В горах Гиндукуша, где Грачев воевал целых пять лет, он, герой Афганистана, был дважды контужен, получил семь ранений (два серьезных и одно очень серьезное), прыгал с горящего вертолета и дважды подрывался на минах-ловушках.
В войсках Павел Грачев был живой легендой. Десантники его обожали, московские генералы — боялись.
В декабре 86-го разведотряд Грачева попал в засаду. «Духи» подстерегли десантников в скальном разломе возле селения Баях. Погибли пять человек, Грачев знал их поименно: Алексей Кастырной, Иван Поташов, Сергей Осадчий, Владимир Токарев и Борис Местечкин. Грачев тут же по тревоге поднял дивизию, «духов» поймали, и Грачев лично, перед строем, расстрелял их из своего автомата…
Адъютант принес телефон с огромным мотком проволоки.
— Соедините меня с Коржаковым, — приказал Грачев.
Он кругами ходил вокруг старого дачного дома. Каждые пятнадцать минут дежурный адъютант докладывал метеосводку. Ничего хорошего: шквал.
Пискнул телефон. Адъютант, бравый подполковник, нажал кнопку, снял трубку и молча протянул ее Грачеву.
— Саша… это я… — тихо сказал Грачев. — Знаешь, тут докладывают… над лесом буря, лететь нельзя…
— Над каким еще лесом? — насторожился Коржаков.
— В Твери, Саша.
— А, в Твери… — протянул Коржаков. — В Твери, значит? Над полями да над чистыми?
— Над ними. Санек… а, Санек… доложи Борису Николаевичу, пожалуйста…
— А ты, командир, сам позвони. Не стесняйся, командир! Так, мол, и так, товарищ Президент Российской Федерации, я, боевой генерал Грачев, хотел вые… перед вами, причем — как всегда, не думаю, но неувязочка сейчас образовалась, в сводку не глянул…
Грачев не любил Коржакова: злой. А злые люди — они как змеи…
— Ты, командир, че раньше думал? Ты где раньше-то был, командир?
— Где?! В гнезде! Буря только что началась, понял?!
— Вот и докладывай!
— Саша!
— Да пошел ты…
Телефон поперхнулся лихорадочным тиком.
Сволочь! Почему вокруг Ельцина столько сволочей?
— Товарищ Председатель Государственного комитета РСФСР по оборонным вопросам! — Адъютант тянулся перед Грачевым так, будто хотел стать выше берез. — Министр обороны товарищ Шапошников просит взять трубку!
— Просит, значит, давай, — буркнул Грачев.
Черный «кейс» с телефоном стоял рядом, на лавочке.
— Генерал-полковник Грачев! Слушаю!
— Приветствую, Пал Сергеич, — пророкотал Шапошников. По натуре Шапошников был оптимист, а оптимисты всегда действуют на нервы своей бодростью. — Ты скажи… мы летим или не летим?
— Видимость — тысяча, облачность — сто, ветер — тридцать.
— Понял тебя, — Шапошников задумался. — Значит, по асфальту?
— А это не я решаю, Евгений Иванович. Я не Коржаков!
С некоторых пор Грачев откровенно хамил министру обороны страны, но маршал этого как бы не замечал.
— Я… думаю так, Пал Сергеич: может… в моем «членовозе» помчимся? Я б за тобой заехал, тем более разговорчик есть…
Шапошников — министр, Грачев (по статусу) его первый заместитель. Кому за кем заезжать?
«Новое мышление», — догадался Грачев.
— А что, Евгений Иванович, есть вопросы?
— Есть, Паша. Возникли.
— Так, может, я подскочу?
— А в кабинете, Паша, не поговоришь…
Для Грачева не было секретом, что Шапошников боится собственной тени.
— Буду рад, товарищ министр обороны! И жена будет очень рада.
— Паша, сейчас не до жены, сам знаешь.
— Не-е, я к тому, что перекусим…
— Ну, жди!
На самом деле Грачев относился к новому министру обороны на редкость спокойно: Шапошников — мужик компанейский, невредный, в генеральском застолье откровенен, хотя сам — почти не пьет.
Год назад, в 90-м, Язов убедил Горбачева: если страна не хочет, чтобы ее солдаты и офицеры погибали от голода, армия сама должна зарабатывать деньги; крайне выгодно сдавать под коммерческие рейсы боевые самолеты и корабли. Президент СССР почему-то не сообразил, что на коммерческих рейсах будут зарабатывать не солдаты, а генералы. Грачев знал, что Дейнекин, главком ВВС, лично контролирует (с подачи Шапошникова?) всю коммерцию военного аэропорта Чкаловский. Честно говоря, Грачев тоже очень хотел попробовать себя в бизнесе, но он, во-первых, не знал, как это делается, а во-вторых, был — пока — полководцем без армии, она подчинялась Горбачеву и Шапошникову.
Подошел адъютант: опять Коржаков.
«Замучил, гад», — поморщился Грачев.
— Чего, генерал?
— А ничего, Паша. Нич-че хорошего. Позвони, говорю, шефу, он ждет.
— Ветер тихнет, слышишь? С-час придет хорошая сводка.
— Позвони, бл… — Коржаков кинул трубку.
Борис Николаевич был на даче.
— Алло, у телефона генерал-полковник Грачев. Соедините с Президентом… Пожалуйста.
Ельцин тут же снял трубку.
— Товарищ Президент Российской Федерации! В военных округах на территории России все в порядке! Докладывал Председатель Государственного комитета РСФСР по оборонным вопросам, генерал-полковник Грачев!
— Ишь ты… — хмыкнул Ельцин.
— Теперь, товарищ Президент, разрешите доложить по вылету на объект…
— А што-о тут докладывать?.. — Ельцин не произносил, а как бы отрыгивал из себя слова. — Замутили, понимашь, всех, напредлагали Президенту, а теперь от меня прячетесь…
— Я не прячусь, — доложил Грачев. — Я на даче, Борис Николаевич!
Ельцин был пьян.
— Бо-орис Николаевич…
— Шта? Я — Борис Николаевич, и шта-а?! Значит, так. Вы — на вертолет, мы — в машины. Мы… на машинах поедем, вы — по небу. Вопросы есть?
— Никак нет, товарищ Президент! Буду с гордостью встречать вас на объекте!
— Тогда вот давайте, летите, — смягчился Ельцин. — Ну и… поаккуратней там, понимашь…
Отходчивый человек, наш президент!
— Есть быть аккуратнее! — Грачев всегда совершенно замечательно изображал оптимизм.
— Хорошо. Если получится — свидимся… еще.
Ельцин повесил трубку.
Любые ситуации Грачев оценивал по принципу «дважды два — четыре» и не имел привычки терпеть непонятное.
Судя по всему, это действительно нравилось Ельцину. В чем-то главном Ельцин был на редкость примитивен, а примитивный человек не любит непонятных людей, он от них быстро устает.
Грачев нервно ходил по дорожкам леса, похожего на парк. Еще больше, чем хамство Ельцина, ему не нравилась предстоящая встреча с Шапошниковым.
Он знал, что начальство, которое в личном общении (с подчиненными, пусть даже высшими генералами) очень хочет, чтобы его не воспринимали как начальство, самое плохое, самое подлое начальство на свете.
Новый министр обороны с удовольствием дружил бы абсолютно со всеми, душа человек! Но как только главнокомандующий Горбачев проявлял волю, Шапошников безропотно рубил любые головы — направо и налево.
Голова человека, его жизнь, не имели для Шапошникова человеческой ценности.
Известив войска о своем вступлении в должность, Шапошников почти месяц чистил армейские ряды от влияния ГКЧП. Сразу, приказом № 2, из армии был уволен легендарный космонавт Алексей Архипович Леонов, дважды Герой Советского Союза. Утром 18 августа генерал-майор Леонов, возглавлявший отряд космонавтов после Юрия Гагарина, имел неосторожность подписать у Бакланова, главы ВПК, какую-то служебную бумагу. И понеслось! Грачев хорошо знал Леонова. Полет космонавтов Беляева и Леонова на аварийном «Восходе», выход Леонова в космос, чуть было не закончившийся трагически, и аварийная посадка в снегах под Мурманском (Беляев вручную посадил корабль) были легендой и среди летчиков, и среди космонавтов. Через неделю после отставки Алексей Архипович, любимый гость на всевозможных презентациях, столкнулся — на глазах Грачева — с Шапошниковым.
— Что вы сделали со мной, а, Евгений Иванович? Без работы оставили! Лучше б убили, честное слово…
— Слушай, Алексей, должность такая… ты пойми… в конце концов! Давай выпьем, хочешь?..
Шапошников улыбался как голливудская звезда.
«Какие сами, такие и сани…» — народная мудрость.
Грачев не умел ждать. Оставаясь наедине с собой, он не понимал, о чем ему с самим собой говорить и что делать.
Выпить, что ли? Так неудобно — к тебе едет министр обороны, твой начальник, а от тебя с утра несет водкой…
А, наконец-то! Вроде пронеслись… кони…
Подошел адъютант:
— Товарищ генерал-полковник! Министр обороны Советского Союза будет через минуту. Прикажете отворять ворота?
Грачев терпеть не мог адъютантов, они смотрели не в глаза, а в рот.
— Отворяй!
Огромные ЗИЛы Шапошникова с грохотом въехали во двор. Головной ЗИЛ именовался «лидером», второй ЗИЛ — машина спецсвязи. Следом за ЗИЛами юркнула «Волга» с охраной, а две машины ГАИ деликатно остались за забором: им здесь не место.
— Павлик, я тут! — Шапошников открыл дверцу и, не вставая, свесил ноги на землю.
— Здравия желаю, товарищ министр обороны! — прищурился Грачев, но честь не отдал.
— Здравствуй, Паша. — Шапошников протянул Грачеву руку. — Угостишь чем-нибудь старого летчика?
— У… а то! Выпускай шасси!
Грачев полуобнял Шапошникова и повлек его к беседке, где по-походному, без скатерти, был накрыт стол.
— Слышишь, как птицы орут? — спросил Шапошников.
— Я в природе не разбираюсь, — мрачно ответил Грачев.
Странно все-таки устроены госдачи: асфальтовые дорожки постоянно напоминают, что ты — чиновник, а фонари и зеленые скамейки, напиханные среди деревьев, отбивают всякую охоту к уединению.
— Подскажи, Павлик, что делать будем, — начал Шапошников.
— Сначала пива холодного, и тут же — на коньяк!
— Я не об этом. Ты знаешь, что в Завидово?
— Охота! — отрапортовал Грачев.
— Нет, Паша. Охоты не будет.
— Тогда что туда переться..?
Шапошников улыбнулся:
— А это, Паша, вопрос философский.
— Какой-какой, Евгений Иванович?
— Философский.
— Понял, наливаю…
— Мне коньяк. Хватит, хватит…
— Н-ну, где моя командирская кружка?!