.
В данном случае мы сталкиваемся с очередным случаем непонимания Синодом благочестивых устремлений русских монахов. Из всех действий о. Серафима видно, что в его планы отнюдь не входило сознательно обманывать власти; разумеется, не было у него и политических целей. Положительный отзыв дает о нем представитель Пантелеймонова монастыря в Карее о. Агафодор: «О. Серафима (Мосягина) я знаю мало, но, впрочем, составил о нем понятие как о простом человеке и, следовательно, более искреннем. Переселение его в Россию похвально, дай Бог ему там устроиться»[213].
Против некоторых из келлиотов Синод принимал суровые меры, вплоть до насильственного заключения в монастыри. Так, в июле 1879 г. в Одессе был задержан афонский монах Иоаким, бывший крестьянин Иван Кузов, который собирал пожертвования без разрешения Синода[214]. Чтобы пресечь его деятельность, полицейские власти с согласия Синода препроводили его в Соловецкий монастырь. Через два года Кузов обратился в департамент полиции с прошением, в котором говорит, что несет незаслуженное наказание, тяжело болеет на Соловках и просит разрешить ему возвращение на Афон. Просьба его была удовлетворена, и, вернувшись на Св. Гору, он снова занялся сбором подаяний.
Многочисленные случаи пострига в келлиях несовершеннолетних юношей и уклонения их от воинской повинности вынудили Синод принять решение объявить через посольство настоятелям афонских монастырей, чтобы они не постригали русских подданных без получения от них, кроме документа об освобождении от воинской повинности, еще увольнительного свидетельства и сведений о возрасте и о семейном положении, допускающих принятие ими монашества[215]. Хотя эта просьба была посольством выполнена, неизвестно, чтобы она привела к нужному результату.
В келлиотских делах ярко проявилось непонимание государственными чиновниками сути духовного стремления русских крестьян к Афону. Подозревая политические причины там, где их не было, принимая непоследовательные и, как правило, несправедливые решения, духовное ведомство не только не добивалось своей цели — пресечь злоупотребления, но и подрывало свой авторитет в народе.
Русский Афон. Начало XX в.
В начале ХХ столетия основные тенденции жизни русского Афона и позиция дипломатических представителей остаются теми же, что и в последние два десятилетия XIX в. Продолжается борьба монахов Андреевского и Ильинского скитов за упрочение своего положения, не прекращаются споры русских келлий с кириархическими монастырями за утверждение имущественных прав и узаконение числа насельников. Противостояние греков и русских на Афоне не только не ослабевает, но и нарастает по мере богатения русских обителей и накаливания политической обстановки в Македонии.
Опасения по поводу растущего обрусения Афона и окончательного перехода его в русские руки нашли яркое выражение в донесении болгарского торгового агента в Фессалонике А. Шопова от 22 мая 1900 г. «Я ездил из монастыря в монастырь по всему Святогорскому полуострову и думал, что езжу по России. На каждом шагу, на пристанях, в монастырях, в келлиях, в центре казы, в лесах и на дорогах, — везде, везде вы встречаете русских и русских, монахов и мирян. Если на всей Св. Горе монахов пятнадцать тысяч, то десять тысяч из них уже русские. И их число изо дня в день быстро увеличивается». Отмечая разницу в числе насельников греческих и русских обителей, Шопов указывает на такие факторы как наличие подворий в Константинополе и городах России, большое число паломников. «Не пройдет пяти-десяти лет, и русских монахов на Св. Горе будет вдвое и втрое больше. Из тех, кто смотрит на это нашествие на самой Св. Горе и вокруг нее, никто не сомневается, что через немного лет Афонский полуостров будет населен одними только русскими. В первую очередь русские монахи Афона, а вслед за ними греки и болгары полагают, что вскоре Афонский полуостров и в политическом отношении будет русским. А экономически он уже давно в руках русских. Все богатые греческие монастыри получают свои доходы под контролем русского правительства из России». То, что политическая власть над Афоном в недалеком будущем будет в русских руках, продолжает Шопов, не отрицают и сами русские чиновники и консулы, которые твердят, что нельзя оставить тысячи русских под произволом кучки греческих монахов, получающих содержание из России. Турция в Афоне не заинтересована, потому что он не облагается налогами и не служит источником дохода. «Вопрос о Святогорском полуострове, с какой бы стороны на него ни посмотреть, по моему скромному мнению, обстоит так: в чьи бы руки не перешла политически Македония, Св. Гора не может в ближайшем будущем не оказаться в руках России», — заключает Шопов[216].
1900 г. в жизни Афона знаменуется установлением тесных связей Хиландарского монастыря с сербским правительством. 31 марта 1900 г. состоялся официальный акт примирения, согласно которому сербское правительство обязалось ежегодно вносить в обитель по 1000 тур. лир и оказывать ей покровительство[217]. Русское дипломатическое ведомство в этом вопросе встало на сторону сербского монашества. Русский консул в Фессалонике Н. А. Иларионов категорически заявил болгарскому торговому агенту А. Шопову о позиции консульства и отсечении всяких домогательств болгар на этот монастырь[218]. По мнению Иларионова, Хиландар, как историческая сербская лавра, должен принадлежать исключительно сербам; болгары впредь туда не должны приниматься. «Вообще, — пишет А. Шопов, — г-н Иларионов не скрывает своих чувств и поведения по этому вопросу и дает понять, что он сильно заинтересован в превращении этого монастыря в сербский, чем он сам деятельно руководит. Это поведение г-на Иларионова не гармонирует с политикой русских консулов сохранять нейтралитет и быть выше сербско-болгарской борьбы в Македонии. Именно это поведение и придает самую большую силу сербской пропаганде на Св. Горе»[219]. Сам Иларионов в своем донесении от 24 апреля 1900 г. говорит о хиландарском вопросе весьма лаконично. Он пишет о пребывании на Афоне сербского епископа Димитрия Шабачского и отмечает, что братия Хиландара решила вступить в соглашение с Сербией, отказаться от дохода в 10 тыс. франков из Болгарии и открыть путь для поступления монахов сербской национальности. Сербское правительство уплачивает долг монастыря; болгарские иноки (до 10 чел.) не подписали соглашения. Шопов же, по сообщению Иларионова, намерен посетить Афон с целью не допустить подписания этого соглашения[220]. Следует отметить, что поддержка сербов против болгар в Македонии была общей линией русской дипломатии в эти годы, что объясняется как непростыми русско-болгарскими отношениями, так и нежелательностью для России террористических действий болгарских партизан. Эта политика в церковном вопросе ярко проявилась в деле выборов сербского митрополита Фирмилиана в Ускюбе.
В следующем донесении, от 22 мая 1900 г., составленном, по-видимому, уже после посещения Афона, Шопов представляет новые подробности русского участия в примирении Хиландара с сербским правительством и дает свое объяснение этим событиям. Следуя советам и воздействию русского консула, сербский монастырь принял предложение правительства уплатить его долги; по завещанию Нишского митрополита Виктора Хиландар получил 6 000 наполеонов. В соглашении подчеркивался запрет принимать в монастырь чуждых иноков, кроме сербов и болгар. Устройство хиландарского вопроса было главной целью посещения Иларионовым Афона еще весной 1898 и в 1899 г.[221] Казалось бы, действия русского консула объясняются только традиционной поддержкой славянского элемента на Афоне и могли быть истолкованы греками как очередное проявление «панславизма». Однако Шопов, который не упускал случая критически оценить позицию Иларионова, давал другое истолкование его действиям. «Вообще на Св. Горе, — писал он, — существует весьма основательное предположение, которое дает разъяснение причин поддержки этого вопроса г-ном Иларионовым. На Св. Горе уже достаточно давно началось так называемое русское нашествие. Каждый знает, что сербы не в состоянии содержать на Св. Горе монастырь, потому что быть монахами и вести строгий монашеский образ жизни противоречит их природе ‹…› Раз нет сербских монахов, русские думают, что при случае смогут присвоить себе Хиландарский монастырь, который обладает большой недвижимостью на Св. Горе и очень удобен для русских, которым не хватает места для строительства. Хилендарцам неоднократно делались предложения как бы со стороны частных лиц-монахов уплатить их долги и обогатить монастырь с тем только условием, чтобы управление перешло в их руки ‹…›. На Св. Горе есть смутное убеждение, что настоящее соглашение между хилендарцами и сербским правительством является мостом к тому, чтобы Хилендар перешел в русские руки»[222]. Что касается болгарского монастыря Зографа и скита Св. Богородицы, они хорошо обеспечены и находятся в материальной за висимости от России (Зограф получает доходы от бессарабских имений). Именно этим, по мнению Шопова, объясняется тот факт, что в Зографе, наряду с именем Вселенского патриарха, поминаются имена русского императора и членов царствующего дома[223].
Соглашение Хиландара с сербским правительством не изменило состава монахов. Посетивший Афон в апреле 1906 г. сотрудник русского посольства Н. В. Кохманский отмечал, что из 12 членов верховного собора монастыря только 4 серба, а остальные состоят из «разных македонских элементов», не признающих, чтобы интересы монастыря были в прямом подчинении политическим соображениям Сербии. Сербское правительство, желая установить более тесные контакты с обителью, постоянно посылало на Афон своих представителей и снабжало ее материальными средствами. Так, в ноябре 1905 г. Хиландар посетил сербский военный агент Лешанин, а в апреле 1906 г. Кохманский встретился там с сербским консулом в Фессалонике