Лучано прославился в Штатах, но имя, как мы знаем, тогда давали Караян, Клайбер и Шолти; все, что Паваротти имел до Майями, даже «Ковент-Гарден», все прошло как-то без лоска.
В Майями идет «Лучия ди Ламмермур». Но перед контрактом театр устраивает конкурс.
— Зачем? — удивился Алешка.
— Рынок, — вздохнул Пата. — Поет тот, кто побеждает. Но за копейки. Иначе за те же копейки споет тот, кто проиграл.
— Не фига себе? Дела…
— Не дела, а дело, — поправил Пата. — Бизнес.
Доминго выпил немного вина.
— Лучано провалился, — продолжал он. — Самолет — поздно вечером, отель — две звезды, Лучано сидит на улице, в кафе, денег у него только на чашку «капучино», он был худой как зубочистка!
Дальше все, как в кино: агенты секретной службы в черных котелках и со свистками в раздувшихся щеках несутся по улице за каким-то мальчишкой, явно итальянцев, мальчишка удирает от них как сумасшедший, сбивая людей и опрокидывая на асфальт лотки с фруктами.
— Неореализм, — улыбнулся Пата. — Майями как Италия у Росселлини…
— Парень влетает за угол, Паваротти сует ему ключ:
— Второй этаж, шестой номер…
И кивает на отель.
Мальчишка взметнулся по лестнице.
Подскакивают полицейские:
— Где он?!
Лучано кивает на ближайшую подворотню:
— Там!
Двор проходной, полицейские запутались, а Лучано — хитрый: он еще с час, наверное, сидел за пустой чашкой «капучино». И когда все успокоилось, спокойно поднялся на второй этаж.
— Сэр! — мальчик дрожал от страха. — Вы спасли мне жизнь.
— Итальянец?
— Си.
— Бонжорно, земляк!
Мальчик заплакал.
— Вы позволите позвонить отцу?
Через полчаса к отелю подъехали затемненные джипы.
Кроме «Козна ностра», никто в Майями не имел бронированную технику. Открывается дверь и в комнату входит Винсент Манчано, преемник Лучиано и Аль Капоне. За его спиной охранники, «консильери», «капо»… — все были здесь.
Первое, что сделал господин Манчано — двинул мальчику в зубы.
Это был его сын.
— Урал?
— Мотоцикл.
— Зачем?
— Не знаю…
Содержательный диалог. Семейная сцена. Крестный отец — он же отец!
Манчано бросил взгляд на Паваротти.
— Кто такой?
Паваротти испугался.
— Певец…
— Ты его спас. Зачем? Почему ты это сделал?
— Потому что он — итальянец…
— Где поешь?
— Уже нигде, сэр. Я пробовался здесь, в Майями. Меня не взяли.
— В театр?
— В оперу. «Лучия ди Ламмермур».
— А голос есть? Спой что-нибудь!
— А что?
— Что хочешь! «Мое солнце».
Ну и Лучано (куда деваться?) зафинтил:
— О солее мия!..
— Ничего себе… — удивился крестный отец. — И эти уроды тебя отшвырнули?
Лео, — он подозвал своего «консильери». — Позвони уродам и спроси: они больные?
Доминго улыбнулся:
— Через десять минут в отель две звезды прилетел — из театра — председатель конкурсной комиссии, кстати — итальянец.
Мончано кивнул на Паваротти:
— Почему ты его не взял?
— Я?
— Ты!
— Я — взял. Господин Паваротти не понял: именно он в этот понедельник поет Эдгара. Хотите, оставлю вам ложу? Вы получите наслаждение, синьор Мончано! А завтра, в 11, у господина Паваротти первая репетиция…
Алешка сидел, ни жив, ни мертв.
— Тебя как зовут? — усмехнулся Доминго.
— Алексей.
— С тех пор, Алексей, «Коза ностра» не отходит от Лучано Паваротти. Скажи, я понятно все объяснил?
«Значит, так устроен весь мир, — понял Алешка. — Весь!» Впрочем там, где большие деньги, как может быть по-другому?
Коржаков позвонил не сразу, где-то через неделю:
— Арзамасцев? Слушай, есть у нас такой министр — Федоров. Напиши в «Известиях»: министр юстиции Федоров отморозился. Пришлю тебе документ, можешь напечатать. Решил отдохнуть в Саудовской Аравии. А еще есть такой банкир — Гербеков. Это, похоже, его кошелек. И приказ — обрати внимание — без даты и номера: они, я думаю, едут счета открывать. В Королевском банке. Бумага в самом деле была странной:
Министерство юстиции РСФСР
ПРИКАЗ
Москва О поездке делегации Министерства юстиции в Саудовскую Аравию
1. Для ведения переговоров о правовом сотрудничестве между Российской Федерацией и Саудовской Аравией, направить в Саудовскую Аравию сроком на 5 дней делегацию Министерства юстиции России в составе:
2. Выполнение настоящего приказа возложить на Управление международно-правового сотрудничества (Олефиренко А.В.) и Хозяйственное управление (Байбурин В.А.)
Министр Н.В. Федоров
Статья была напечатана в «Известиях» уже через день. А следом, еще через день, Караулов в «Независимой газете» рассказал то же самое. И привел новые примеры.
Через неделю Ельцин уволил Федорова.
Но он — через выборы — скоро станет Президентом Чувашии.
Никто не ошибается так, как ошибается народ…
«А я им еще пригожусь…» — понял Алешка. На душе у него было радостно и светло.
70
Олег Четвериков из Сочи, знаменитый карточный шулер, приобрел — на ваучеры — двенадцать оборонных предприятий России.
Самый известный, самый мощный завод — в Комсомольске-на-Амуре, где строятся подводные лодки.
Чубайс узнал о Четверикове десять минут назад. Из-за съезда он приезжает на работу очень рано, к семи утра, быстро просматривает почту, документы и — уезжает в Кремль, прихватив с собой толстенную пачку бумаг.
В кремлевском зале Анатолий Борисович, как и все члены кабинета, сидел в отдельном ряду, в проходе: здесь можно было удобно вытянуть ноги. Чубайс хотел, конечно, сидеть рядом с Гайдаром, но «по протоколу» перед Чубайсом был Шумейко: и.о. премьера, потом первый заместитель и т. д.
Гайдар нервничает, все время вносит в свой доклад какую-то правку. Сдался без борьбы, это видно: отставка правительства не считалась — пока — делом решенным, но Чубайс боялся, что Ельцин, давший им, министрам, слово «стоять за реформы насмерть, как в Сталинграде», сейчас все-таки дрогнет, испугается, так бывало уже не раз…
По слухам, Руслан Имранович сам метит в премьеры. Он очень хочет, похоже, совместить все посты в государстве, такой характер… — Что ж, в ближайшие дни все прояснится! Кресла в кремлевском зале жесткие, спина мгновенно устает, писать неудобно… — даже здесь, на съезде (даже здесь!), Анатолий Борисович работал как заведенный.
Если на трибуне происходило что-то экстравагантное, он сразу отрывался от бумаг. — Та-ак, о чем поем?! Завод Илюшина в Воронеже купил бывший лошадиный барышник? А причем здесь Чубайс, если приватизацию утвердил Верховный Совет? И хотя главные риски действительно пройдены, Чубайс далек все же от мысли, что реформы сейчас бесповоротно победили: дух беспокойства по-прежнему владеет Чубайсом и гонит, гонит его беспокойные мысли — как водопад с горной вершины.
…Да, Четвериков — это сейчас совсем некстати. Хабаровский губернатор Ишаев выступит сразу после Гайдара. И заранее ясно, о чем пойдет речь: к нам, на берега Амура, явился жулик из Сочи, купил на ваучеры завод с атомными подводными лодками, работу потеряют почти 50 тысяч человек и т. д. и т. д.
Чубайс нажал звонок и вызвал в кабинет Константина Иванникова, своего главного помощника. Семь утра, но вся его команда — уже на местах, хотя лица у парней сильно помятые, страшно смотреть…
— Костик… — Чубайс говорил, как всегда, очень быстро, не отрываясь от бумаг. — Запроси Лубянку, Виктора Павловича… Пусть проверит законность сделки по Комсомольску. Лодки, подводные. Понял? Страшно сказать — атомные.
— Понял… — хмуро кивнул Иванников.
— Правда понял?
— Так точно…
— У тебя, Костик, какая функция?
— Я — чиновник для письма.
— Вот иди и выполняй свою функцию. Кто говорит после Ишаева? Проверь.
— Все?
— На ближайшие полчаса — все.
— Могу идти?
— Стой! — Чубайс вдруг поднял голову. — Если сначала было Слово, то на каком языке — говори!
Иванников зевнул:
— Прикалываетесь, Анатолий Борисович?
— Иванников, я жду.
— Ну… на английском, наверное… Он же международный…
Чубайс вышел на середину кабинета и сделал несколько приседаний, чтобы размяться.
— А я, коллега, думаю, что Слово прозвучало на всех языках сразу, потому что все народы равны друг перед другом…
Народы, но не люди; главный принцип капитализма: разве люди с неравным интеллектом могут быть равны? А политик, это тот человек, Костя, кто твердо держит это неравенство в кулаке.
И еще, Костя: Господь не по силам креста не дает. Если по силам тебе быть моим помощником, значит, ты и ночью должен жить с включенной головой. Главное — всегда иметь опережающую информацию. Помни, завести знакомство проще, чем потом с ним завязать. Я работаю, как машина, и ты тоже должен быть как машина!
Быкова Ролана… знаешь? Смотрел «Айболита»? «Тридцать лет, — сказал Быков недавно, — снимаю кино. Каждый съемочный день начинается с одной и той же фразы: «Ролан Антонович, сегодня снимать нельзя»…»
Каждый! Понимаешь меня? То дождь, то снег, то понос, то желтуха…
— Понимаю, — вздохнул Иванников. — Можно, я пойду?
— Будет «можно», я скажу. Чем задачи отличаются от проблем? Задача — это когда надо попасть в цель, а проблема — это когда в тебя целятся. Чувствуешь разницу?
— Хорошая фраза, Анатолий Борисович.
Чубайс закончил с зарядкой, расправил плечи и вернулся за письменный стол.
— У Ролана, друг мой, был гениальный администратор. Семен Израилевич, я даже имя запомнил! Четыре утра, они несутся на съемки в Загорск. Где-то в лесу — встали, автобус сломался.
— Ролан, дай десятку, — просит Семен Израилевич.
— Чего?
— Рублей.
— Зачем?
— Tee жалко?
— Жалко.
— Зачем-зачем… — бормочет Семен Израилевич, а они на «ты» были. — Дашь десятку — тогда поедем…