«Сука! Будь моя воля, я бы сам пристрелил тебя и сжёг в твоём крематории!», — ярость пылала в Лебедеве.
Лориц внимательно наблюдал за ним. Константин собрал всю волю в кулак.
«Эмоции сейчас только навредят. Взять себя в руки… раз, два, три…»
Лебедев встал, подошёл к столу и, глядя коменданту прямо в глаза, твёрдо сказал:
— Моя задача — выполнить приказ, а не обсуждать его. Рейхсфюрер очень настойчив. Или вы отказываетесь подчиняться? — Он взял телефонный аппарат и с силой поставил перед Лорицем. Прибор звякнул от удара. — Вам недостаточно моих полномочий?
Ему страстно хотелось схватить этого ублюдка за глотку и бить телефоном, пока не останется кровавое месиво. После паузы Лориц поднялся:
— Не волнуйтесь так, гауптштурмфюрер. Вы понимаете, что берёте на себя полную ответственность? Если что-то пойдёт не так…
— Я готов подписать все документы. Девушка должна быть в Берлине сегодня. Что ещё, герр Лориц?
Комендант вздохнул и нажал кнопку звонка.
— Хорошо. Но помните — это ваша ответственность.
Вошедшему охраннику он приказал:
— Подготовьте документы на перевод заключённой 24601.
— Нет! — резко оборвал Лебедев. — Всё оформляется здесь и сейчас.
Повисло тяжёлое молчание. Только дождь продолжал стучать по стёклам.
— Хорошо, — наконец сказал Лориц. — Пусть будет по-вашему… И не благодарите. Я умываю руки. Надеюсь, ваша… ведьма действительно окажется столь ценной. Иначе вы, Франц Тулле, окажетесь здесь уже в другом качестве. Ведь еврейка с «особыми способностями» может стать угрозой для самого Гиммлера и фюрера.
— Благодарю за заботу, герр комендант… Вам знаком полковник Вальтер Холландер, чья мать была еврейкой? Он получил личную грамоту Фюрера, в которой тот удостоверял арийство этого галахического еврея. Такие же удостоверения о «немецкой крови» были подписаны Фюрером еще для десятка высокопоставленных офицеров еврейского происхождения. Я не сомневаюсь, что она пройдет «мишлинге-тест» и докажет свою верность и крайнюю полезность для Рейха. Так что эта маленькая деликатность, как вы сказали вполне преодолима. Подготовьте бумаги!
Лориц собрал бумаги в папку.
— Что ж, всё в порядке. Можете забирать… это. — Он махнул рукой в сторону девушки. — Только распишитесь в журнале. Надеюсь, она стоит этих хлопот, герр Тулле…
Лебедев быстро поставил подпись и, избегая смотреть на дрожащую Маргариту, произнёс:
— Благодарю за содействие. Хайль Гитлер!
Конвоиры развернули девушку к выходу. Её босые ноги оставили едва заметные следы на полу. Лебедев вышел следом.
Когда дверь закрылась, Лориц пробормотал вполголоса:
— Хайль Гитлер, гауптштурмфюрер. Счастливого пути.
Снаружи Лебедева охватила слабость. В глазах плясали тёмные пятна. Он никогда не испытывал такого нервного напряжения — казалось, каждый нерв в теле оголён и обожжён раскалённым углём.
Маргариту Белову подвели к машине. Густав Ланге, как всегда проворно выскочил, чтобы открыть дверь, но, увидев сопровождение Лебедева, застыл словно истукан, так и не открыв дверь до конца. Девушка, напротив, вышла из оцепенения — неожиданно вырвалась из рук охраны, упала на колени и закричала. Один дюжий эсэсовец подхватил её и поставил на ноги, другой размахнулся и ударил сначала в живот, потом по лицу.
— Заткнись, грязная жидовка!
Девушка безвольно рухнула и затихла. Эсэсовец подошёл ближе, занёс ногу, собираясь ударить каблуком по спине. Лебедев не выдержал — нарушив все меры предосторожности, он схватил охранника за руку, молниеносно просунул свою под локоть и, создав рычаг, резко вывернул её за спину. Раздался хруст. Охранник с воем боли упал лицом в грязь.
— Ты что себе позволяешь, мерзавец⁈ — прошипел Константин, наклонившись к нему. — Это собственность рейхсфюрера! Она нужна ему целой и невредимой! Ещё раз попробуешь — убью на месте!
Он поднял голову и бросил взгляд на Ланге.
— Чего уставился? Бери её и сажай в машину!
Тот замешкался и с глупым выражением лица подошёл к девушке. Второй охранник в испуге засуетился, помогая водителю поднять скрюченное тело и усадить на заднее сиденье. У самой машины Ланге остановился.
— Она вся в грязи, гауптштурмфюрер… — пробормотал он, сохраняя туповатое выражение.
— Возьмёшь потом мыло, тряпки и отмоешь! — рявкнул Лебедев.
Маргариту затолкали на сиденье, Ланге захлопнул дверь.
— Всё готово, гауптштурмфюрер! — отрапортовал он, вытягиваясь у своей двери и забыв открыть Лебедеву.
Константин быстро обошёл машину и сел на переднее сиденье. Ему дико хотелось размахнуться и со всей силы, «с ноги», ударить того охранника, который бил Маргариту. Тот стоял согнувшись, не смея поднять глаз.
Машина тронулась, проезжая мимо строя заключённых. Лебедеву казалось, они уже слились с брусчаткой плаца, превратившись в неразличимые тени, которым скоро предстоит навсегда уйти в сырую землю, став пеплом из крематорных печей. Константин закрыл глаза.
«Возьми себя в руки, Лебедев… Раз… Два… Три… Возьми себя в руки, Лебедев… Раз… Два… Три…» — повторял он как мантру, пока машина не подъехала к воротам.
Комендант лагеря Ганс Лориц стоял у окна и наблюдал, как «Опель-Кадет» направляется к выходу.
— Любопытный у вас акцент, герр Тулле… Нет ли в вас чего-нибудь, как вы выразились, галахического? Или, может, славянского? — задумчиво произнёс он вслух, провожая взглядом автомобиль. Затем подошёл к столу и снял трубку. — Пропустите машину, — коротко бросил и медленно положил трубку на рычаги.
Глава 12
Лебедев не сразу осознал всю опасность неожиданной ловушки, в которую угодил. Разумеется, он ни за что не бросил бы Маргариту в аду Заксенхаузена — это даже не обсуждалось. Но теперь, когда худшее для нее позади, вставал новый вопрос, острый как бритва, приставленная к горлу: что делать дальше? На заднем сиденье машины, сгорбившись в неестественной позе, сидела Маргарита Белова. Её пустой взгляд, дрожь в пальцах, застывшие в немом крике губы — всё говорило о том, что девушка сломанная, опустошённая, в тяжелейшем психологическом состоянии. Лебедев сжал челюсти, с трудом глотая ком ярости: он боялся даже представить, через какой ад ей довелось пройти.
Особенно тревожила тишина. Густав Ланге, вечно болтливый шутник, теперь сидел за рулём насупленный, словно язык проглотил. Его могучие кулачища впились в руль так, что кожаный чехол хрустел под его пальцами. Лебедев прекрасно понимал: отныне водитель станет его молчаливым надсмотрщиком. Каждый поворот, каждое слово — всё будет долетать «наверх. куда надо» раньше, чем он успеет сделать шаг.
«Куда теперь?», — он уже не один десяток раз задал себе один и тот же вопрос.
Он снова припомнил «Семнадцать мгновений весны».
«Остановиться, выманить из машины Густава Ланге, застрелить, как Штирлиц завалил сексота Клауса и свалить с Маргаритой в нейтральную Швейцарию», — подумал он, пытаясь найти выход из ситуации.
Мысли метались, выстраивая кинематографичный план спасения. Рука невольно потянулась к кобуре с пистолетом Walther P38, обещая простое решение ситуации, но он тут же остановился.
«Может Швейцария и нейтральная страна, но в окружении стран союзников Германии. Иллюзия, все иллюзия… Да и само швейцарское правительство активно сотрудничает с немцами. Этот паскуда, комендант лагеря, скорее всего уже доложил о происшествии… Нет не вариант… Как только я окажусь на границе гестапо будет известно. Маргарита в тяжелом состоянии, физическом и психологическом… Даже если мы прорвемся — мы просто не сможем остаться незамеченными, нас быстро найдут, притащат в Берлин… Маргариту сразу отправят в обратно в лагерь, а я после расследования, окажусь там же, не поможет даже то, что я приволок Гиммлеру волшебный булыжник из Тибета. Может будет еще хуже… И тогда Ганс Лориц устроит мне ад на земле. Быстро я не умру… А скорее всего исчезну как гауптштурмфюрер СС Вильгельм Леман, советский разведчик „Брайтенбах“ под шифром А-201», — эти размышления окончательно избавили его от мысли убивать своего водителя Густава Ланге.
Тем более была еще одна причина — Константин Лебедев, никогда не убивал человека, да, он великолепно стрелял по ростовым мишеням в тире, неплохо владел рукопашным боем, даже прошел курс по ножевому бою у одного хорошего инструктора, но никогда не убивал человека. И вот сейчас, даже находясь, в состоянии мощнейшего эмоционального возбуждения, он не был уверен, что сможет запросто нажать на курок пистолета, и глядя в лицо, лишить жизни Густва Ланге, а потом смотреть, как тот будет медленно оседать и умирать у его ног. А вот если он замешкается, то его противник, прошедший кровавые побоища в штурмовых отрядах, раздумывать не будет, и в отличии от него, почувствовав угрозу своей жизни убьет.
Он посмотрел в зеркало заднего вида. Маргарита сидела с отрешенным видом глядя куда-то в бесконечность, руки она скрестила на груди положив ладони на плечи, ее подбородок подрагивал, свидетельствуя о том, что в ней остались жизненные силы, хоть как-то реагировать на свое положение.
— Останови, — приказал Лебедев водителю.
Машина, чуть скрипнув тормозами, съехала на обочину и встала. Он вышел из машины открыл заднюю дверь и сняв свой плащ укрыл девушку. Ланге уже вышел из машины и стоял рядом в растерянности наблюдая за шефом. От девушки шел тошнотворный запах, которым ее пропитал концлагерь. Лебедев осторожно взял ее голову и медленно облокотил на мягкое сиденье, стараясь чтобы Маргарита расслабилась в полулежащем положении.
— У тебя есть сигареты? — спросил Лебедев Ланге.
Тот молча протянул ему пачку яркую пачку сигарет «Revel». Лебедев взял одну и покрутил в пальцах. Ланге также молча чиркнул колесом бензиновой зажигалки и поднес Константину. Тот немного помешкал и не закуривая вернул сигарету водителю.
— Нет… Поехали, — сказал он и пошел к своей двери.
— Куда нам ехать гауптштурмфюрер? — спросил водитель.
Лебедеву показалось, что интонация голоса у Густава Ланге изменились.