
– Ой-ей… ей… – протянул Алиев.
Когда Гейдар Алиевич удивлялся, в нем сразу появлялось что-то детское.
– С историей бутылочка! – воодушевился Расул. – Плыла на корабле в Лондон. Из Шотландии. И корабль разбился о скалы. Бутылки на дне оказались. Много ящиков, со всех сторон ракушками обросли…
– А пить-то можно, слушай? – не поверил Алиев. – Ты молодец, Расул, можешь удивить…
Он, и правда, как-то по-детски смотрел сейчас на черную, с ракушками, бутылку виски.
– И не врут, ты уверен?..
– Как можно, Гейдар-бей. Это ж подсудное дело… если 482 обман. Англия не врет!
Расул вдруг осекся. Англия… «контракт века»… как бы Гейдар Алиевич не подумал чего…
Алиев разглядывал «виску». От удивления его глаза округлились, и даже веки не казались сейчас такими тяжелыми.
«Нет, не мой день, – подумал Расул. – Правда, не мой, глупость за глупостью говорю…»
– Ты молодец… – Алиев откинулся на спинку стула, – молодец, что пришел… Помнишь, меня из Политбюро выводили, а мой портрету тебя в кабинете еще два месяца висел?..
– Было, Гейдар Алиевич… Было такое дело.
– Я все знаю! Директор большого завода, член бюро райкома, боролся за меня… ты, говорят, плакал, Расул, когда Муталибов заставил тебя мой портрет снять…
– Вы действительно все знаете, Гейдар-бей…
– Ты ж сам рассказывал, – засмеялся Алиев.
Смех был тихий, не смех, а так, смешинка с улыбкой, – смеяться Алиев не умел.
– Забыл… – Гейдар Алиевич наклонился к нему, – а, Расул?..
– Да как-то…
– Ая все помню, слушай! И ко мне ты тогда приезжал. В Нахичевань. Долго убеждал меня, настойчивость проявил, с мамой беседовал… я ведь ничего не забываю, Расул.
– Знаю, Гейдар-бей…
– Помню, ты пожелал стать Председателем парламента. И Рамиза ко мне… подсылал, – забыл? Рамиза Ризаева Своего родственника. Премьером ты не хотел… А хотел быть вместо меня, если я заболею или уеду с визитом…
– Гейдар Алиевич…
– Не спорь, – строго сказал Алиев. – Рамиз два раза тогда приходил. Влиял на меня. Хотя премьер… для тебя было бы лучше, слушай, ты знаешь, нефть знаешь… Но – поддался я… уговорам… Тебе навстречу пошел.