Но больше всего потрясла острота. Лезвие, скрытое под слоями ила и соли, не имело ни царапины, ни пятна ржавчины. Оно разрезало воздух с шипящим звуком, будто жаждало вернуться в бой. Солнце, пробиваясь сквозь тучи, отразилось в его гранях — и на миг показалось, что письмена вспыхнули изнутри…
Я спрятал свое находку в походную сумку.
На острове я встретил старого забытого людским миром рыбака, иссохшего, как корень древа в магометанских песках, увидев находку, старик поведал мне древнее предание о том, что в этих местах некогда Один, великий предводитель языческих богов, потерял свое копье Гунгнир во время великой битвы с ётунами. С тех пор копье ждало того, кто окажется достоин поднять его из песков забвения.
Я обратился к старику с самыми ласковыми просьбами забрать его к себе на корабль, имея самые добрые намерения отвезти его на родину или туда куда он сам пожелает. Но он, громко посмеявшись надо мной, и удалился, восвояси шагнув в неизвестно откуда взявшийся туман.
Я человек торговый, привыкший иметь дело с весами и счётными книгами, но эта находка наполняет мою душу странным огненным трепетом. По ночам мне чудится шепот на древнем языке, а над наконечником порой вспыхивают синие искры. Я по прошествии времени решил доверить эти строки пергаменту, ибо чувствую, что нашел нечто большее, чем просто древнее оружие.
С наступлением попутного ветра я вернулся в Любек.
Местный священник на моем корабле, из церкви Святого Николая Мирликийского, горячо убеждает меня передать находку церкви, дабы избавиться от языческого наваждения, и избежать гнева Господа нашего. Но некая сила удерживает меня от этого шага. Возможно, сам Господь направил меня к этой находке с неведомой пока целью.
Наконечник копья будет надёжно спрятан в моей личной сокровищнице, под защитой крепких стен и верных слуг. Молюсь, чтобы это решение не навлекло беду на мой дом и моих близких. Более я страшусь гнева церкви…
Post Scriptum: странно, но с тех пор, как я обнаружил наконечник, все мои торговые предприятия приносят небывалую прибыль, а конкуренты словно теряют разум, совершая одну ошибку за другой. Воистину, пути Господни неисповедимы…
Писано в гавани Скаген, собственноручно, Дитрих фон Любек, купец первой гильдии'.
Константин Лебедев откинулся на стуле и закрыл глаза.
«Чёрт побери… Если бы я собственными глазами не видел этот наконечник копья, то я бы сказал — это все фантазии средневекового человека. Все мореплаватели тех времен рассказывали небылицы и сказочные истории о заморских странах и чудесных землях. Но я видел этот наконечник!».
Он полистал дневник. Манера письма Дитриха фон Любека немного изменилась, словно что-то случилось с его рукой, многие буквы приобрели странную руническую прямолинейность. Купец продолжал описывать свои торговые операции и дела, но как заметил Лебедев стал делать это без свойственного азарта опытному негоцианту из знаменитого Ганзейского Союза.
И вот он нашел еще одну подробную запись:
'18 день плавания. Побережье Ютландии.
После невероятной находки наконечника копья, что как было сказано, принадлежало самому Одину, сон и покой покинули меня навсегда. Каждую ночь я вижу удивительные видения: великие битвы прошлого, чертоги Вальхаллы и самого Всеотца, восседающего на своем троне. Святые отцы стали подозревать, что я одержим нечистым. И я, страшась их коварных козней решил больше времени проводить в море и в разъездах, прикрывая страсти свои заботой о торговых делах. Я с горячей жаждой искал тот чудесный остров, но все мои поиски приносили мне лишь одно разочарование за другим. Но сегодня произошло нечто еще более необычайное. Пока я стоял на палубе, наблюдая за игрой волн в лучах заходящего солнца, с великой печалью в сердце сокрушался, что покровительство, того, кого я как христианин не могу назвать, чтобы не навлечь на себя гнев Святой церкви, которая все чаще и чаще обвиняет меня к сатанинскому поклонению языческим богам, покинуло меня. Небо внезапно заволокло тучами необычного серебристого оттенка. Ветер, который дул с севера, принес с собой странный шепот, будто сами норны нашептывали древние саги, клянусь я слышал песни, доносящиеся из Вальхаллы. И тогда мой взгляд упал на небольшую бухту впереди по курсу.
Что-то влекло меня туда. Я, преодолев недовольство команды, немедля приказал бросить якорь и прочтя молитву спустил шлюпку. Гребя к берегу, я чувствовал, как сердце колотится все сильнее. У кромки воды, среди прибрежных камней, я заметил нечто необычное: приличный кусок древесины, выброшенный морем, трех или четырех пядей длинны и полутора пядей ширины и такой же высоты.
Но это была не простая древесина. Её медово-золотистый цвет и странные узоры, проступающие на поверхности, говорили о том, что передо мной нечто особенное. Когда я прикоснулся к дереву, по телу пробежала дрожь, а в голове зазвучали древние песни.
Я увидел на берегу уже знакомого старика. Я обратился к нему с просьбами поведать мне о сути моей находки. Он ответил мне — это фрагмент священного ясеня Игдрасиль, мирового древа, соединяющего девять миров. Старик спросил меня, знаю ли я свое предназначение? Я ответил, что не знаю. И он сказал мне, что это есть моя судьба. Со мной был заключен договор. Я должен изготовить ларец куда помещу наконечник копья. Я спросил его, почему судьба удостоила меня такой чести? Что еще я должен сделать? Он ответил, что я должен еще обрести руны. И тогда для меня откроется врата в девять миров, и я должен вернуть Одину наконечник его копья. Сказав это, он исчез, как и в прошлый раз ушедши от меня в туман. Боги даровали мне не только великую реликвию, но и достойное вместилище для неё. Завтра я начну работу, и пусть Один направляет мою руку в этом священном деле.
А пока я сижу в своей каюте при свете масляной лампы и записываю эти строки. Снаружи воет ветер, и мне кажется, что в его завываниях я слышу голоса эйнхериев, призывающих меня к великим свершениям. Что ждет меня дальше? Какие еще тайны откроют мне боги? Время покажет, а пока я должен сосредоточиться на создании ларца, достойного хранить священную собственность Одина. Но я продолжаю взывать к своему разуму и ясному уму торговца… Как это возможно? Древние сказания гласят, что Игдрасиль существует вне материального мира, являясь духовной осью Божественной Вселенной. И все же… этот кусок древесины излучает такую силу, которую невозможно спутать ни с чем иным. На его поверхности я различаю руны, почти стертые временем, но все еще хранящие древнюю мудрость…'.
Лебедеву казалось, что остановилось время. Его фантастический перенос личности или пусть, это перенос сознания в тело немецкого ученого из Аненербе, не менее сказочнее тех приключений Дитриха фон Любека, о которых он пишет в своем дневнике. Но у него уже совершенно четко возникло чувство, что его невероятное перевоплощение как-то связано с Дитрихом фон Любеком и то, что говорил Вюст о рунах.
«Господи, как это все может быть возможным!», — вздохнул он.
Ему необходимо дочитать записки ганзейского купца, чтобы понимать, что делать дальше и главное, как вести диалог не только с президентом Аненербе, но и с Гиммлером. Лебедев снова погрузился в чтение:
'Я продолжу свой рассказ о том, что было дальше после того, как я обрел чудесный кусок древа Игрдрасиль. Я осторожно завернул находку в чистое полотно и вернулся на корабль. Всю ночь я провел в своей каюте, изучая этот удивительный кусок древа. При свете лампы руны, кажется, начинают светиться и мерцать подобно звездам собственным внутренним светом. Мне удалось разобрать несколько слов: «Путник, познавший тайну древа, обретет мудрость девяти миров…» Но тучи сгущались надо мной.
Команда замечает перемены во мне. Говорят, что мои глаза теперь горят странным огнем, а речь стала походить на древние скальдические песни. Мои люди боятся и трепещут в присутствии меня… Возможно, они правы. С тех пор как я прикоснулся к древесине Игдрасиля, мир вокруг изменился. Я вижу то, что прежде было скрыто от глаз смертных: тонкие нити судьбы, связывающие все сущее, тени альвов, скользящие по волнам, отблески далекого Муспельхейма в северном сиянии.
Завтра мы продолжим путь на север. Что-то подсказывает мне, что это только начало удивительного путешествия. Фрагмент Игдрасиля словно указывает путь, он указывает направление на Север, и я должен следовать этому зову. Куда приведет меня эта дорога? К каким тайнам древних богов? Время покажет…'
Дальше запись прерывалась, лишь несколько рунными символов, начертанных дрожащей рукой, завершали записи. Лебедев внимательно осмотрел дневник. Первые страницы не имели логического начала — отсутствовало вступление и авантитул. Он закрыл дневник и повернул к себе обрезом. Видно, характерная едва заметная щель между форзацем и нахзацем обложки и блоком листов. Константин снова открыл книжицу и потеребил ногтем нитки сшивки — без сомнения не хватает нескольких последних страниц. Дневник Дитриха фон Любека написан на очень дорогом тонком пергаменте — вещь доступная лишь богатым людям.
«Капец… Хрень какая-то! Девятые врата Романа Полански, какие-то…», — он разочарованно закрыл книжицу.
Увлеченно читая дневник торговца, Лебедев и не заметил, как на Берлин опустились сумерки, а за окном небо заволокли серые тучи и начал моросить типичный для этого времени года дождь.
«Но ясно одно, Дитрих стал свидетелем, нет, скорее участником фантастических событий, связанных германо-скандинавской мифологией… Фантастических⁉», — усмехнулся он, — «ты на себя посмотри, сидишь в 41-ом году прошлого века в эсесовской форме в самом центре гнезда фашистской идеологии… Нет к черту! Но возникает вопрос. Какая есть связь между тремя людьми: Дитрих фон Любек, Франц Тулле и Константин Лебедев?».
Внезапно зазвонил телефон на столе прерывая его размышления. Лебедев вздрогнул от неожиданности и медленно протянув руку взял трубку:
— Гауптштурмфюрер Тулле, слушаю, — сказал он.
— Хайль Гитлер! — ответили на том конце провода.