Сознание Константина затуманилось. Он начал стягивать с себя куртку-парку чтобы избавиться от огня, полыхающего внутри. Перед глазами мелькали образы: секретные бункеры, древние манускрипты, карты энергетических линий Земли. Огромные льды Арктики… И где-то за всем этим — ключ к возвращению.
— Убирайся…
— Время истекает, — тихо сказал Тулле. — Решай и ты закончишь твой, наш путь, который начался так давно. Ты уже осознал, что чужой для всех?
— Убирайся… Я знаю кто я…
Лебедев очнулся от рокота, доносившегося снаружи. Он чувствовал, как пульсировали вены на висках.
Глава 23
Уважаемый читатель в этой главе есть явный «рояль в кустах» — это дань уважения Валентину Саввичу Пикулю и его произведению «Честь имею», которое меня очень сильно впечатлило в подроствковом возрасте.
«Танки и машины!», — мелькнула мысль.
Лебедев встал на карачки и прополз вперед пока не уперся головой в стену.
— Нееет, нееет, я знаю кто я… Я выберусь…
«Сука! Сколько я здесь?», — думал он, — «главное, чтобы снова не вернулись они! Я не могу думать, когда они здесь».
Константин, перебирая руками по сырой стене поднялся.
— Hey, irgendjemand! Ich bin hier! Ich bin ein deutscher Offizier! — закричал он, но его голос тонул в лязге гусениц и гудении машин, — Hey, irgendjemand! Ich bin hier! Ich bin ein deutscher Offizier! — продолжал орать он.
«Я выйду отсюда!», — подумал он, оборачиваясь и упираясь взглядом на сидящего на корточках Франца Тулле и стоящих за его спиной Одина и Дитриха фон Любека, — «вы не получите меня!».
Наконец все стихло. Совсем рядом послышались голоса, смех и крики.
«Это мой шанс! Если меня не услышат, то я буду искать этот проклятый подземный ход в кромешной тьме и сгину прежде, чем найду его!», — думал он, готовясь к решающей схватке за жизнь.
— Не драматизируй так. Ты демонстрируешь слабую волю. Ты жалок, — сказал спокойный голос за его спиной, — нет ничего не выполнимого если твоя воля сильнее обстоятельств.
— Убирайтесь обратно к дьяволу! — закричал Константин в ответ и что было сил позвал на помощь, — Hey, irgendjemand! Ich bin hier! Ich bin ein deutscher Offizier!
Голоса снаружи стихли. Потом кто-то сказал:
— Ты это слышишь?
Лебедев, надрывая легкие заорал:
— Эй, кто-нибудь! Я здесь! Я немецкий офицер! Прошу помощи! Я попал в плен к русским, но я жив! Я жив!
Снаружи снова кто-то спросил:
— Приятель ты где?
— Здесь! Здесь! — кричал Константин, — Меня завалило в подвале! Я офицер СС! Гауптштурмфюрер Франц Тулле!
— Не хорошо присваивать чужое имя не признав меня, — снова раздался спокойный голос за его спиной, — и не признав Всеотца нашего… Меня…
Но Лебедев уже не обращал внимания и кричал не останавливаясь, он схватил с пола кусок кирпича и бил им в стену, пока тот не рассыпался в его руке больно обирая кожу и забиваясь острыми осколками под ногти.
— Сейчас приятель мы тебя вытащим! Держись! Rufen Sie den Beamten!
Голосов стало больше. Послышался топот и перестук кирпичей. Голоса и звуки бьющегося кирпича становились все ближе и наконец ему в лицо ударил яркий луч света. Лебедев инстинктивно закрыл глаза, чувствуя, как обильно потекли слезы от болезненной рези. Свежий воздух стал его ориентиром, он упал на колени и вытянул руку наружу, ощутив, как его кто-то схватил за нее и потянул навстречу к свету.
Константин лежал на жесткой койке лазарета, прислушиваясь к гулу канонады за окном. Теплая печка едва справлялась с декабрьским холодом, но после трех суток в ледяном склепе разрушенного подвала даже это слабое тепло казалось чудом. Немцы проявили свойственную им методичность — вместо стремительного броска двое суток зачищали фланги и заняли деревню только спустя трое суток. И все это время Лебедев находился без еды, без воды, в холоде и полной темноте одержимый галлюцинациями. Но с другой стороны его спасение, как и предполагал Александр Михайлович Коротков выглядело весьма драматично и естественно. Когда саперы СС разобрали завал, извлеченный «гауптштурмфюрер Тулле» с обмороженными кистями и многочисленными ссадинами стал идеальной картиной фронтового героизма — измученного офицера СС отправили в прифронтовой госпиталь. Доктора быстро обработали его небольшие ранения: гематому, обморожения, ссадины и он двое суток провел за полотняной перегородкой в прифронтовом госпитале, под пропитанной йодом простыней, слушая, симфонию человеческих страданий — хрипы, слезы умирающих, бред и стоны раненых, скрип носилок.
Фанерная дверь скрипнула, и в проёме возникла знакомая фигура в длинном кожаном плаще с меховым воротником, с коробкой шоколада в руках и небольшим кульком яблок.
— Франц, — Эрнст Шефер улыбнулся, сбрасывая снег с плеч. — Ты выглядишь так, будто тебя переехал як из наших экспедиций. Черт побери в штабе сказали, что вытащили какого-то офицера СС из-под завалов и упомянули тебя!
Лебедев подтянулся на руках и сел, пряча гримасу боли за усмешкой:
— А ты — будто только что спасся от лавины. Где теперь ищешь «арийские корни», Эрнст? В Альпах? Карпатах? Или в болотах под Ленинградом?
Шефер сел на табурет, положив шоколад и фрукты на тумбочку. Его глаза, обычно горящие азартом, смягчились:
— В архивах. Проклятые бюрократы хотят отчёт… — он засмеялся, — Я приезжал чтоб рассмотреть возможность работы зондеркоманды «К» на Кавказе для схожих изысканий, что мы проводили в Гималаях, но пока еще рано об этом говорить. Кстати, мы планируем новую экспедицию в Тибет. Очень хотелось бы видеть тебя в ее составе. Руководство Абвера рассматривает возможность придать ей не только научную роль, но и заброску диверсионных групп, — Шефер кивнул на обработанные антисептиком раны Лебедева, — А теперь рассказывай, как русские умудрились достать тебя?
— Попал в плен во время экспедиции и едва остался жив. Повезло что шальной снаряд обрушил вход в подвал, где меня держали и русские не расстреляли перед отступлением, бросили умирать в подземелье.
— Повезло? — Шефер хмыкнул, доставая из кармана фляжку с шнапсом. — Тебе всегда везло. Помнишь, как в Лхасе ты упал в ущелье, а твой рюкзак зацепился за корень? Вытащили тебя, а внутри — целый буддийский алтарь! — он громко засмеялся и протянул другу фляжку со шнапсом.
Лебедев замер. Воспоминание Франца Тулле всплыло неожиданно: холод ветра, крики носильщиков, страх смерти. Он сделал глоток шнапса, жгучее тепло разливаясь по груди:
— Тогда ты сказал: «Если боги не забрали тебя сегодня, значит, им нужно что-то большее».
Шефер наклонился вперёд, понизив голос:
— И они забрали. Треть ребят из экспедиции уже погибли. Но ты… ты изменился после того падения, Франц.
— Война меняет всех, — Лебедев потупил взгляд, вдруг чувствуя симпатию к этому человеку.
И, с другой стороны, Эрнст Шефер всегда был его самым искренним и верным другом.
— Не война. Ты. К сожалению, не могу побыть дольше с тобой опаздываю на самолет. — Шефер встал, поправляя плащ. — Будь осторожен мой друг. Гиммлер спрашивал о тебе. Говорит, ты слишком часто ошибаешься в последнее время.
Они тепло попрощались и дверь за другом закрылась.
Лебедев разжал пальцы, сминавшие край простыни. Внутри фляжки, под этикеткой, он заметил свёрнутую записку:
«За тобой следят. Будь осторожнее».
На тумбочке, на коробке с шоколадом, лежал крошечный камень с тибетской резьбой — их старый талисман на удачу.
Конец третьих суток отметился визитом контрразведчика. Офицер в мышином фельдграу аккуратно положил на тумбочку фуражку с «мертвой головой».
— Герр Тулле, ваша личность подтвердилась… И гауптштурмфюрер по уставу, я был обязан все проверить… Вы как офицер понимаете.
— Конечно унтерштурмфюрер. Все хорошо, я понимаю
Еще бы, список имен звучал как заклинание: фельдмаршал Вильгельм фон Лееб, рейхсфюрер Гиммлер, оберштурмбаннфюрер Ганценмюллер…
Лейтенант щелкнул портсигаром предложив Константину сигарету. Лебедев вежливо отказался. Офицер кашлянул в кулак и убрав портсигар, закрыл блокнот с формой допроса.
— Отдыхайте, — офицер салютовал, а его рука дрогнула, когда он отдавал честь — слишком уж грозных покровителей имел лежащий перед эсэсовец.
Еще несколько дней ушло на бюрократический танец. Получение артефактов с кёнигсбергского склада СС, отчеты для ставки фон Лееба, переписка с отделом Аненербе — Лебедев, как мог тянул время. Когда бумажный вихрь утих, Лебедев в сопровождении Густава Ланге и двух эсэсовцев из охраны штаба занял место в вагоне поезда, шедшего в Берлин. Когда в вагоны погрузили раненых солдат, почту, технику на ремонт состав наконец-то двинулся, оставляя за собой фронтовую распутицу и дымящиеся руины.
В Берлине царила эйфория. Войска вермахта практически вплотную подошли к столице СССР. В ходе операции «Тайфун» немецкие войска в декабре 1941 года остановились примерно в 30 километрах от Москвы. Наиболее близкое продвижение немецких частей было в районе поселка Красная Поляна сейчас это уже часть города, Лобня, где передовые части вермахта находились приблизительно в 25–27 километрах от центра Москвы. И немецкие офицеры заказывали парадные мундиры для празднования падения столицы большевистской России.
Константин Лебедев отправил телеграмму Марте Шимдт с сообщением что жив, здоров и как только позволят дела приедет в поместье. Ему предстояло одно весьма важное дело.
К счастью, Гиммлер отсутствовал в Берлине — уехал на две недели с инспекцией по концентрационным лагерям в Польшу. Лебедев договорился об аудиенции с Рудольфом Брандтом в замке Вевельсбург, когда вернется рейхсфюрер. А пока не теряя времени занялся отчетами для Аненербе и через десять дней отправился на Ангальтский вокзал на первую встречу со связным.
Константин Лебедев купил билеты до Майнингена и поднялся в просторное кафе на втором этаже вокзала немного отдохнуть. Поправив фуражку гауптштурмфюрера СС осмотрел помещение в поисках свободного места. За столиками сидели усталые пассажиры, потягивающие недорогой кофе из ячменя и листая газеты. Официантка в белом переднике разносила тарелки с сосисками и картофельным пюре. На стенах висели плакаты с призывами к экономии угля «для победы на Востоке». Он выбрал столик у окна, выходящего на железнодорожные пути, заказав чашку эрзац-кофе, и развернул газету.