— Я-яичницу — попросил Илюшенко.
— Встречу с чего начнем? Перед яичницей в шампанском?
Макаров еще раз оглянулся по сторонам.
— Мы бы хотели иметь… сами знаете что…
— А что? — прошептал Якубовский.
— Баранников…
— Ах, Баранников… Ранее, к сожалению, не судимый?
— Тихо, тихо… тут могут быть русские…
— Какие русские, Андрюша? — громко засмеялся Караулов. — Здесь одна бабка с клюкой…
В кафе было пусто, но в другом конце зала пожилая, чопорно одетая дама читала «Блик» — забавную швейцарскую газету
— Бабуля… стремная, — прошептал Макаров. — По-моему, за нами шла… Как, Алексей Николаевич:
— Не шла, а летела! — прошептал Караулов. — На метле.
Макаров обиделся:
— Ду-у-рак!
Официант подал четыре запотевших бокала.
— Андрюша, мы с тобой две параллельные прямые… — заметил Караулов. — Пересеклись только сейчас, только это ошибка.
Якубовский поднял палец и прошептал:
— Тише, здесь могут быть русские…
Все засмеялись.
— Значит, так… — Илюшенко открыл чистый блокнот. — Нас интересуют: размеры взяток, формы расчета, услуги, характер отношений — прежде всего с Баранниковым. Лучше бы, Дмитрий Олегович, если бы вы чистосердечно сами обо всем написали. Можно… — он понизил голос, — на Александра Васильевича, можно — на Филатова, главу администрации…
— А на Ельцина?
— Еще лучше.
— Бориса, сына Николая, уральского плотника? Три года отсидевшего при Сталине за воровство? Борис Николаевич, я сам читал, сказал, что его папа — политический, но за политику не давали три года…
Выпад против Президента Илюшенко и Макаров пропустили — как по команде — мимо ушей.
— Писать можно и на Ельцина… — согласился Илюшенко. — Почему нет?.. Главное — чтоб правда была, ибо раскаяние…
Еще бы слово, и Якубовский опрокинул бы столик.
— Алексей Николаевич…
— Слушаю.
— Окстись, отец! Ты на кой ляд в Цюрих приперся? Чтобы явку с повинной оформить?
— Господин Илюшенко сейчас отдает дань уважения некоторым формальностям… — объяснил Макаров.
— Дань уважения, Андрей Михайлович, это на кладбище! Там, где липы вековые. А я меньше всего хочу, чтобы дороги, которые мы выбираем, превратились бы в пороги, которые мы потом обиваем…
Официант подал бутылку шампанского.
— Забери, — Якубовский швырнул ему свой бокал. — Мне моя жизнь пока дорога.
— Капучино, круассан, салями, мюсли, сыр, — диктовал Макаров. — Тарелку сыра… побольше…
— Кока-кола, — приказал Якубовский. — И айс!
Караулов заказал сырые яйца.
— А вы, Алексей Николаевич?
— Яичницу с салом по-домашнему и… то, что Андрей Михайлович попросил. Мне тоже. Пусть принесут.
«Сдохнет, — подумал Якубовский. — Не успеем договориться!» Официант хотел что-то объяснить, но Якубовский хлопнул его по спине:
— Иди, брат! Тащи все, что дяди приказали!
Макаров поднял бокал:
— Со свиданьицем в гостеприимной Швейцарии! Пьем? Да, Алексей Николаич?
— Пьем, — разрешил Илюшенко. — а встречу!
Караулов удивлялся: как Димка не понимает (умный же человек, черт возьми), эти ребята не умеют вести себя по-другому. У них каждый день как последний, ибо Борис Николаевич больше всего на свете любит снимать людей с работы.
Макаров подобострастно смотрел на Якубовского:
— За тех, кто не пьет, Дмитрий Олегович!
Якубовскому принесли кока-колу.
— О-очень вредно… — протянул Макаров. — Безобразие, кстати, Алексей Николаевич: лимонад крюшоны и даже квас в Москве совершенно исчезли…
Он очень смешно скатывал губы в трубочку, и в его голосе действительно появлялись женские нотки.
— А вот эта отрава… — кивнул он на кока-колу, — сейчас на каждом шагу! — Безобразие! Вы же, Алексей Николаевич, тоже так считаете, — да?..
Он подобострастно заглядывал ему в глаза.
— Почему нет? — важничал Илюшенко. — Предлагаю, коллеги, такой алгоритм. Вы, Дмитрий Олегович, быстренько все нам обрисуете, особенно — ситуацию с Баранниковым и Степанковым. Мы с Андрей Михайлычем сразу выйдем звонком на Москву, ну и… подумаем, как нам строить рабочие отношения…
Проговорили они часа четыре: Баранников, Дунаев, Степанков, Шумейко, Бирштейн, Руцкой…
Огромное впечатление произвели телефонные разговоры Якубовского с Баранниковым (Якубовский оказался хитрее руководителя государственной безопасности Российской Федерации; все их беседы он записал на диктофон).
Макаров забрал у Якубовского кассеты, чтобы передать их «лично Президенту», но обманул: в Москве он вызвал к себе журналиста Минкина из «Московского комсомольца», который их тут же опубликовал.
Макаров не верил, что Валентин Степанков, Генеральный прокурор страны, служит Якубовскому всего за десять тысяч долларов в месяц. Тогда Якубовский позвонил Степанкову — правда, для этого пришлось вернуться в «Савой». Его тут же соединили с Генпрокурором, и он быстро объяснил «дорогому Вале», что по Цюриху сейчас шляется адвокат Макаров, хочет выведать о нем, о Якубовском и об их «с Валей» деловых отношениях все до капли, это стало проблемой, ибо известные «Вале» счета — именно в Цюрихе.
Якубовский убежден: если Цюрих так интересен Макарову, ему бы с миром и упокоиться здесь — на местном кладбище найдется уютное место.
Степанков не возражал: «Ну, если есть такая возможность…»
Макаров был на параллельной трубке. Услышав, что Степанков одобряет его убийство, Андрюша сполз со стула, пот лил с него ручьем, и даже брюки промокли…
Вечером вся их компания отправилась в горы, в прелестный старый ресторан, где они пили «Антинори», дорогое итальянское вино, наслаждались кабаном и оленем, деликатно поджаренными на гриле, потом поехали к проституткам, где Макаров сразу уснул.
Самолет улетал в Канаду рано утром, «Аэрофлот» — после обеда, поэтому Якубовский выдал Караулову тысячу долларов и попросил его приобрести для «сладкой парочки» что-нибудь «приличное».
Они обнялись, — Якубовский поехал в аэропорт, а Караулов — поплелся по магазинам, хотя магазины он ненавидел, ибо у него были проблемы со вкусом.
В конце концов, Караулов купил Макарову и Илюшенко по чемодану из крокодиловой кожи. Их тут же доставили в «Савой»: Илюшенко еще спал, а Макаров завтракал.
Как же он любил поесть, Матерь Божья!
Увидев чемодан, Макаров задумался.
— Ты знаешь, я его сдам… наверное…
Караулов обомлел:
— Кому?
— Подарки надо сдавать, — объяснил Макаров со вздохом. — Должностным лицам. Чемоданчик прелестный, конечно, но узнает кто — хлопот не оберешься, я ведь с коррупцией борюсь…
— Тогда пусть эта фигня у меня остается, — предложил Караулов. — Все лучше, чем не пойми у кого, хотя на хрена, спрашивается, мне столько чемоданов?..
67
А Хасбулатову вдруг опять вспомнилось детство: во дворе трепыхаются куры, на бельевой веревке висят рваные отцовские штаны, а в сакле, где он живет, разбросаны его рисунки и карандаши, много цветных карандашей…
— Уважаемые депутаты! Переходим к обсуждению каждого пункта повестки дня. Прошу не нервничать, я всем дам слово. Утром вам воздали предложения по повестке дня. Первый микрофон, пожалуйста…
Делегаты съезда наперегонки устремились к микрофонам, поставленным в проходах перед сценой. Первым подбежал большой, широкоплечий человек в хорошем черном костюме.
Хасбулатов почти всех знал в лицо.
— Депутат Федосеев? Пожалуйста, первый микрофон. Депутат Федосеев, Иркутская область.
Депутат Федосеев чеканил слова.
— Товарищ председатель! Прошу включить в повестку дня обсуждение запроса съезда народных депутатов Конституционному суду о даче заключения на предмет соответствия Конституции Российской Федерации действий Президента России Ельцина, таких действий, которые могут стать основанием для отрешения его от должности!
Ельцин растерянно поискал глазами депутата Федосеева и смерил его взглядом. Он не сомневался, что у Хасбулатова есть сценарий и этот сценарий сейчас разворачивается…
— Мая аргументация, Руслан Имранович! Контроль за соблюдением Конституции Российской Федерации — это не только право, но и обязательность… подчеркиваю, това… господа, обязанность съезда и Верховного Совета. — Подписав 8 декабря прошлого года соглашение об СНГ, Ельцин грубо нарушил Конституцию Российской Федерации…
Хасбулатов не выдержал:
— Подождите, депутат! Я разъясняю: согласно регламенту, существует следующий порядок: вы вносите предложения, я их записываю, и мы сразу переходим к следующим выступлениям. А потом вам будет предоставлено слово…
Григорий Петрович Дорофеев, дайте информацию как председатель комиссии по соблюдению регламента съезда… я правильно говорю?
— Абсолютно правильно, Руслан Имранович! — откликнулся Дорофеев. — Депутат внес предложение, и оно должно голосоваться.
Хасбулатов встал:
— Уважаемые депутаты! В порядке информации. На одном из ближайших заседаний прозвучит доклад Председателя Конституционного суда Российской Федерации. И если у вас есть вопросы, вы их сможете задать…
Зал загудел: утро на съезде никогда не бывает добрым.
— Прежде всего, уважаемые депутаты, такие вот заявления… не укрепляют политические позиции нашего съезда, — продолжал Хасбулатов. — Они усиливают позиции тех, кто постоянно критикует депутатов за то, что мы якобы претендуем… та-ак… вот… на всевластие в стране.
Поэтому не читайте, депутат Федосеев, что я не уважаю регламент; просто мне хочется верить, что у нас не будет неконструктивной настроенности… — Хасбулатов пытался сказать что-то еще, но депутат Федосеев перебил его выкриком:
— Один только факт, Руслан Имранович! В нарушение Конституции были приняты указы Президента России «О полномочиях мэра города Москвы» и «О полномочиях органов исполнительной власти города Москвы». Президент постановил распустить оргкомитет Фронта национального спасения, а в нарушение статьи 50-й Конституции Российской Федерации он вторгся еще и в деятельность органов правосудия, грубо нарушил конституционные права граждан на объединения…