Русские схимники. Афон, начало ХХ в.
Меры, предпринимаемые русским правительством, носили полицейский характер, были разрозненными и к успеху также не могли привести. Поездки келлиотов в Россию и сбор ими подаяний без специальных разрешений привели к изданию распоряжения, согласно которому сбор пожертвований мог осуществляться только лицами, имевшими на то официальные бумаги от Св. Синода (оно было напечатано в 1885 г. в «Церковных ведомостях» и «Правительственном вестнике»). В статье перечислялись имена наиболее активных русских келлиотов, постоянно привлекавших внимание русской полиции. Постановление это, однако, не могло иметь ни достаточно читателей, ни авторитета в среде русского крестьянства. В 1887 г. священник Озеревской церкви Тихвинского уезда Николай Соколов обратился с вопросом в Новгородскую консисторию, следует ли ему поощрять пожертвования на Афон, к которым приглашаются многие из его прихожан и действительно ли эти письма с Афона[177].
Из консистории отвечали, что пожертвования лучше направлять в отечественные монастыри и храмы. Ввиду появления в Новгородской епархии множества воззваний частными письмами о сборе пожертвований, митрополит Санкт-Петербургский Исидор обратился к К. П. Победоносцеву с просьбой о распоряжении по этому поводу. Подобные письма рассылались по всей России. В том же 1888 г. митрополит Исидор получил письмо от Н. Палимпсестова из Москвы, в котором обращалось внимание на факт рассылки посланий и предлагалось переправлять пожертвования только через существующие в России афонские подворья, а почтовые конторы пересылали бы частные пакеты в местные консистории[178].
Такого рода меры и решил принять К. П. Победоносцев. По удостоверению российского посольства в Константинополе, писал обер-прокурор, многие келлиоты преследуют личные и своекорыстные цели, для достижения которых не стесняются в выборе средств. Они выманивают у прибывающих на Афон паломников и жертвователей в России подаяния на несуществующие монастыри, ложно именуя себя настоятелями какой-нибудь обители на Афоне, рассылают по России просительные письма с описанием нужд небывалых обителей. Бумажные иконы, которые они распространяют, приобретены ими в России. Кроме того, к воззваниям прилагаются печатные прейскуранты поминовения за богослужением с указанием адресов поверенных в Одессе, через которых следует пересылать деньги. Победоносцев считает необходимым все денежные пакеты и посылки, за исключением тех, что адресованы на имя Пантелеймонова монастыря, Пророко-Ильинского и Андреевского скитов, не выдавать из одесской почтовой конторы, а передавать в херсонскую духовную консисторию, которая будет поступать с деньгами согласно указаниям из Синода[179].
Однако и этот план осуществить не удалось. На основании существующих в России почтовых правил, деньги не могли быть переданы в херсонскую консисторию, а либо выдавались получателю, либо отправлялись назад. Поэтому была предпринята полумера — выдавать их поверенным по предъявлении удостоверения от консула в Фессалонике в том, что та или иная обитель реально существует[180]. В Одессе было проведено следствие о поверенных афонских келлий, и у них были отобраны имевшиеся к тому времени деньги: а) у поверенного Покровской келлии Зазина — 1 100 рублей; б) у поверенного Николаевской, Трехсвятительской, Рождество-Богородичной келлий Кульначева — 9 900 рублей; в) у поверенного Иоанно-Златоустовской келлии Домашева 5 423 рубля 50 копеек и др. Общая сумма конфискованных денег составила 27 372 рублей 50 копеек. Деньги были отосланы в одесское уездное казначейство депозитом Херсонской духовной консистории. Кроме того, в том же 1888 г. было отобрано 18 400 рублей, незаконно собранных на Акафистскую келлию у мещанина Ивана Курдиновского, именовавшего себя турецким подданным Спиридоном Михайловым и иеромонахом Илиодором. Эти деньги были внесены в одесское уездное казначейство депозитом одесского полицмейстера[181]. Как правило, келлиоты ходатайствовали о возвращении им денег, причем часть этих ходатайств поддерживалась константинопольским посольством. Так, указывалось, что братия Иоанно-Златоустовской келлии предприняла строительство церкви в память чудесного события 17 октября 1888 г., на окончание которого не имеет средств[182]. Поскольку власти явно не знали, как поступить с конфискованными суммами, то в 1895 г. было принято решение о высылке их в посольство для передачи келлиям. Впредь, указывалось в определении Синода, сборщикам пожертвований следует заранее испрашивать разрешение Св. Синода[183].
Монах перед своей каливой. Афон, 1920 — е годы
После запрета русским келлиотам получать адресованные им деньги в Одессе, они стали получать их через Русское общество пароходства и торговли. В 1891 г. после открытия прямых рейсов на Афон, они стали обращаться к сотрудникам РОПиТа с просьбой о пересылке им денежной корреспонденции[184]. В 1889 г. было издано второе предостережение русского правительства, обличающее келлиотов и предупреждающее против пересылки им пожертвований[185]. По сведениям этой статьи, в 1889 г. на Афоне было 49 келлий (около 309 человек). Следующая попытка ограничения келлиотов была предпринята Синодом в 1892 г.[186] Эти публикации не имели широкого резонанса: основная масса жертвователей — крестьяне — не читали «Церковных ведомостей» и, кроме того, для них был важен сам факт пожертвования, а дальнейшая судьба денег предавалась «в руце Божии». Попытки борьбы с келлиотами, предпринятые со стороны духовного ведомства, и не могли иметь успеха, потому что они проводились тем формально-бюрократическим методом, который был характерен для действий синодальных властей. Отсутствие желания разобраться в сути явления, духовного по своим истокам, и подведение под один разряд самых разных людей — все это приводило к тому, что правительство боролось не с частными случаями злоупотреблений, а с русскими келлиотами на Афоне вообще.
Неудивительно, что случаи неофициального сбора подаяний продолжали иметь место и позднее. Так, в конце марта 1889 г. в Петербурге был задержан крестьянин Федор Кашин, уроженец Верхотурского уезда Пермской губернии, «представлявший себя афонским схимонахом Феодосием» и собиравший в столице пожертвования на устройство иконостаса на Афоне. При обыске в его квартире в доме № 65 по Садовой улице было найдено несколько одеяний схимонаха, пузырьки со св. маслом и 371 фотокарточка с изображением Кашина в одеянии для раздачи с целью сбора денег[187].
Один из наиболее ярких келлиотов — иеросхимонах Иоанникий Литвиненко (в миру Иван Иванов Литвиненко, крестьянин с. Глодос Елизаветского уезда Херсонской губернии), настоятель келлии Поясоположения Божией Матери на Магуле, купленной им у Иверского монастыря 22 ноября 1872 г. за 10 770 левов. Впервые он был арестован за несанкционированный сбор пожертвований в деревне Нижние Серогозы. У него были отобраны иконы, богослужебные книги, надгробные покрывала и мощи новомучеников Евфимия, Игнатия и Акакия. Распоряжением епископа Таврического и Симферопольского Гурия святыни были переданы в ризницу кафедрального собора, а деньги употреблены на богоугодные заведения[188]. В заключение своего доклада Синоду еп. Гурий свидетельствует об увеличении случаев злоумышленного сбора подаяний и говорит о необходимости принять срочные меры против этого.
Обращает на себя внимание юридическая некомпетентность как архиерея, так и гражданского судьи, которому было передано дело: они не потребовали у Иоанникия доказательств его пострига и рукоположения, и потому было неясно, судить его как иеромонаха или как крестьянина-мирянина. Подобная неопределенность прослеживается во всех келлиотских делах; и духовные, и светские власти в России либо не знали об указе 1816 г., либо не решались применять его со всей строгостью: ведь в глазах русских людей афонские монахи, несмотря на все официальные постановления, не могли восприниматься как миряне. От этой неопределенности проистекают и все казуистические формулировки в обвинительных актах, когда одних афонских монахов не признавали в их чине и сане, называли самозванцами и даже турецкими подданными, потерявшими право на российское гражданство, между тем как всем было известно, что другие насельники святогорских русских обителей, в том числе и келлиоты, пользуются покровительством со стороны русских дипломатических представительств, членов царской фамилии и других высокопоставленных лиц. Надо сказать, что той же неопределенностью пользовались и сами келлиоты: иные из них пересекали границу, переодевшись в мирское платье, и устраивали свои дела в России как миряне, а при необходимости снова представлялись монахами.
В 1878 г. Синод постановил выслать Иоанникия за границу и передать его вещи епархиальному начальству. Мирскому судье он, как лицо духовное, неподсуден[189]. В сентябре 1883 г. он обратился в Синод с прошением о принятии афонских иноков под покровительство Русской церкви. В этой связи он ходатайствовал о разрешении построить на Афоне монастырь в память почившего императора Александра II с наименованием «Ново-Александровский» и о дозволении братии этого монастыря совершать на своих судах поездки в российские приморские города для закупки провизии и других товаров[190]