— Ну, можа, преставился кто… — протянул проводник, толстый мужчина лет сорока.
— А че, просто так в Москву не ездят?.. — удивился Егорка.
— Нет, конечно, — вздохнул проводник. — Не до экскурсий счас.
— А я — на экскурсию, понял?
Он как-то странно посмотрел на Егорку и вышел.
— Поздравляю, дед! — хихикнула девчонка. — В Иркутске лягавый сел, сама видела, этот… сча ему стукнет, они о подозрительных завсегда стучат. И если тот с устатку отошел — жди: явится изучать твою личность!
Егорка обмер: док-кумент-то в Ачинске…
— А ежели я… дочка, без бумажек сел, пачпорт оборонилси, — че будет?
— Ты че, без корочек?
— Не… ты скажи: че они тогда делают?
— Че? — девчонка презрительно посмотрела на Егорку. — Стакан нальешь, просвещу.
— Тебя как звать-то?
— Катя… Брат котенком звал. Дед, а ты не беглый? — поинтересовалась девочка.
— Ты че… — оторопел Егорка. — Какой я беглый? К брату еду, из Ачинска сам. Слыхала про Ачинск?
— Это где рудники?
— Не. У нас комбинат, Чуприянов директором. Знаешь Чуприянова?
— Значит, беглый, — хмыкнула Катя. — От жизни нашей бежишь. Слушай: водки здесь нет, народ портвейн глушит… Полста гони!
— Полста?
— А ты думал! Наценка.
— Так ты деньгу возьмешь — и сгинешь.
— Ты че, дед? — Катя обиженно поджала губы. — Я — с понятием. Если б — без понятия, давно б грохнули — понял?
Ресторан был рядом, через вагон.
«Обложили, суки, — понял Егорка. — Надо ж знать, кого убивать, — куда меня черт понес?..»
Катя вернулась очень быстро:
— Давай стакан!
Она плеснула Егорке и тут же опрокинула бутылку в свой стакан, налила его до края и выпила — жадно, взахлеб, будто это не портвейн, а ключевая вода.
«Во, девка», — подумал Егорка.
Несколько секунд они сидели молча — портвейн всегда идет тяжело.
— Ну, че скажешь? — спросил Егорка.
Ему очень хотелось поговорить по душам.
— Не могу я так больше! — вдруг заорала Катя. — Слышишь, дед, не могу-у!..
Она вдруг резко, с размаху упала на полку, закинула ноги в тяжелых зимних ботинках так, что красная длинная майка, похожая на рубашку, сразу упала с колен, и Егорка увидел грязные белые трусы с желтым пятном между ног.
Катя рыдала, размазывала слезы руками, потом вдруг как-то хрипнула, перевернулась на бок и замолчала.
Егорка испуганно посмотрел на полку. Девочка спала как мертвая.
19
Какая, все-таки, наглость: она уселась, выставив перед ним, любимцем нации, можно сказать, черный полукруглый зад. Почесала ножку об ножку — и замерла. Сидит, сволочь, на столе, тупо уставившись на Расула, и этот ледяной, гипнотизирующий взгляд строго спрашивает: что, дяденька, прихлопнуть меня хотел — так ведь? Валяй, не стесняйся, дотронься до меня, родной, жду!
Вообще-то она яркая, зараза, крупная; налеталась, родная, из кабинета в кабинет, устала, того и гляди заснет…
Интересно, они спят когда-нибудь, эти заросшие морды? Спят, наверное, но где?
Расул ненавидел мух.
А рожа в самом деле глупая, глаза как вилка от розетки, — на хрена они человечеству, эти мухи? Вот кто объяснит?
Муха была навозная, жирная, брюхо и зад у навозных мух переливаются, как северное сияние.
Как просто, да?.. Испортить человеку настроение: первое солнце, тепло, на улице такая благодать — жить хочется… и вот они, пташки небесные, тут как тут, целый рой, окно невозможно открыть!
Голова гудела, ноги ватные, уставшие, очень хотелось домой: председатель Милли меджлиса Азербайджана Расул Гулиев не спал уже третьи сутки, в Баку никто, наверное, не спал в эту ночь… — домой, домой, на Апшерон, в баньку на часок, в родную баньку, смыть усталость, смыть пыль! — Неужели Гейдар Алиевич сам все это соорудил, а? Он — великий иллюзионист, кто спорит, но если он, Алиев, автор идеи, автор грандиозного замысла, кто же тогда режиссер-распорядитель, кто организовал всю эту массовку, разогрел Джавадова, ОПОН, убедил их, дураков, поднять руку на Президента страны?
В Баку Расул знал всех, почти всех; если человек (неважно, кто он, азербайджанец или русский) хоть что-то из себя представлял, Расул постоянно держал его в поле зрения, он ведь политик… — и что же получается, Расул знал всех, но… не всех, так, что ли?..
Дьявольщина, ей богу! В самый последний момент… Гейдар Алиевич разворачивает свой кортеж, мчится на телевидение, где никого нет, вообще никого, только какие-то дежурные, и мгновенно, без шпаргалок, без спичрайтера, даже без дублей, записывает обращение к нации.
Он что, знал, он догадался (была опережающая информация?), что через несколько часов восстанет Гянджа? Он понимал, что этот дурак, Сурет, узнав о волнениях в лагере ОПОНа, сразу вздрючит знакомые полки?
Обращение Президента записано рано утром, но об этом никто ничего не знает; Алиев проходит в президентский аппарат через большой подземный коридор от ближайшей станции метро, хватается за телефоны, вызывает силовых министров, ругается с ними, причем многие «силовики» действительно ведут себя как идиоты…
Вторая половина дня — восстание в Гяндже, Сурет бросает кабинет, объявив охране, что с этой минуты его охраняют только его собственные племянники, садится за руль частного «Ауди» и — исчезает.
Где находится премьер-министр — никто не знает, турецкая разведка информирует посла Азербайджана в Анкаре: Гусейнов бросился в Гянджу и ближе к утру его танки будут в столице…
Ровно в полночь Алиев выходит в эфир с обращением к народам Азербайджана.
Час величия Президента. Час его триумфа!
Будний день. Баку, если холодно, засыпает рано, но Гейдар Алиев уверен: если он, Президент страны, обращается к нации, сосед разбудит соседа, отец и мать поднимут с постели детей, люди развернут автобусы, кинутся в машины, приедут в столицу на телегах, на лошадях, то есть здесь, у президентского аппарата, быстро соберутся сотни тысяч граждан… — почему, почему Гейдар Алиев так уверен в себе и в силе своего слова? Баку — сложный город, ленивый, Алиева что? Все любят, что ли?..
Нет, уверен! Алиев идет напролом и — побеждает.
Сотни тысяч людей, Алиев выходит к толпе, к огромному морю людей.
Он что, знает… что его никто не убьет?..
Год назад именно он, Расул Гулиев, приехал за Алиевым в Нахичевань. Гейдар Алиевич колебался: быть или не быть? Возвращаться в Баку или не возвращаться? Где гарантии личной безопасности?
Такие гарантии мог дать только Расул. Не было в Баку более влиятельного человека, чем он, — не было!
Гейдар Алиевич сделал заявление: пока Расул, лично Расул, не убедит его вернуться в столицу «на ханство», все старания его знакомых и незнакомых друзей, сторонников — пустой номер, такое решение без Расула Гулиева он, Алиев, принять не может!
Расул все бросил и вылетел в Нахичевань. Какая деревня, Господи! Гейдар Алиевич жил в домике своей покойной сестры, туалет на улице, вода в умывальнике, весь участок — четыре сотки, хорошо, хоть, что дом с верандой, есть где развернуться…
Разговор с Алиевым был предельно искренним. Гейдар Алиевич умел слушать, его вопросы, отчасти наивные, поразили Расула — здесь, в этой деревне, его одиночество бросалось в глаза, хотя обстановку в Баку Гейдар Алиевич знал очень хорошо и держал, как говорится, руку на пульсе. Потом Расул навестил его маму; она была категорически против того, чтобы Гейдар Алиевич возвращался в столицу.
Расул провел с ней почти весь день, жарил шашлыки, говорил тосты!.. Игра? Еще чего! Все, что делал Расул, он делал абсолютно искренно, с душой. Приехал Гейдар Алиевич, разговор затянулся за полночь, он быстро согласился с его доводами, самое главное — с его оценкой Эльчибея, волнений в Гяндже… Так было. Так! А сейчас? Уроки ГКЧП? Некий опыт? Может быть, кстати говоря (такие события не проходят бесследно)…
Когда Гейдар Алиевич вернулся с телевидения, он, казалось, не знал, что делать, долго отчитывал министра обороны, чьи танки (в городе!) блокировали базу ОПОНа… — Расул был уверен, Сурет расправится с Алиевым так же быстро, как год назад он расправился с Эльчибеем.
И вдруг — весь город у президентского дворца, весь Баку, весь… Не сотни тысяч, нет, — полтора миллиона человек! Ночь, свечи, флаги, портреты Президента, люди идут с Кораном в руках…
Мохнатая черная тварь все еще сидела на рабочем столе Председателя Милли меджлиса республики и внимательно за ним наблюдала.
Расул поднял папку с бумагами, прицелился. Сейчас — сейчас, момент… — р-раз! Поздно! Эта тупорылая дрянь теперь сидела в центре другого стола, длинного, покрытого лаком, стола для совещаний.
Голову ломит… и еще эта сволочь…
Выпить виски что ли? Или шампанское? От головы хорошо пользует шампанское, это факт!..
Когда было совсем тяжело, Расул делал (сам себе) массаж головы.
Запускал ладони в шевелюру, пальцы впивались в голову, сильно, до боли, и — становилось легче…
Расул не доверял врачам, он — как все талантливые люди — хорошо чувствовал свой собственный организм, свои сосуды… он научился сам себе помогать!
Неделю назад какой-то парень написал в «Заре Востока», что личные доходы Председателя Милли меджлиса от нефтеперерабатывающего завода, который он контролирует по-прежнему, составили за прошлый год четырнадцать миллионов долларов.
Расул очень удивился и тут же сел считать. Считал сам, потом посадил жену, считали вместе, вспомнили даже то, что продали в прошлом году…
Десять триста, больше не получалось… никак!
Уж не Гейдар ли… Алиевич стоит за этой статейкой, а?
Расул вздохнул, взял пульт и подошел к телевизору. Пленка дернулась, тут же встала «на ноль».
Расул опять вздохнул, повернулся к сейфу, достал бутылку виски, отхлебнул из горлышка и — запустил кассету; обращение Президента страны Расул знал — уже — почти наизусть.
Он был неузнаваем, Гейдар Алиев, в нем было что-то магическое.
— Дорогие соотечественники, граждане Азербайджана, братья и сестры, все, кому дороги свобода и независимость, — я призываю всех собраться сейчас перед президентским аппаратом, я хочу вас видеть, граждан нашей страны, я жду от вас помощи…