-- Вы меня, господин капитан, призываете к ответу? -- спокойно произнес он: очевидно, последние слова Ивана Ивановича дошли до его слуха.
-- Да, вас! -- крикнул в ответ капитан.
-- За что же? Я, кажется, никакого проступка не учинил.
-- Вы уже сейчас нарушили дисциплину и вошли в мою каюту, не спросив на то моего согласия.
-- Я проходил, господин капитан, мимо двери и услыхал...
-- Что вы услыхали?
-- Нельзя ли немного хладнокровнее, господин капитан! Пожалуйста, не заставляйте меня напоминать, что я -- не солдат, не матрос. Если бы я не услышал, как вы произнесли мою фамилию и слово "ответ", я не вошел бы к вам. Вы обвиняете меня? Должен же я знать, в чем и чего от меня требуют?..
-- Да, если хотите, я обвиняю вас, черт возьми!.. Вы восстанавливаете против меня команду.
-- Вот что? А далее, господин капитан? -- насмешливым тоном спросил Тольский и, сев без приглашения на стул, положил ногу на ногу.
Это совсем взбесило капитана Львова.
-- А далее вот что: я выброшу тебя за борт, дьявол! -- в ярости крикнул он и со сжатыми кулаками ринулся на Тольского.
Но тот нисколько не потерялся, быстро встал, еще быстрее вынул из кармана небольшой пистолет и, крикнув: "Прочь руки!", прицелился.
Старичок доктор, бледный, встревоженный, бросился между ним и капитаном, уговаривая обоих:
-- Господа, господа... что вы?.. Опомнитесь! Ну что за ссора. Протяните друг другу руки... помиритесь!
-- Я... я не могу более переносить этого человека на моем корабле, не могу, не могу! -- закричал капитан, показывая на Тольского.
-- А я вас... Как видите, наши чувства обоюдны. Вернитесь, господин капитан, в Петербург, мы тогда расстанемся навеки, -- насмешливо произнес Тольский.
-- Я... я постараюсь раньше отделаться от вас. Вы доведете меня до того, что я высажу вас на первый попавшийся остров.
-- Этого вы не сделаете, господин капитан. Вам отвечать придется.
-- И отвечу, зато от вас избавлюсь...
-- Вернитесь и ссадите меня хоть в Швеции.
-- Я ссажу вас, но только не в Швеции. А теперь прошу оставить мою каюту!
-- Охотно, господин капитан, подчиняюсь этому. -- И Тольский вышел.
Иван Иванович послал ему вслед отборную брань.
Однако эта сцена не образумила московского вертопраха. Действительно, он и его камердинер Иван Кудряш задались мыслью посеять вражду между капитаном и матросами. Почва для этого была благоприятная: многие матросы были недовольны строгим и требовательным капитаном и рады были чем-нибудь насолить ему.
Особенно доволен был старик матрос, прозванный Волком за свой мрачный и нелюдимый нрав; никто из матросов никогда не видел улыбки на его хмуром лице, не слышал от него веселого разговора или смеха.
Волк был опытным моряком, аккуратным и исполнительным; в своей жизни побывал он во многих экспедициях и отличался необыкновенной смелостью. В обращении со всеми, даже со своим начальством, Волк был груб. Однако на корабле его терпели как незаменимого матроса, и на его грубость капитан и другое корабельное начальство смотрели сквозь пальцы.
Но как-то Иван Иванович, выведенный из терпения наглым ответом Волка, ударил его по лицу. Волк побледнел; его глаза сверкнули страшной злобой, но он все же сдержал себя и молча отошел от капитана, затаив в своем сердце жгучую к нему ненависть.
Враждебное отношение Тольского к капитану Львову было известно всем матросам; недовольные капитаном радовались этой вражде и поощряли Тольского. К недовольным пристал и Волк.
-- Ты, барин, положись на меня, я буду хорошим тебе помощником и слугою, -- хмуро сказал он Тольскому.
-- Ты тоже недоволен капитаном?
-- Разумеется... Кто же будет доволен таким зверем? Я никогда не забуду, как он меня ударил... У меня, барин, и сейчас горит лицо от того удара. Надо же, при всей команде стукнул... Ведь в моряках-то я служу тридцать лет, и вдруг оплеуха! Суди, барин, легко ли мне?
-- Да, да... Капитан к тебе, старина, несправедлив.
-- Я за этот удар отплатил бы ему ножом, да боюсь греха, а не того, что за убийство меня самого предали бы лютой казни.
-- А ты знаешь, Волк, что я затеваю у вас на корабле?
-- Нет. Товарищи болтали, что ты сам хочешь быть капитаном, но я этому не верю.
-- А если это -- правда? -- тихо выговорил Тольский, оглядываясь, чтобы кто не подслушал.
-- Право же, барин, чудной ты. Ну какой ты капитан? Не знаешь команды.
-- Научиться не трудно. Да, наконец, мы другого поставим капитаном, человека опытного.
-- Вот это -- другое дело. А со Львовым ты что задумал сделать?
-- Ничего особенного. Он будет служить на корабле, только уже не капитаном, а вот хотя бы в твоей должности.
-- Вот это хорошо, больно хорошо. Пусть он послужит простым матросом, пусть и над ним покомандуют. Тогда можно будет и его по лицу ударить, как он меня ударил! -- злобным голосом произнес Волк, потирая от удовольствия свои мозолистые руки. -- А когда ты, барин, расправу с капитаном учинишь? -- спросил он.
-- Когда на нашей стороне побольше будет людей.
-- Их и так немало. Большая часть команды стоит за нас.
-- Хорошо, Волк, если бы все матросы захотели сменить капитана.
-- Подождем, барин, немного -- и нашего полку еще прибудет.
-- Что же, подождать можно. Только надо остерегаться, чтобы капитан как-нибудь не пронюхал про наш заговор.
-- А ты, барин, думаешь, что он ничего не знает про твою затею?
-- Он знает, да только далеко не все.
Тольский с Волком стали усердно подготавливать смуту; они решили во что бы то ни стало отнять у капитана Львова его должность. Недовольных капитаном набралось порядочно.
Однажды утром капитан Львов, выйдя из своей каюты на палубу, обратился к команде с обычным приветствием и не получил никакого ответа.
-- Что это значит? Вы, ребята, не хотите отвечать мне? -- удивленно спросил он.
Матросы молчали, хмуро посматривая на своего начальника.
-- Вы... вы недовольны мною, так, что ли? Ну, говорите, чем недовольны?
Матросы наперебой стали кричать.
-- Недовольны и есть. Голодаем мы на корабле, водки совсем не дают, а если дают, то водой разбавляют.
-- Есть не дают, а службу спрашивают! За всякую провинность бьют. Разве это жизнь? От такой жизни хоть в море бросайся.
-- Не хотим такой жизни! Не хотим служить! Не вперед, а назад повернем корабль.
Однако эти крики и угрожающие жесты нисколько не испугали мужественного капитана. Он сделал шаг вперед к возмущающимся матросам и грозно крикнул:
-- Молчать! Смирно!
И матросы, грозно кричавшие, вдруг, как по мановению волшебной палочки, смолкли.
-- Если вы недовольны мною, то пусть каждый из вас говорит поодиночке... Ну, выходи кто-нибудь первым.
От кучи матросов отделился Волк и сделал несколько шагов к капитану.
-- А, Волк... Так я и знал!.. Так это ты настроил против меня команду и, наверное, не один, а вот с ним? -- сказал Иван Иванович, показывая на безмолвно стоявшего на палубе Тольского.
-- Прошу, господин капитан, меня не припутывать,-- резко произнес вертопрах, делая вид, будто он ни при чем.
-- С вами я после разберусь, господин Тольский, а теперь мне надо поговорить со старым Волком. Ну, отвечай, чем ты недоволен?
-- Не я один... Все мы недовольны, -- пробурчал старый матрос.
-- Кто все-то? Горсть этих дураков, сумасбродов, изменников, готовых первому встречному негодяю продать своего капитана?
Тольский понял намек и грозно промолвил:
-- Господин капитан!
-- Молчать! -- так же грозно остановил его Иван Иванович и обратился к Волку: -- Выкладывай же, старый бунтовщик, претензии! Чем вы недовольны?
-- Всем, -- коротко ответил Волк. -- Служба тяжелая, пища плохая... А еще погибель нас страшит: время к зиме подвигается, а мы идем по Ледовитому океану. В порошок сотрут льды наш корабль вместе с нами... А жизнь нам дорога: на родине нас ждут семьи. Не хотим мы гибнуть во льдах!
-- Не хотим, не хотим! Домой хотим! Корабль назад! -- опять раздались грозные голоса матросов.
-- Безумцы, не того вы хотите, что требуете! -- не теряя спокойствия и присутствия духа, сказал Львов. -- Вы хотите или, скорее, вас подговорили требовать, чтобы я сложил с себя звание капитана, ведь так?
-- Будет, покапитанствовал, отдохни теперь! -- грубо вымолвил Волк, злобно сверкнув глазами на Львова.
-- Я знаю, старый бунтовщик, за что ты на меня обозлился: я раз тебя ударил, так вот получай второй...
Размахнувшись, он влепил Волку звонкую пощечину.
Старый матрос закричал и в бешенстве кинулся на капитана. Но тот был силен, ловок и одним ударом в грудь опрокинул Волка на палубу.
-- Скрутите ему руки и бросьте в трюм! -- распорядился Иван Иванович, с презрением показывая на старого моряка.
Волк не успел опомниться, как его руки были крепко скручены; еще несколько секунд -- и старый моряк очутился в трюме.
Партия недовольных матросов с Тольским заволновалась было, но капитан Львов сумел скоро укротить их.
-- Марш по местам! Первого, кто осмелится поднять на меня руку, прикажу выбросить за борт! -- грозно крикнул он.
Бунтовщики, повесив головы, как бы сознавая свою виновность, стали расходиться.
Тольский, проклиная неудачу, тоже хотел было улизнуть в свою каюту, но его остановил капитан:
-- А вы, господин главный зачинщик, куда же? Прошу остаться здесь.
-- Что же мне здесь делать? Ругаться с вами, что ли?
-- Ну, ругаться со мной вы не смеете... Я -- ваш судья, а вы -- подсудимый!..
-- Вот что... Никак вы судить меня собираетесь? -- не меняя своего насмешливого тона, спросил Тольский.