Хасбулатов показывал Дорофееву, что депутату надо отключить микрофон; рядом с Русланом Имрановичем был телефон прямой связи с административной группой, но он так сейчас нервничал, что о телефоне — забыл.
— Я бы мог, — грозил депутат Федосеев, — привести множество других вопиющих примеров…
Хасбулатов встал:
— Григорий Петрович, я не понял: этот вопрос подлежит голосованию?..
В зале все время раздавались какие-то крики, тонувшие в общем галдеже.
— Не шумите! Уважаемые депутаты, я только проверяю… Поверьте, я не отступлю от регламента ни на йоту. — Что? Договорились: ставим на голосование предложение депутата Федосеева…
— Поименно? Кто за то, чтобы голосовать поименно?
К Руслану Имрановичу подошел Дорофеев и что-то быстро ему говорил.
— А-а… понял, понял… — бормотал Руслан Имранович. — Значит так, коллеги: вопросы, которые вносят депутаты, будут ставиться в режиме поименного голосования. Кто за это решение? Григорий Петрович, дайте справку.
— Уважаемые коллеги! — Дорофеев встал. — Каждое поименное голосование съезда обходится государству в семьсот рублей. Спасибо за внимание!
Шум в зале снова усилился; кто-то из депутатов криком спрашивал у руководителя своей группы, как ему голосовать…
— Подождите шуметь, — сморщился Хасбулатов. — Голосование идет…
На электронном табло появились цифры:
Кворум для принятия решения 521
Проголосовало «за» 352
Проголосовало «против» 428
Всего проголосовало 857
Руслан Имранович достал платочек и незаметно промокнул лоб.
— Та-ак… Предложение депутата Федосеева отклоняется «Неужели правда, — вдруг подумал он, — что Бурбулис вывозит за границу образцы редких металлов? Ведь его никогда не досматривают, госсекретарь… все-таки…»
Парень, его «прикрепленный», хорошо сказал: «Руслан Имранович, мне не к кому обратиться по факту продажи Родины…».
— Я хочу напомнить, уважаемые депутаты! — начал Хасбулатов. — С кем бы я ни встречался… а подходил я к коллегам, вы знаете, с одной просьбой: давайте не будем крушить на съезде остатки государственной власти! Никто не может бросить мне упрек, что я говорил о чем-то ином…
Взглядом Хасбулатов ощупывал депутатов: нет, все нормально, его слушают…
— Коллеги, мы обязаны подчиняться регламенту! Какие запросы в Конституционный суд, если скоро — доклад Зорькина?.. — Не надо шуметь, я же логично говорю! Зорькину можно будет задать любой вопрос. И он даст квалифицированный ответ. Сегодня на повестке дня доклад Бориса Николаевича, вечером… та-ак… вот… доклад Председателя Верховного Совета, завтра или послезавтра отчет исполняющего обязанности председателя правительства, которого съезд, напомню, не утверждал в этой должности…
Большая программа. Зачем отвлекаться на мелочи? Только что, например, министр правительства Федоров предложил пустить под нож все наше сельское хозяйство. — А? не слышали?.. — Хасбулатов с усмешкой смотрел в зрительный зал. — Официально предложил, коллеги. Вот что нужно обсуждать! Я прошу та-ак вот… не шуметь, некрасиво это…
Хасбулатов знал, что депутаты-аграрии и коммунисты ненавидят Федорова, и тут же перевел тему.
Начались выкрики, кто-то из коммунистов бросился к микрофонам в проходах, общий галдеж сразу усилился…
— А что тут не ясно? — театрально разводил руками Руслан Имранович. — Федоров говорит: у нас нефти полно. Зачем России сельское хозяйств? Протянем, говорит, в Европу пару трубопроводов, и Европа засыпит нас зерном, как золотом… Поэтому предлагаю, друзья: давайте уважительно выслушаем доклад правительства, а потом, в ходе его обсуждения, так же спокойно решим, что нам делать с этим правительством? Зачем нам осложнения, депутат Федосеев? В повестке дня?
В проходе, почти у самой трибуны стоял пожилой человек с листочком бумаги в руках.
— Что?.. — Хасбулатов напряженно всматривался в лица депутатов. — По ведению? Если по ведению — пожалуйста, депутат Перуанский. Пятый микрофон…
— У меня предложение, коллеги! — уверенно начал депутат Перуанский. — Я предлагаю поменять местами доклад Председателя правительства и выступление Руслана Имрановича. Более логично, чтобы доклад Гайдара, как представителя исполнительной власти, следовал сразу за выступлением президента России.
Депутат Перуанский эффектно улыбнулся телекамерам, разрешил снять себя «крупным планом» и медленно вернулся на место.
Хасбулатов побледнел и опять развернул к себе микрофоны.
— Уважаемые народные депутаты! Только для информации. Мне надо было бы сразу объяснить: у Президента — общеполитический доклад, типа президентского послания. И в таком же духе… будет… та-ак-вот… выступление Председателя Верховного Совета — экономическая реформа и ее законодательное обеспечение.
Сейчас поступило предложение поменять эти вопросы местами. Ставлю его на голосование…
Починок называл Хасбулатова «Председатель-очарователь». Как быстро все-таки, как легко он опятьподчинил себе весь зал…
— Пожалуйста, не выкрикивайте! — просил Хасбулатов. — Сказал же: голосование не поименное. Электронная группа, почему вы не слушаете? Снимите поименное голосование… И еще, уважаемые депутаты. Я не хочу злоупотреблять, но мне только что положили на стол телеграмму из Екатеринбурга. Коллеги просят, чтобы я зачитал. «Хасбулатову. Наведите дисциплину в зале… Стыдно смотреть, Руслан Имранович: бесконечная ходьба, групповое обсуждение, вслух ведутся разговоры, чтение газет. Делегаты съезда! Вы собрались для того, чтобы решать наши судьбы. Пожалуйста, имейте в виду, что мы, избиратели, следим за вами. С уважением, ветеран воздушно-десантных войск, участница битвы за Днепр, Михайлова-Гагарина Надежда Ивановна».
Хасбулатов передал микрофон Филатову: пусть он порулит теперь залом, надо чуть-чуть отдохнуть.
На днях к Руслану Имрановичу приходил Руцкой. Принес бутылку столетнего коньяка. Очень хочется выступить на съезде, ищет (судя по всему) примирения с Президентом.
Только что Руцкой был на ЗИЛе. Большой митинг, люди неплохо его принимают, особенно женщины. «Вот, — говорит Руцкой, — приедет Нечаев на ЗИЛ, и пусть сразу выделят ему охрану, иначе народ его разорвет. Дадим ему зарплату в 300 рублей, как на ЗИЛе, и поглядим, как он будет жить…»
Проходит день. Кто-то (кто?) кладет в кабинете Ельцина на его рабочий стол запись встречи — на пленке — с Руцким.
На пленке так: «Вот приедет на ЗИЛ Борис Николаевич, и пусть сразу выделят ему охран, иначе народ его разорвет. Дадим ему зарплату в 300 рублей, как на ЗИЛе, и поглядим, как он будет жить…».
Руцкой обомлел: «Борис Николаевич, злонамеренная фальсификация. Спросим Баранникова! Я говорил о Нечаеве! Вас обманули…».
И действительно, у Баранникова есть Нечаев, а в «варианте» для Ельцина кассету изменили…
Ельцин разозлился — х-хрясь кассетой о дубовые панели своего кабинета…
Что дальше? А ничего. Все осталось как есть!
Сидеть в президиуме рядом с Борисом Николаевичем — никакого удовольствия. Хоть бы раз посмотрел он на Председателя, хоть бы слово сказал!
Говорят, вручал на днях ордена спортсменам. Приглашают пловчиху, олимпийскую чемпионку. Ельцин пытается повесить ей орден на грудь, но руки с бодуна трясутся, зацепиться не может.
— Осторожно, Борис Николаевич, — шепчет девочка. — Силикон не приколите!
На самом деле Хасбулатов больше боялся Руцкого — не Ельцина.
Президентских амбиций у Руцкого вроде бы пока нет, но Руцкой железно верит в себя, как все военные летчики: «судьба придет — по рукам свяжет…».
Ельцин терпеливо, как мог, его учил:
— Не надо, Александр Владимирович, ссориться сразу со всеми… Вы эти армейские замашки бросьте…
— Я ж не с министрами ссорюсь, Борис Николаевич, — вскипал Руцкой. — Это ж экстрасенсы, а не министры! Закрыл глаза, а завода — нет, тю-тю завод…
У нас фокусы повсюду, а не реформы!
Вдруг Ельцин спросил:
— А вы б пошли в министры обороны?
Руцкой опешил:
— Я… не могу.
— Поч-чему эт-та не-мож-жешь?..
— Я не командовал округом.
— И шта?..
— Опыта нет.
— Придет! — махнул рукой Ельцин. — Вы шта-а… — он опять перешел на «вы», — хуже Грачева!
— Грачев может, Борис Николаевич, а у меня совесть есть, — парировал Руцкой. — Это ж вы министров ставите: закончил десятый класс — и в правительство!
— Ты на личности не переходи… — попросил Ельцин.
— Ну а как, Борис Николаевич? Вон Гайдар. Был завотделом «Правды». Даже не «Литературки», где иногда встречалось что-то свежее. Может, он… великий экономист? Отвечаю: нет. Он засранец.
— Шта… тебе сказать… — Ельцин не спорил, а Руцкой не отступал.
— Вот Ельцин. Он прошел на Урале от каменщика до первого секретаря обкома. А эти? Какая у них школа? Газета «Правда»?
— Ха-ароший ты мужик, Александр… Но по парням моим… ты себя переломи. Время нынче такое, молодые нужны. Старикам коммунизм не свалить.
— А какое? Какое сейчас время? Демократия это не апокалипсис, верно? Вон, уральские директора… Вы их знаете. Так и берите в министры! Людей, что ли, нет?
— Люди есть, — уверенно сказал Ельцин.
— Каданников с АвтоВАЗа.
— Что… Каданников?
— Готовый министр промышленности, Борис Николаевич! Вы поймите: я ж вам… стул не пилю. Даже если Президентом вы еще 20 лет послужите, мне будет только за 60. самое оно… — да? Для Президента.
Почему-то такая простая мысль Ельцину в голову не приходила.
Он оживился:
— Слушай, Александр! Забирай ВПК! Руководи! А на экономику я человека с Урала поставлю. Знаю там… товарищей… где нам найти председателя правительства?
— Посмотрите на Скокова, — посоветовал Руцкой.
— А вы с ним… не друзья?..
— Только «здрасьте» и «до свидания», Борис Николаевич! Но чудеса вытворять он не будет. Скоков же с серьезнейшего завода пришел. И лямзнуть не даст! У него кроме квартирки да «газели» с прицепом… просто нет ничего, Борис Николаевич, такой это парень…