Болгарский монастырь Зограф. 1999
В красивейшем болгарском Зографском монастыре, отстроенном почти заново в конце позапрошлого века для двухсотенного братства, сейчас обитает около десятка иноков. Обитель – ближайшая к Уранополю, к границе Афона с миром. У ее причала корабль с паломниками делает вторую, после хиландарской арсаны, остановку. На причал обычно никто не сходит: пилигримы-греки не останавливаются в Зографе, хотя имеют на это полное право, и плывут дальше, в благоустроенные греческие монастыри.
Получасовой подъем в гору приводит в чудную лощину, где и высится Зограф, самое имя которого порой трактуют как «живописный». Основан он был в честь св. Георгия Победоносца в XI веке тремя братьями-болгарами и испокон веков считал Россию защитницей и покровительницей. В монастыре, несмотря на его нынешнюю бедность, ведутся восстановительные работы, поэтому первым, по всей вероятности, вас встретит рабочий-болгарин, который, без затруднения перейдя на русский, с готовностью отведет к отцу-гостиннику. Мой спутник рассказал, что работает в Зографе уже год, но, так как греки туристическую визу дают только на месяц, а потом сурово штрафуют, он раз в тридцать дней ездит в Болгарию, отмечается на границе – и обратно. В странноприимнице, несмотря на летний наплыв паломников на Афон, пусто. Один из монахов взялся сопроводить по обители.
Внутренний двор. Монастырь Зограф
В просторном монастырском дворе – два храма. В малом – чудотворная икона Божией Матери «Акафистная», история которой, изложенная по церковно-славянски на мраморной доске в притворе, читается без затруднений. В соборном храме, кафоликоне, – три чудотворные иконы св. Георгия. Самая чтимая из них приплыла на Святую Гору по морю, и монахи, возложив ее на дикого мула, решили отдать икону тому монастырю, к которому животное приведет. Мул взобрался нахолм напротив Зографа; теперь здесь стоит в память об этом событии храм, куда ежегодно на Юрьев день идет крестный ход. Всего же в Зографе двадцать две церкви – по две на монаха.
Монастырь Хиландарь. 1999
По афонским правилам, паломник может жить в монастыре одну ночь. В болгарском же проблем со свободными помещениями нет – живи хоть всю жизнь. Богослужение к тому же родное, славянское, хотя его восточный распев нашему слуху кажется немного монотонным.
От болгар к сербам проложена тропа. Она переваливает через хребет, минуя различные климатические области, разветвляясь и принимая разнообразные формы: от мощеной дорожки до узкого, в одну ступню, желоба. Пройдя первоначальный этап пути, через некоторое время я вышел… опять к Зографу, только не с западной, как раньше, а с восточной стороны, не менее живописной. Говорят, что между монастырями два часа ходу, но это для тех, кто ходит ежедневно. Мне пришлось идти, сбиваясь с магистрали, часа четыре. Впрочем, благодатное присутствие Ангела-хранителя чувствовалось всегда: когда я по причине одичания местности начинал сомневаться, бывают ли здесь люди вообще, мне попадалась в утешение пустая банка из-под кока-колы, а когда по прошествии двух часов я вознамерился увидеть сербский монастырь, мне тут же попался прибитый к дереву указатель «Хиландарь». Это была, однако, лишь середина пути.
Изможденный солнцепеком, я наконец прошел сквозь Святые врата обители, не заметив даже указатель к архондарику – странноприимнице, куда полагается поначалу идти паломнику. Ангел-хранитель повел меня к трапезной, где два послушника накрывали на стол. «Русский? Из Петербурга? Как там у вас Валаам?» Я был вполне вознагражден теплой встречей. Послушники налили мне добрую чашу вина: «Вообще-то у нас угощают с дороги в архондарике, но русским можно везде».
Скит Старый Руссик, первоначальная обитель сербского святителя Саввы. 1997
Архондаричный отец Василий, отведя в комнату, действительно не замедлил с угощением и доброй беседой. В ней прозвучала, правда, горькая нота: о. Василий скорбел о том, что российское правительство, по его мнению, порой изменяет вековой дружбе с сербами.
Залы и коридоры архондарика сплошь завешаны портретами героев сербского освободительного движения.
Я внимательно осмотрел эту своеобразную галерею, не найдя, к своему стыду, ни одного знакомого имени. Странно, но героев Войны за независимость далеких Североамериканских штатов я знал лучше.
В толстенной книге посетителей монастыря оставило свои записи, кажется, пол-Сербии. Для сербов Хиландарь – великая национальная святыня, которую они титулуют Лаврой. Она связана с именами двух самых чтимых сербских святых – св. Саввы и св. Симеона. Святитель Савва (в миру княжич Растько), из царского рода Неманичей, отказавшись от престола, ушел на Афон и принял постриг в обители, называемой сейчас Старый Руссик (на землях русского Пантелеимоновского монастыря). Домовую церковь Старого Руссика, где сейчас живет один-единственный пантелеимоновец, сербы недавно по-братски восстановили. Перейдя в Хиландарь, св. Савва вскоре принял своего отца, великого жупана Стефана Неманя, ставшего в иночестве Симеоном. Мироточивые мощи св. Симеона были впоследствии перенесены в Сербию, а св. Савва недавно удостоился сооружения в свою честь в Белграде величественного храма.
Среди кратких записей выделялись два больших многостраничных рассказа. Один из них, написанный нашим соотечественником, благоразумно указавшим только личное имя, повествовал о том, как автор получил отказ в афонской визе: ему, как священнику, нужно было дополнительное благословение из Константинополя. Хорошенько помолившись, он пересек границу нелегально, заблудился и плутал весь день, сбив ноги в кровь. Хиландарские монахи, напоив его обильно чаем (это важная деталь, так как греки пьют исключительно кофе), дали на несколько дней самый сердечный прием.
Другой рассказ, сербского паломника, был посвящен печальному случаю. Два друга, преодолев долгий путь по солнцепеку, достигнув монастыря, присоединились к монастырской трапезе. Друг рассказчика во время трапезы упал замертво: его сразил солнечный удар… Не облегчилась ли его посмертная участь кончиной на Афоне?
Чтение рассказов странников (письменный сербский воспринимался много легче устного) было прервано ударами деревянного била, звавшего на службу. После службы иноки и паломники приложились к знаменитой святыне – чудотворной иконе Божией Матери «Троеручица», названной так в память отсеченной руки св. Иоанна Дамаскина. Образ был помещен на необычном месте – в кресле игумена. Монахи затем пояснили, что считают «Троеручицу» игуменьей Хиландаря, а реального главу братии – как бы исполняющим обязанности. Другая реликвия собора – рака на месте первоначального погребения св. Симеона Мироточивого.
Обойдя храмы, я рассмотрел их убранство. Заинтересовавшись богослужебными книгами, обнаружил, что старые книги были в основном печати Киево-Печерской Лавры, а поновее – русского Джорданвилльского монастыря в штате Нью-Йорк. На богатых ризах там и сям стояли дарственные надписи на русском.
На следующее утро я покинул гостеприимных братьев, в духовном и кровном смыслах. У Святых врат монах-серб, прощаясь, сказал мне почти по-столыпински: «Нам нужна сильная Россия».
Эсфигменский монастырь
Под лозунгом «Православие или смерть» Эсфигменский монастырь войдет в историю. Такая заостренная формула не может не возбудить интерес: а кто же именно и почему угрожает православной жизни святогорцев?
В книге, где посетители монастыря оставляют свои впечатления (некая книга отзывов), лозунг стал лейтмотивом, проходящим через все паломнические тексты. Кто к нему безоговорочно присоединяется, переписывая его гигантскими буквами с восклицательными знаками, кто варьирует, сочиняя собственные крылатые фразы типа «Православие или масонство», а кто и ополчается на насельников, обвиняя их в лицемерии и истеричности.
Добраться до бунтующего монастыря не так просто, хотя он и расположен неподалеку от афонской границы. Дело в том, что стоит он на северо-восточном берегу полуострова, у открытого моря, малейшее волнение которого парализует навигацию. Поэтому пилигримы плывут на Святую Гору с юго-западной, надежной, стороны. Раз и я прождал все утро корабль, который так и не пришел: был потерян драгоценный день паломничества. Следующим летом я все-таки сподобился сесть на утлое суденышко с горсткой других паломников. Экипаж судна состоял из двух человек: капитана в белоснежном кителе и помощника, для контраста разухабистого и небрежного.
Через час пути катер свернул в уютную бухту, в центре которой высилось крепостного облика сооружение.
На суровой стене висел знаменитый транспарант, а на дозорном пирге – три флага. Два традиционных (греческий сине-белый и желтый церковный, с византийским орлом) и один, поднятый эсфигменцами по собственному почину: на зловещем черном фоне – белый крест.
Монастырь Эсфигмен.1999
Встретили насельники по-афонски радушно – угостили кофе и сластями, выделили комнату, а узнав, что я – русский, познакомили с русскоговорящим собратом. Схимонах Антоний на ближайшие дни стал и добрым собеседником, и «экскурсоводом», объяснившим в деталях значение эсфигменского лозунга.
…Как известно, в начале 1920-х годов Константинопольский Патриарх провел календарную реформу, приняв так называемый новоюлианский стиль, на который перешло подавляющее большинство Поместных Церквей (православная пасхалия, т. е. круг подвижных праздников, осталась неприкосновенной). Греция болезненно пережила переход жизни на новый стиль. Возник раскол, и часть греков организовала свою старостильную Церковь, увы, канонически оторванную от Вселенского Православия.
Афонские монастыри, как верные стражи традиций, решительно отказались от нового стиля, и в Элладе сложилась удивительная ситуация: на большей части территории страны старостильники отделены от Православной Церкви, а на афонском полуострове эти же самые старостильники (т. е. афонские монахи) – ее прочные столпы. Более того, нескончаемые паломники-новостильники на Афоне переводят свой календарь назад и на время своего паломниче