У выхода он обернулся.
— И все же, я не могу поверить в твою фантастическую историю.
— Но Александр Михайлович, вы ведь с самого начал знали, что все будет именно так, все по вашим нотам.
Коротков усмехнулся.
— Ответь мне на вопрос… После войны, когда он…?
— Пятого марта 1953 года на семьдесят пятом году жизни вследствие инсульта и кровоизлияния в мозг… — ответил Лебедев.
— А…?
— Будет арестован двадцать шестого июня 1953 года по обвинению в измене Родине в форме шпионажа и заговоре с целью захвата власти, а двадцать третьего декабря 1953 года расстрелян по приговору Специального судебного присутствия Верховного Суда СССР.
Коротков медленно задумчиво кивнул.
— Ну что ж… Когда услышишь команду от саперов закрой уши, глаза, накрой голову руками и открой рот, сгруппируйся в самом дальнем углу… Удачи Франц, даст Бог еще увидимся, — сказал он и вышел.
За дверьми начали закладывать заряд саперы. Примерно через полчаса с той стороны двери раздался голос:
— Эй паря, а ну двинься подалече и схоронись получшее. Слышишь⁈ Как готов будешь дай знать!
Лебедев спрятался в дальний угол сел на корточки и сгруппировался.
— Готов!
Как не готов был Лебедев, удар пришелся внезапно. Стены содрогнулись, потолок треснул, и он сжался сидя в углу. Но саперы хорошо знали свое дело. Подрыв развалил часть стены у входа обрушив и завалив вход, оставив внутренне помещение целым и невредимым. Но взрыв есть взрыв, поэтому, мелкие осколки больно хлестанули по лицу и рукам Лебедева. Пыль взвилась плотным облаком, забивая ноздри и першя в горле. Константин держал рот открытым и сильно зажимал уши, но грохот взрыва превратился в звенящую тишину — первый признак легкой контузии. Когда пыль немного осела, он отдышался, сплевывая скрипящую на зубах мелкую взвесь от штукатурки. В помещении и так было темно, а теперь все пространство погрузилось в полный непроглядный мрак. Он сел, прислонившись к стене, и попытался успокоиться. Надо было экономить силы. По лицу медленно потекли теплые струйки крови.
«Сука немного задело…».
Сквозь эхо контузии донеслись голоса:
— Паря ты там живехонек?
Лебедев кое как откашлялся, разлепил слезившиеся глаза.
— Живой? — повторили снаружи.
— Та-а живой он, слышь, как дохает. Живой?
— Да! Все в порядке! — собрав силы крикнул Константин.
— Ну добре! Бывай…
Ответили саперы и Лебедев погрузился не только в пелену непроглядного мрака, но и в оглушающую тишину. В темноте стало намного холоднее, особенно досаждали тонкие порывы сквозняков, змеящиеся по полу. Он запахнулся в куртку-парку и поднял воротник. В полной темноте время начало растягиваться, теряя свой смысл.
«Тебе нужно потерпеть…», — успокоил он себя, теряя ощущение времени, — «немного потерпеть…».
Его дыхание эхом разносилось в пространстве.
И тут он услышал…
Сначала это был просто звук — шорох одежды, шелест тяжелой ткани. Лебедев инстинктивно напряг глаза, пытаясь что-то разглядеть в непроглядной тьме.
— Кто здесь? — его голос прозвучал хрипло и надломлено, — кто здесь?
Ответа не последовало, но шорох стал отчетливее. А потом в углу подвала словно сгустилась еще более плотная темнота, которая медленно приобретала очертания высокой фигуры. Константин моргнул, и в призрачном слабом отблеске, источник которого он не мог определить, увидел старика в широкополой шляпе, с длинной седой бородой, опирающегося на копье. Один глаз незнакомца закрывала черная повязка, а на плече сидел ворон.
— Ты знаешь, кто я? — голос прозвучал глубоко, словно древний звук, пробившийся сквозь века, через шелест листьев в священных рощах.
— Один, — прошептал Лебедев, ощущая, как холодеет и без того озябшая спина. — Ты не существуешь. Ты просто… галлюцинация.
Старик хрипло засмеялся, и в его единственном глазу, отразилась сверкающей звездой, мудрость тысячелетий, проникая лучом в сознание Лебедева. Седые волосы трепал безжалостный северный ветер, вплетая в локоны крупные снежинки. Стены подвала исчезли, и невольный узник повис, левитируя в черной пустоте среди миллиардов звезд. Шел снег. Неожиданно визитер приблизился и почти перед самыми глазами Константина возникло мертвенно-бледное лицо старика с белыми, как паутина волосами и грубыми, рублеными очертаниями лица. Ему даже показалось что он ощутил жгучее дыхание древнего скандинавского бога.
— Ты думаешь, знание лишает силы? Наоборот. — Один опустился на корточки рядом с Лебедевым. — Я прихожу к воинам в их самый темный час. Но не всегда, чтобы забрать их душу. Иногда — чтобы испытать. Это также не маловажно… Твою душу я оставил тебе, но помнишь наш договор?
Константин зажмурился, сжал кулаки так, что ногти впились в ладони. Боль отрезвляла.
— Тебя нет, — упрямо повторил он. — Это контузия и холод.
— Так ли? — усмехнулся старик, — ты ведь слышал мой зов. Он был похож на галлюцинацию? Признайся себе… Ты слышал его уже не единожды. И услышишь еще не раз….
Когда Константин открыл глаза, старик исчез. Он выдохнул с облегчением. Но облегчение длилось недолго.
— Господи спаси и сохрани! Защити меня, Господи! — прошептал Лебедев, — Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твое; да приидет Царствие Твое; да будет воля Твоя и на земле, как на небе; хлеб наш насущный подавай нам на каждый день; и прости нам грехи наши, ибо и мы прощаем всякому должнику нашему; и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого…
— Какого Бога ты просишь?
Константин поднял глаза. Теперь рядом с ним стоял мужчина в богатом средневековом одеянии — плотный шерстяной кафтан, отороченный мехом, тяжелые кольца на руках, золотая цепь на шее. За его спиной поднимались темные волны и окатывали пространство, бросая в лицо морскую пену.
— Узнаешь меня? Или тебе нужно дать зеркало?
— Ты еще кто?
— Дитрих фон Любек, — представился незнакомец с легким поклоном. — К вашим услугам. Забыл? Не узнаешь?
— Этого не может быть, — Константин потряс головой. — Ты жил более пятисот лет назад.
— Время — странная вещь, молодой человек, — ганзейский купец сел рядом в средневековое кресло савонарола, с любопытством разглядывая Лебедева, — Особенно когда находишься на грани между жизнью и смертью. А где именно сейчас находишься ты?
Константин почувствовал, как страх сжимает горло. Он сделал глубокий вдох, пытаясь успокоиться.
— Что вам всем нужно от меня?
— Совет, возможно? — купец хитро улыбнулся. — Я торговал с русскими, литовцами, англичанами, греками… Заключал сделки, которые казались невозможными. Всегда есть выход, даже когда все пути заблокированы. Разве не так? А ты какую сделку заключил?
Лебедев сосредоточился на дыхании. Вдох-выдох, вдох-выдох… Призрак начал таять, размываться, пока не исчез совсем.
— Думаешь так просто избавиться от себя… — затихли в пространстве его последние слова.
Следующий визитер пришел без предупреждения. Свет вокруг Лебедева изменился, приобретя холодный, стерильный оттенок. В воздухе повис запах мыла, кожи и оружейной смазки. Где-то фоном, нарушая всю стройность музыки играл немецкий марш.
— Гауптштурмфюрер Франц Тулле, — произнес высокий мужчина в идеально сидящей черной форме СС. Серебряные руны на воротнике тускло блеснули. — Специальный отдел «Аненербе».
— А тебе что сука надо? Мало тебе, что я в твоем теле?
— Ха-ха-ха…. А может быть я в твоем? — спросил визитер, — Нет… Тебе обязательно нужно зеркало? Зерка-а-а-ло…
Константин застыл. В голове пронеслись обрывки чужих воспоминаний — секретная экспедиция в Тибет, раскопки древних курганов, лаборатории, где изучали артефакты с непостижимыми свойствами.
— Вижу, наконец-то узнаешь сам себя, — тонкие губы офицера изогнулись в насмешливой улыбке. — Как интересно.
— Я.… я не ты, — прошептал Лебедев. — Это какое-то недоразумение. Я Константин Лебедев, русский офицер, я знаю кто я!
— Недоразумение? — Тулле медленно обошел вокруг него, изучая, как экспонат в музее. — Возможно. Но мои исследования всегда указывали на существование параллельных реальностей, параллельный историй, временных узлов, где истончается граница между мирами, где одно сознание проникает в другое так плотно, что ты уже не понимаешь кто ты на самом деле.
Он резко остановился перед Лебедевым, глядя прямо в глаза с пугающей проницательностью.
— Знаешь, что мы искали все эти годы? Источник силы. Мы обшаривали пещеры, расшифровывали манускрипты, проводили эксперименты с человеческим сознанием. — Он понизил голос до едва различимого шепота, похожего на шипение. — И всё это время ответ был прост: сила заключается в воле, которую ты способен проецировать в бесконечное пространство. В способности человеческого духа преодолевать невозможное. А ты вдруг решил сбежать от нас!
— Ты несешь ахинею, — дрожащим голосом парировал Лебедев.
Он почувствовал, как внутри него что-то меняется. Чужая память начала просачиваться в его сознание — расчетливый ум Франца Тулле, его беспощадность, его одержимость древними тайнами.
— Какие тебе еще нужны доказательства⁈ Я могу дать тебе то, что нужно! — продолжил Франц Тулле — Знания. Навыки. Силу воли, которая не сломается под давлением обстоятельств…
— Ценой чего? — спросил Лебедев, пытаясь сопротивляться нарастающему влиянию чужого сознания.
— Ценой принятия. — Тулле приблизил своё лицо к нему. — Прими меня как часть себя, и мы оба выживем. Отвергнешь — и умрем порознь. Разве ты еще не понял, что мы все есть одно семя, проросшее сквозь время и пространство?
— Убирайся! — рявкнул Лебедев, — Я знаю кто я!
Он вдруг ощутил болезненный укол в груди. Дыхание стало еще тяжелее. Он знал, что если сломается, то станет представлять всё то, что он ненавидел и презирал — жестокость, фанатизм, бесчеловечность.
— Я не стану вами, — выдавил он.
— Не мной! Ты слишком жалок, — поправил Франц Тулле. — Хотя… Чем-то большим. Синтезом. Ты сохранишь свою мораль, свои убеждения. Но приобретешь мою решимость, мои знания. Разве не за этим ты здесь?