-- Так, так... А знаете ли вы этих людей? -- отведя в сторону капитана, тихо спросил Семен Ильич, показывая на Тольского и Кудряша.
Гусака он не заметил, так как старый алеут успел спрятаться в трюме.
-- Это -- мои пассажиры, я обязался доставить их в Европу, -- нисколько не растерявшись, ответил капитан.
-- Так, так... А вы не знаете, что это за люди?
-- Нет, я еще не спрашивал у них паспортов.
-- Да у них, капитан, паспортов и не бывало...
-- Как не бывало? Что вы говорите?
-- Да вы не кричите, и если не знаете, кто эти люди, так я, пожалуй, скажу вам. Тот, бородатый детина, хоть и рода дворянского, но отъявленный негодяй, кутила, дуэлянт... К нам на Аляску он попал как сосланный: его отправили на военном корабле "Витязь" в кругосветное плавание, но этот разбойник настроил против капитана всю команду, за что и был ссажен в нашем городе.
-- Вот как? Не знал я за пассажиром таких художеств и теперь прогоню его с моего корабля, -- с улыбкой произнес капитан.
-- Нет, нет... Пожалуйста, увозите его хоть ко всем чертям... Мне он не нужен! -- И Семен Ильич испуганно замахал руками.
-- Да и мне он не надобен, господин губернатор.
-- Пожалуйста, капитан, увезите этого негодяя подальше от меня; этим вы доставите мне большое удовольствие... Я... я даже готов отблагодарить вас... Я заплачу вам и за него, и за его слугу, такого же разбойника, как и барин.
-- После ваших слов, господин губернатор, я ни за что не повезу ни барина, ни слуги, -- решительным голосом проговорил капитан Игнатов.
-- Как не повезете!.. Я... я вас прошу, ради Бога, увезите его. Я готов заплатить вам, сколько хотите, только уберите его от меня.
Семен Ильич, сжигаемый ревностью, чуть ли не в пояс кланялся капитану, прося его не выгонять Тольского.
-- Ну, делать нечего, я избавлю вас от этого беспокойного человека, -- согласился наконец капитан.
Семен Ильич простился с капитаном и уехал к себе, довольный тем, что наконец совсем избавился от Тольского. Дома его поджидала молодая жена, с которой он уже помирился. О том, что он видел на корабле Тольского, Семен Ильич ни слова не сказал жене.
XXVI
Тольский, находясь на "Светлане", с большим нетерпением ждал, когда она отплывет от берегов ненавистной ему Аляски. Наконец, этот момент настал, и скоро берега Аляски скрылись из глаз Тольского.
Обратное плавание "Светланы" в Европу было довольно продолжительным. Капитан не спешил, и поэтому корабль шел тихо, часто останавливаясь у берегов.
Между тем Тольский считал дни, часы и минуты. Время тянулось медленно и казалось ему целой вечностью.
-- Куда вы так спешите? -- как-то спросил капитан Тольского, надоедавшего ему своими вопросами относительно прибытия в Европу.
-- А вы, капитан, разве не спешите? Разве у вас никого нет близких?.. Разве вас никто не ждет?
-- Из близких у меня всего одна старушка матушка, она, пожалуй, ждет меня.
-- А жены у вас нет?
-- Нет, не обзавелся еще...
-- Почему же, капитан?
-- А потому, что нам, морякам, амурными делами заниматься недосуг... Это вот вам, от нечего делать, можно такими пустяками баловаться, а по-моему, жена -- лишний балласт...
-- А разве любовь, капитан, пустяки? Неужели вы никогда не любили?
-- Отстаньте, господин Тольский! К чему эти неуместные вопросы!.. Я уже вышел из таких лет, когда можно увлекаться прекрасным полом.
-- Простите, капитан, если мои вопросы вы находите неуместными. Пожалуйста, не сердитесь на меня!
-- Да с чего вы взяли, что я стану сердиться на вас? Хотите, я вас порадую?
-- Чем, капитан?
-- Еще недели полторы-две -- и мы будем у берегов Европы -- в Норвегии.
-- О, как я рад, как рад!
-- Что? Видно, соскучились по родине?
-- Страшно соскучился!.. И знаете ли, господин капитан, если бы вы не взяли меня на свой корабль, я убил бы себя. Честное слово!.. Вы спасли мне жизнь, и я вечно буду у вас в долгу, -- с чувством произнес Тольский, крепко пожимая Игнатову руку. -- Я просто не знаю, как и чем мне благодарить вас.
-- Сочтемся на том свете, господин Тольский.
Наконец, "Светлана" бросила якорь у берегов Норвегии.
Здесь капитан решил провести дня два-три и потом идти далее в Россию.
Тольский захватил с собою Кудряша и Гусака и отправился в столицу Норвегии, Христианию. Там в одной из гостиниц он дня на два взял себе небольшое помещение, состоявшее из двух комнат и передней; в одной комнате поместился сам он, в другой -- его спутники.
Днем Тольский осматривал достопримечательности Христиании и вернулся в гостиницу усталым, измученным и голодным. Несколько отдохнув, он отправился поужинать в общий зал гостиницы, поместился за одним из столиков и спросил себе вино и закуску.
Рядом с ним, за другим столом, сидел довольно представительной наружности старик, одетый очень изысканно, по-парижски, с седой шевелюрой, и такими же усами. Очень умные, выразительные глаза внушали к старику невольное уважение. Взгляд у него был бодрый и смелый.
Старик читал газету. Чтение, очевидно, волновало его, и его лицо то бледнело, то краснело. Наконец он скомкал газету и бросил ее, тихо проговорив по-русски:
-- Боже, что теперь будет с моей бедной родиной...
Старик закрыл руками лицо и так просидел несколько минут.
Тольский по выговору узнал в старике своего земляка русского и, чтобы еще более удостовериться в этом, спросил у него:
-- Дозвольте узнать... Вы русский?
-- Да, русский. Кажется, и вы тоже?
-- Да, я -- коренной москвич... Очень рад познакомиться с вами.
-- Я тоже... Приятно встретиться на чужбине с земляком.
Тольский и старик пожали друг другу руки.
-- Скажите, с кем я имею честь?.. -- спросил у Тольского старик, посматривая на его довольно странный наряд: на нем одежда была полурусская-полунорвежская, приобретенная в Христиании.
Тольский назвал себя старику.
-- Как, вы русский дворянин? Почему же на вас такая странная одежда? -- спросил у него старик.
-- Я охотно объяснил бы все, но на это надо много времени. История моей жизни довольно длинная...
-- И не трудитесь, господин Тольский. Я, право, не любопытен. Ну, я узнал, кто вы, теперь моя очередь сказать, кто я. Я тоже дворянин, по фамилии Смельцов, Викентий Михайлович; не живу, а прожигаю жизнь, скитаясь по чужим странам.
-- Смельцов... Ведь так вы сказали? Позвольте, позвольте... у вас нет ли дома в Москве?
-- Есть. А что?
-- Ваш дом находится на Остоженке, в переулке?
-- Совершенно верно... Вы почему знаете это? -- удивляясь, спросил Викентий Михайлович.
-- Я жил в вашем доме.
-- Вот что! Стало быть, вы -- мой квартирант?
-- Да, только бывший. В вашем доме, Викентий Михайлович, происходили чрезвычайные, непостижимые явления.
-- Какие же?
-- Необъяснимые... В мезонине вашего дома, как говорят, поселилась нечистая сила; по ночам расхаживает какое-то привидение в образе молодой, красивой женщины, а также появляется там и подобие старой ведьмы.
-- Вы крайне удивляете меня! В моем доме привидения, ведьмы?.. И вы говорите серьезно?
-- Совершенно серьезно. Все это я сам видел, -- ответил Тольский. -- Да и не один я, а также и мои люди. Я не раз хотел разгадать эту загадку, разведать, что за нечистая сила поселилась в мезонине, порывался войти туда... Простите, Викентий Михайлович, я даже приказал взломать дверь, ведшую в мезонин.
-- Ну и что же? -- насупив седые брови, спросил Викентий Михайлович.
-- К сожалению, я не смог попасть туда: кроме обыкновенной деревянной двери, в мезонин преграждала путь другая, железная.
-- Вот что!.. Так вам и не удалось побывать в мезонине и познакомиться с непостижимыми явлениями?
-- Так и не удалось...
-- А очень хотелось? Любопытство донимало?.. Ну да оставим об этом говорить. Лучше поговорим о бедствии, которое угрожает нашей родине.
-- О каком бедствии? Разве России грозит опасность?
-- Большая!.. На днях Наполеон, этот новый Аттила, перешел со своими полчищами Неман и вступил в пределы русского царства.
Тихо проговорив эти слова, Викентий Михайлович печально опустил свою седую голову, а Тольский побледнел как смерть: известие точно обухом ударило его по голове -- он в душе был патриот и горячо любил свою родину.
-- Но как же это случилось? -- несколько придя в себя, спросил он.
Увы! Смельцов едва мог удовлетворить его любопытство: он и сам, находясь долгое время в путешествии, мало знал об этом.
-- Как только корсиканский выходец мог дерзнуть вторгнуться в пределы нашего государства? Какая дерзость! -- громко и раздражительно проговорил Тольский.
-- Прибавьте к тому -- какая непростительная ошибка со стороны Наполеона, -- совершенно спокойно сказал Смельцов, закуривая трубку. -- Да, да, он сделал большую ошибку, предприняв поход в Россию; пожалуй, этот шаг будет для Наполеона роковым.
-- Вы думаете, Викентий Михайлович?
-- Да, думаю и молю Бога, чтобы мои думы сбылись. Наполеон, пресыщенный победами, не знает предела своим завоеваниям. Он покорил почти весь мир и только в Россию да в Англию еще не вторгался... Россия была бельмом на глазу Наполеона, вот он и задумал снять его с глаза. Но, повторяю, эта операция будет для Наполеона слишком тяжела: он может ослепнуть...
-- О, если бы было так, Викентий Михайлович!
-- Поверьте, так и будет. Наполеон не знает России, а наш народ сумеет постоять за свою родину, за себя. Ради блага родной земли он готов жертвовать своею жизнью, не только своим достоянием. И притом какое время выбрал Наполеон для похода? Пройдет месяц -- и наступит осень, начнутся непрерывные дожди, а т