Хасбулатов медленно, по капельке пил столетний коньяк и пытался понять: с чего вдруг Руцкой сейчас чувствует себя ответственным за всю нацию?..
— ВПК? Умышленная ложь, Саша! — вздохнул Хасбулатов.
— Конечно! — Руцкой разгладил усы. — Проходит неделя, Ельцин — ни гугу Вдруг звонок: «Александр Владимирович, зайдите…».
Иду. У него такое лицо — будто он меня второй Звездой наградил.
— А вы, Александр Владимирович, не взяли бы в свои руки сельское хозяйство?..
— Куда тебя? — засмеялся Хасбулатов. — К коровам?
Он даже рюмку поставил обратно на стол.
— Руслан, я чуть не упал, ей-богу! Сколько в России аграриев, губернаторов… тот же Полежаев из Омска, хороший был бы министр…
— Подстава, однако…
— А вам помогут, — ухмыляется Ельцин, — посчитают… Зато дело, понимать, национальное…
Выхожу от президента и сразу — к Бурбулису: «Твоя, сука, работа?» В угол забился — молчит!
Руслан Имранович прикрыл глаза, но в этот момент к нему нагнулся Филатов:
— Оклад Президента вы объявите?
Хасбулатов встал.
— Уважаемые депутаты! Может быть, самое время поставить на голосование повестку дня в целом? А там посмотрим… если отпочкуются какие-то вопросы…
Все уже устали, и Хасбулатова почти никто не слушал.
— Уважаемые депутаты! Ставлю повестку дня на голосование. Голосуем, коллеги… Прошу не отвлекаться. Идет голосование…
Через минуту на электронном табло выскочили цифры:
Кворум для принятия решения 521
Проголосовало «за» 715
Проголосовало «против» 35
Воздержалось 23
Не голосовало 1
Всего проголосовало 773
«Это ж я не голосовал… — очнулся Хасбулатов. — Надо же, увлекся и забыл…»
— Повестка дня принята, уважаемые коллеги. Объявляю перерыв на 20 минут, а потом — доклад Бориса Николаевича.
Грим подвел Ельцина. От жары его лоб был в капельках пота, грим потек, но Ельцин не знал, как его промокнуть, чтобы не измазаться еще больше.
Руслан Имранович опять повернул к себе микрофон.
— Коллеги, чуть не забыл. Прошу пропускать наших депутатов, участников Великой Отечественной войны, в буфете без очереди… — Договорились, друзья?
Депутаты хлопали стульями, и его никто не услышал.
«Ну и черт с вами…» — махнул рукой Хасбулатов.
68
Дьявол, — Чуприянов понимал, что второй раз Антон уже не придет, «западло» это у них, разговор закончен, такие ребята по два раза не повторяют.
Откуда такой гонор, однако? Главные люди стали? По всей России самые… главные? Вон Яша Голдовский, кожевенных дел мастер. Из Тюмени. Схватил сейчас весь западносибирский нефтехим, прежде всего — Тобольский нефтеперерабатывающий завод. Ничего не боится Яша: случись что на объектах — это же новый Чернобыль! Да и у Антона, у «измайловских», уже десяток предприятий, главное — Саянский алюминиевый завод, гордость Сибири, один из лучших в мире, не только в России — в мире!
Сегодня цель у «измайловских» — Красноярский алюминиевый; КАРЗ и Ачинск, глинозем, комбинат Чуприянова, это (в цепочке) единое целое. Начали с Саянска, закончат КРАЗом, вопрос времени, это ясно, то есть защитить сейчас Чуприянова — уже некому.
Чуприянов знал, да и многие знали: за Антоном стоят чекисты Баранникова, подполковник Измайлов с Лубянки — многолетний куратор бригады Антона. Отсюда и вывеска: «измайловские…
Кто он, Чуприянов, для этих парней: «Красный директор»? Оборонщик: кавалер двух орденов Ленина, с которым Косыгин и Байбаков здоровались за руку: в гробу они видели все, что было — когда-то — до них!
Постарел, постарел Чуприянов за последний год… Все красноярские директора вдруг резко постарели. Валится — на глазах — дело жизни: только что, весной, эти парни, бригада Антона, уничтожили в Питере завод систем числового обеспечения, построенный Силаевым и Паничевым по новейшим итальянским технологиям. Вместо высокоточных станков с ЧэПэУ завод числового обеспечения выпускает сейчас… сигареты!
Чуприянов сразу, на первой же встрече, предупредил Антона: в Ачинске, в его «грязных цехах», плотно обвешенных колючей проволокой, работают (отбывают срок) 847 заключенных.
В ответ — злющие, ненавидящие глаза Антона. Не знал Чуприянов [а мог бы и догадаться, между прочим), что в «зонах» Антон уже побывал. И не раз!
Хочешь быть богатым — отбери!
Беседовать с такими парнями, как Антон, интересно. Власть (да и сама жизн, если угодно) занималась все советские годы важнейшим делом: таких, как Антон, коммунисты всячески старались заглушить.
А хрена: Антон восставал как Феникс из пепла. У них — кошачья живучесть! А еще есть необъяснимый, исстари идущий пиетет народа (всей нации, если угодно) перед такими гражданами, как «Измайловские» и К°. — Укоренилось: они могут все, эти крепкие, жилистые парни, деньги для них — легкое дело, не сумела советская власть (старалась, но силенок не хватило) загнать их в подполье… — разве можно не уважать таких людей, таких бойцов?
А в самом деле: если бы в 91-м Ельцину под руку подвернулся матрос Дыбенко, тот самый, революционный… кем бы он сейчас был?
Старовойтова, предложившая себя в министры обороны, чем отличается в этом смысле от Дыбенко, Крыленко и т. д., и т. д.?
Разница в чем: Ленин отбирал заводы в пользу государства, а Ельцин отбирает заводы… у государства… в пользу кого?
Расцвел Антон, поднялся, дружит, как он говорит, с министром Нечаевым, — да разве только с ним?
Именно дружит. Не делится, а дружит. Делиться сейчас не принято, не та стадия, но ведь дружба — в нужный момент — может стать дороже, чем деньги. Антон смел, и смелость у него в крови; это, наверное, от деда, кавалера трех степеней Солдатской славы, — за своих друзей Антон порвет кого угодно, выстрелит первый, не промахнется и потом еще долго, с удовольствием, будет мочиться на труп своего врага…
— В России все принадлежит народу, — смеялся Антон. — Вот Чубайс и раздает: наше — нам.
— А цель? Какая цель? — допытывался Чуприянов. — Разве производительность труда зависит от формы собственности?
— Цель? — улыбался Антон. — Цель — поменять человеческие ценности.
— И религию тоже?
Антон смотрел на Чуприянова, как на идиота:
— А вы пустите попов в бизнес, и попы сами быстренько поменяют религию… Вы когда-нибудь видели, чтобы в монастырях открывались рестораны? Или кафе? Не дешевые столовые для бедных прихожан, нет: кафе? В Москве, дорогой, это уже есть!
Первого сентября Антон сам повел своего сынишку в первый класс.
— А вы, родитель… что можете сделать для школы?.. — сразу спросила завуч.
— Я?.. — Антон сделал вид, что задумался. — Хм… Что могу?.. Могу, например, возбудить уголовное дело…
Ни одного матерного слова. Речь, как у столичного профессора словесности: мягкая, глубокая, неторопливая…
…Если его, Чуприянова, прикончат, Катюха сама отдаст Антону акции ачинского глинозема. Те акции, которые Чуприянов год назад перекупил (отобрал?) у своих же рабочих.
Уйдет комбинат. Вон в Новолипецке: внезапно появились «СЛОНы». В Рязани, у себя на родине, «СЛОНы» весь город обложили данью: они пинками (чего ж церемониться?) сгоняли местных предпринимателей на трибуны стадиона «Локомотив». Здесь, в центре поля, стояли микрофоны и удобное кресло для господина Ермолова — лидера группировки, бывшего таксиста.
Когда Ермолов появлялся на поле, люди на трибунах вставали. С любого бизнеса «СЛОНы» забирали — себе в карман — по 60 %! Господин Ермолов лично, по очереди вызывал «на ковер» бизнесменов. То есть — в центр поля. И каждый вручал Ермолову увесистый конверт. Местный телеканал вел прямую трансляцию со стадиона, объясняя гражданам, что на их глазах предприниматели Рязани сами, добровольно, жертвуют деньги на развитие города…
«СЛОНов» тщательно охраняла милиция.
Теперь Ермолову мало Рязани: Новолипецкий металлургический комбинат, один из самых важных в Европе, имеет — по году — почти два миллиарда прибыли…
Ну, что же: ждем, ждем с нетерпением, гости дорогие!
До Липецка «СЛОНы» добирались на автобусах. Встретили их во всеоружии. Именно так: с самым разным оружием в руках. Кого-то из боевиков выписали из Москвы, кого-то из Тамбова. Помог Отарий Квантаришвили — «менеджер по спортсменам». Антон тоже послал целую роту, почти сто человек. Как не помочь? Если в Рязань, к Ермолову, никто не лезет, все знают — территория «СЛОНов», что Ермолов делает тогда в Липецке?
«СЛОНы» ложились штабелями. 202 человека за один день, точнее — вечер. Их ловили повсюду: на местных рынках, где боевики запасались провизией, в барах гостиниц, в кафе и ресторанах; кого-то «положили» прямо в сауне! (Пострадали, увы, и местные проститутки, Маша и рита, попали под пули: Маша стала инвалидом.)
Кто он, тот могучий человек, кто так ловко срежиссировал расстрелы?
Френсис Коппола, «Апокалипсис»: «такие приказы, полковник, не остаются в наших архивах…»
У Антона псориаз. Особенно руки: огненно-красные, все в язвах, похожих на ссадины. А на косточках пальцев сидят еще и «розочки» из язв.
Они часто снятся Чуприянову, эти руки: лезут, лезут к нему со всех сторон и душат, душат, душат…
…А если шепотком спросить красноярских директоров: каково, мужики: многие (да почти все) здесь же и начинали когда-то — кто разнорабочий, кто ученик слесаря, кто каменщик… — Завод для них дом родной, и вдруг… в проходную врываются Антон и его команда, причем ты им обязательно в рот смотри, в рот…
Раз в месяц Антон ездит в Израиль, на Мертвое море.
В июле здесь плюс 50, но Антон мужественно, по три-четыре часа в день валяется на пляжном топчане под солнцем, только это и помогает, псориаз не лечится!
Какая же в них тяжесть, в этих людях, они — все! — как живые булыжники, а их пьянки больше напоминают поминальный обед.
На Малевского, кстати, уже было два покушения. Он (причем как-то очень буднично, спокойно) сам рассказывал Чуприянову, что стрелял в него лидер «ореховских» Сильвестр.