Такому пассажиру, как Тольский, капитан не был рад. Он хорошо знал, кто и что такое Тольский, и предвидел уже кучу хлопот и неприятностей.
-- Не было заботы, и вдруг нежданно-негаданно как с неба свалилась!.. -- хмуро проговорил он, обращаясь к своему приятелю, корабельному доктору Сергею Сергеевичу Кудрину, с которым он уже два раза совершил путешествие вокруг света и теперь готовился предпринять третье.
-- Ты говоришь про пассажира, что ли? -- не выпуская короткой трубки изо рта, спросил Сергей Сергеевич
-- А то про кого же? Этот самый пассажир -- чтобы черт его побрал! -- на мою шею сядет. Уж чует мое сердце, чует, -- горячо произнес Иван Иванович, бегая по палубе.
-- Ты преувеличиваешь, право, преувеличиваешь. Ведь Тольский не походит на то, что о нем рассказывают.
-- Благодарю покорно! Да разве ты знаешь его? Тебе известны его душевные качества?
-- Неизвестны... Чужая душа темна... Я только сужу по лицу Тольского, -- спокойно произнес Сергей Сергеевич.
-- Да и с лица-то он -- сущий разбойник! -- воскликнул Львов. -- Глазищи у него черные, горят как уголья, в них удаль, отвага... Роста без малого сажень, в плечах тоже не меньше... Ну как есть разбойничий атаман; так и ждешь, что он крикнет: "Сарынь на кичку!"
-- Ты лучше скажи -- Тольский напоминает собою русского богатыря.
-- А, похоже, он пришелся тебе по нраву и ты не прочь свести с ним дружбу? -- сердито произнес Иван Иванович.
-- Мне всякий хороший человек по нраву.
-- Стало быть, Тольский, по-твоему, хороший человек? Да разве ты не знаешь, не слыхал о его художествах?.. Ведь это -- отъявленный шулер и дуэлянт; он не одного человека на тот свет отправил...
-- Знаю, Иван Иванович, знаю. Он за убийство офицера Нарышкина попал вместо ссылки на наш корабль.
-- Ну, ну... Чего же еще тебе надо? И такого негодяя ты хвалишь, заступаешься за него? -- упрекнул капитан приятеля.
-- Я не хвалю и не заступаюсь, я только говорю, что Тольский своею наружностью напоминает русского богатыря. По-моему, ты к нему несправедлив.
-- От своего мнения о Тольском я не отступлюсь, -- горячо проговорил капитан Львов. -- Я ничего не пожалел бы, если бы его убрали с моего корабля.
-- Напрасно горячишься, Иван Иванович; если пассажир будет дебоширить на корабле, ты имеешь полное право его унять, усмирить.
-- Попробуй-ка, уйми... Мне приказ дан ни в чем Тольского не теснить и смотреть на него не как на подчиненного, а как на пассажира.
-- В море, на корабле, все подчинены капитану.
-- Не скоро уломаешь такого детину. Впрочем, если он забунтует, ссажу его на первый попавшийся остров -- и вся недолга!
Через час на палубе было отслужено молебствие, и после прощания моряков с родственниками "Витязь", распустив паруса, плавно отошел от причала.
На палубе, у самого борта, стоял и Тольский; на этот раз его лицо было печально и задумчиво; с ним рядом стоял Иван Кудряш; на глазах молодого парня тоже были видны слезы.
-- Неужели все прощай и всему конец? -- тихим, дрожащим голосом проговорил Тольский и, махнув рукою, побрел в отведенную ему каюту.
XIX
Алексей Михайлович Намекин скоро совсем поправился от полученной на дуэли раны и уже мог выезжать. Первый его выезд после выздоровления был к невесте.
Красавица Настя, не помня себя от радости, бросилась встречать дорогого гостя.
-- Я ждал, ждал тебя, Настя, и приехал сам... Что же ты так давно у меня не была? А может, забыла меня и не хотела навестить? -- шутливо проговорил Намекин, усаживаясь на диван в уютной гостиной майорского домика.
-- Алеша, милый, зачем ты так говоришь? Я давно порывалась к тебе...
-- Что же тебя, милая, останавливало?
-- Прихворнула я с той ночи; видно, простудилась...
Молодая девушка проговорилась. Поступок Тольского скрывали от молодого Намекина, опасаясь расстроить его.
-- С какой ночи? -- живо спросил он.
Настя поняла, что проговорилась, и ей волей-неволей пришлось рассказать о том, как Тольский увез ее из отцовского дома, как держал взаперти у поляка Джимковского и как наконец ей удалось спастись оттуда.
Этот рассказ сильно встревожил и огорчил Намекина.
-- Мерзавец! За этот низкий поступок я убью его. Как он смел увезти тебя, мою милую невесту? Нет, это даром не пройдет ему, -- горячо проговорил он.
-- Успокойся, милый, Тольский уже наказан: он в тюрьме... Его по приказу губернатора арестовали и будут судить.
-- И, наверное, признают невиновным и отпустят на все четыре стороны. У этого мерзавца есть в Питере друзья... Нет, я буду судить его своим судом... Я, как твой жених, должен отомстить за тебя...
-- Да не тревожься, Алеша... Поверь, к нему придет возмездие -- рано ли, поздно ли.
-- Какая наглость, и при этом какая смелость! Впрочем, удивляться нечему: Тольский -- тот же разбойник, а разбойники обладают и смелостью, и наглостью. Что же, Настя, твой отец, я думаю, был сам не свой от испуга?
-- Папа переживал за меня ужасно. За те два дня, пока Тольский держал меня под замком, бедный папа крайне изменился, он совсем постарел. А знаешь, Алеша, нет худа без добра: до несчастья со мной папа имел очень крутой нрав, и нашим бедным дворовым немало от него доставалось; а теперь его узнать нельзя: он стал ласковым и в обращении с дворовыми совсем переменился.
-- А он теперь дома?
-- Нет, но скоро придет... Да вон он, легок на помине, -- весело ответила молодая девушка, показывая на входившего в горницу старого майора.
По его лицу видно было, что он чем-то очень встревожен.
-- Я с новостью... И знаете ли, с какой? -- как-то глухо произнес он, обращаясь к дочери и к гостю.
-- С какой? -- в один голос спросили у него молодой Намекин и Настя.
-- Подлец Тольский бежал из тюрьмы. Оказывается, он хитрее самого дьявола: он вместо себя оставил в тюрьме крепостного кучера, а сам, переодевшись в его тулуп, улизнул.
-- Кто же вам сказал об этом?
-- Случайно повстречался мне знакомый пристав, он и сообщил; по всем дорогам за негодяем погоня послана, и наверняка его изловят.
-- Большой мерзавец этот Тольский, но ему придется со мною увидеться: он должен ответить и за меня, и за мою милую невесту! -- воскликнул Намекин.
-- Как, разве вы знаете, Алексей Михайлович?
-- Знаю. Настя все сказала мне.
-- И напрасно сделала. Вы еще не совсем оправились, и вам тяжела всякая неприятность.
-- Нет, нет! Я совершенно здоров, и, чтобы доказать вам это... через неделю меня будут венчать с вашей дочерью... Вы, Гавриил Васильевич, кажется, удивлены моею поспешностью?
-- Правда, удивлен, признаюсь.
-- Я и Настя, мы решили... Не так ли, моя милая?
-- Да, да, Алеша, -- поспешила ответить ему Настя.
-- Ну а как же ваш отец, Алексей Михайлович? -- спросил майор.
-- Отец наверное согласится. Я завтра же поеду к нему в усадьбу...
-- А если не согласится... тогда что?
-- Тогда я обвенчаюсь без его согласия.
Намекин волновался, в его голосе слышалось раздражение.
Майор и его дочь не стали ему возражать, опасаясь расстроить еще более.
На следующий же день Намекин отправился в усадьбу к отцу. Тот довольно холодно встретил сына, догадываясь о причине его приезда.
-- Батюшка, вам известна моя любовь к Насте, и я прошу вас благословить меня, -- твердым голосом произнес Алексей Михайлович.
-- Ты только затем и приехал ко мне? -- немного подумав, спросил генерал.
-- Да, батюшка, только за тем.
-- Не стоило ехать... Тебе хорошо известен мой взгляд на этот неравный брак. Я уже не раз говорил, что никогда не дам тебе согласия жениться на майорской дочери.
-- А все же я женюсь на ней.
-- Что же, дело твое, женись! Только тогда вместо одной свадьбы будут две зараз, -- насмешливым тоном произнес Михаил Семенович. -- Ты хочешь жениться на майорской дочери, а я тоже женюсь -- на дочери моего старосты, на Аришке; ты видал ее, знаешь.
-- Что вы говорите, батюшка, что говорите? -- с удивлением и испугом воскликнул молодой Намекин.
-- А что, сынок любезный, разве мой выбор тебе не по нраву?
-- Вы шутите, батюшка?
-- Почему? Ведь ты же женишься?
-- Жениться в ваши лета, и на ком? На крепостной девке!..
-- Что же, Аришка -- девка красивая, статная, полная, -- говоря эти слова, генерал не спускал насмешливого взгляда с сына и как бы наслаждался его смущением. -- Аришка будет генеральшей хоть куда, поверь мне.
-- Батюшка, прошу вас, умоляю, не разбивайте же моего счастья!
-- Я забочусь о твоем счастье. Пойми, Алексей, ты мне дорог. Ведь вас у меня всего двое: ты да Маша, и мое непременное желание видеть вас счастливыми.
-- Если так, то разрешите мне жениться на Насте, батюшка, и это будет высшим счастьем для меня.
-- Ты думаешь? Смотри, Алексей, не ошибись. Неровню возьмешь, жизнь несчастную наживешь.
-- Да чем же, батюшка, Настя мне неровня? Ведь вы сами хвалили ее красоту, ее нрав.
-- Я и сейчас скажу, что она -- красавица, нрав имеет хороший. А все же тебе она -- неровня, и, пока я жив, я никогда не назову ее своей невесткой.
-- Так вы, батюшка, решительно отказываете в своем согласии на мою женитьбу, да? Так повторяю вам: я все равно женюсь на Насте.
-- Я тоже повторяю, что женюсь на старостиной дочери Аришке, и моя свадьба будет в один день с твоею.
-- Но, если вы решитесь на этот необдуманный поступок, что скажет наше общество?
-- То же, что скажет, когда узнает, что ты -- единственный наследник именитого рода бояр Намекиных -- женишься на дочери худородного майора
-- Между дочерью майора и дочерью крепостного мужика, я думаю, есть некоторая разница!