Но в контейнере ничего интересного не было – так, очистки, пустые упаковки, хлам всякий. Разве что книга.
А что, почитать Никанорыч любил. Вечерами отчего не скоротать время? Оглядел злобную физиономию на обложке, вышел наружу. Верный терзал какой-то полиэтиленовый пакет – сосисками, что ли, пахло от него?
– Фу, Верный! Пошли домой. Нагулялись.
Мороз уже ощутимо пощупывал лицо, и хорошо было укрыться за дверью квартиры, поставить чайник, хотя бы с сушками…
Никанорыч прямо на кухне, на табуретке стал перелистывать книгу. Зрение у него сохранялось хорошее, очков не надо, разве что книгу приходилось держать немного подальше, вблизи все плыло. Такая же и память стала к старости: детство помнишь лучше вчерашнего дня.
И тут с книжных страниц на него глянул Франклин. Никанорыч присвистнул от изумления, но деловито взял книгу, подержал над пышущим паром носиком чайника, отклеил, разгладил, положил на стол:
– Ишь ты! Уже и деньги стали выкидывать. А народу-то как…
Верный понимающе завилял хвостом, готовый осудить и одобрить все, что скажет хозяин, и неважно, что давно кончилась колбаса. Не в ней же счастье! Но фразу про народ Никанорыч не закончил, заварил чайку и стал думать, что делать дальше.
Деньги, несомненно, были настоящие и очень большие. Это не тухлая колбаса, не дармовая чекушка, не огурцы Евгеньича, это настоящая, большая удача. Но на эти деньги в магазине ничего не продадут. Это сколько же оно будет стоит… Шестьдесят, что ли, рублей? Или это нефть столько стоит теперь… А, двадцать восемь на сто. Или даже двадцать девять. Три тыщи без малого!
Никанорыч встал и взволнованно зашагал из угла в угол тесной кухоньки.
– А что, Верный, тебе этого, как его, «Педигри» куплю! Хочется, небось, попробовать-то? И себе сгущенки… Колбасы… Нет, мяса рыночного. С костями, на суп, и побольше! И с тобой поделюсь, не смотри ты так жалобно. И яблок. Зимой витамины надо есть!
Про водку он и говорить не стал, и так же понятно.
Но как купить? Сперва доллары надо было поменять. Никанорыч как-то и не обращал внимания на обменные эти пункты, есть они и есть, ничего особенного. Вроде в торговом центре один был, в крытом, открыли недавно на соседней улице. И что там нужно? Паспорт, пенсионное… Эх, взять бы кого с собой для надежности, но кого сейчас найдешь! А пока искать будешь, обменный закроется. Так что надо торопиться.
Никанорыч, отогревшись чаем, прихватил авоську для продуктов, надел даже парадный пиджак, какой давно не надевал, сунул Франклина во внутренний карман, от воров подальше. Снова влез в тяжелое пальто, валенки, велел Верному сидеть, а сам отправился за добычей.
Народу в стеклянном закутке, где обменивали валюту, не было, только сидел на стуле охранник в камуфляже, из местных. Никанорыч опасливо шагнул за прозрачную дверь…
– Чего, дед? – охранник словно проснулся.
– Вот… – в горле у Никанорыча сразу как-то пересохло. – Поменять бы мне…
– Чего поменять?
– Доллары… – совсем сник Никанорыч. Вдруг не примут?
– Ну, давай! – разрешил охранник.
Старик суетливо расстегнул пальто, полез в карман пиджака… Оказалось, что Франклина на месте нет, и его прошиб пот, но пальцы тут же нащупали плотную бумажку. Вот он, родимый! Никанорыч положил его в металлический лоток, накрыл сверху паспортом, еще и пенсионное держал в руках.
– Паспорт надо, дочка? Пенсионное?
«Дочка» с ярким макияжем метнула на него быстрый взгляд:
– Пенсионное не надо.
Франклин в своем железном ящике уехал к ней вместе с паспортом, девица вынула его, сунула Франклина к себе, стала делать с ним нечто непонятное и даже незаметное Никанорычу.
– Фальшивая купюра, гражданин, – мерзким голоском произнесла она.
– Как же фальшивая! – поразился Никанорыч, а про себя подумал: ну вот, потому и выкинули.
– А так фальшивая: номер эмиссии не совпадает с реестром, и ультрафиолетовая защита нарушена! – бойко вещала девица, и старику делалось все хуже.
– Ты посмотри, дочка, он в помойке лежал, может, запачкался просто, – попросил старик.
– Где лежал? – подошел охранник, с интересом взглянул на Никанорыча. – Доллары в помойку теперь кидают, что ли?
– Да я… – совсем сник старик, – нашел я, потерял кто-то…
Охранник промолчал, но по бесстрастному его лицу было видно, что не верит. А девица говорила как раз очень бойко:
– Гражданин, объявление читали?
– Какое?
– А вот: фальшивые купюры изымаются.
– Как изымаются… – пробормотал старик.
– А так, – отозвалась девица. – Ну что, милицию звать будем, гражданин, будете показания давать, откуда у вас фальшивка, только предупреждаю, это уголовная ответственность, или так разойдемся?
– Говорю же, нашел я, – не сдавался старик.
– Ну вот так и расскажете в милиции, под протокол, – уверенно заключила девица и кивнула охраннику. – Вызывай давай.
– Не надо, – сдавленно крякнул Никанорыч. И в самом деле, откуда у него такие деньги? Решат еще, украл, а у них план по кражам не выполнен. Пришьют дело. Как доказать, что в помойке валялась? Никто не поверит. И родных у него за границей нет, чтобы такие деньги присылать!
– Я пойду, – почти просительно добавил он.
У стеклянной двери его тронул за плечо охранник, и Никанорыч испугался, что все-таки потащат в милицию и теперь не отделаешься так просто.
– На тебе, – охранник протягивал ему сто рублей, – купи себе чё-нить.
Заметив растерянный взгляд старика, достал из кармана другую сотню, и вложил ему в руку обе:
– Бери, бери. Эти настоящие. Старик суетливо сунул деньги в карман, словно боялся, что отнимут, пробормотал «спасибо» и пошел к ларьку – на яблоки, конечно, не хватит, но водки и «Педигри» теперь можно было купить.
Лариса положила этого Франклина отдельно – туда, где у нее лежал детектив Донцовой и косметичка. К своим вещам. И занялась чем-то таким, чтобы глаза были опущены вниз: то ли отчетность какую-то заполняла, то ли просто заштриховывала квадратики на листе бумаги…
– Какая ты, Лара… – бесстрастный голос охранника все же заставил ее вздрогнуть.
– Ну, договаривай! – с вызовом ответила она. – Какое слово проглотил, а?
– Никакое, – мрачно ответил охранник.
– Ну, что же ты? «Сука», да? Ну, бери бумажку, догоняй бомжа своего. Он ее спер, а ты его защищаешь!
Франклин был вынут из-под Донцовой и нырнул обратно в железный ящик.
– Пополам поделим, – сказал охранник.
– Да? – язвительно переспросила девушка. – Я все придумала, а ты ему чуть все не отдал! И вообще, почему я с тобой делиться должна? Ты тут причем?
– Я тебе полторы рублей дам, – так же бесстрастно сказал охранник, – почти две трети будет, я ему двести своих дал. Мне доллары нужны.
– Одна восемьсот, – ответила деловито Лариса.
Охранник, не возражая, достал бумажник, отсчитал деньги, придвинул к себе ящик и вынул Франклина, а вместо него положил российские купюры.
– Зачем тебе доллары, Артыш? – спокойно переспросила девушка.
– Надо, – ответил он, и ни одна черточка не дрогнула у него на лице.
До конца рабочего дня об этом больше и не поминали. А потом Артыш надел свой овчинный тулуп и отправился к Чечек.
Он совсем недавно приехал в столицу из дальнего села – а еще точнее, остался в городе после армейской службы, которую проходил в Забайкалье. Дома, в селе, работы особой не было, Чита или Иркутск все же находились слишком далеко от родины, и не знал он там никого. А вот в Кызыле – совсем другое дело. Троюродный дядя помог устроиться в охранное агентство. Теперь примерно раз в два месяца наезжал он домой, к родителям, которые перебивались как-то на пенсию и детские пособия, привозил городских гостинцев младшим (он был первым из пяти детей, и трое оставались пока с родителями, кроме него и второй сестры, она уже вышла замуж). Сам отъедался парной телятиной, скакал на соседском жеребце по окрестным холмам, отходил душой после пыльного города.
А в городе у него была Чечек. Нет, о женитьбе речь, конечно, не шла – Чечек постарше и уже с ребенком, – но женщина она была хорошая, и они хранили друг другу верность. Тут как раз и Франклин пригодился: дочке Чечек, Аяне, скоро исполнялось девять лет, и мама хотела подарить ей подержанный компьютер. Даже нашла один, но в цене не сошлись. Точнее, деньги у нее не сошлись с ценой, хозяин был правильный, лишнего не просил, как Артышу объяснил приятель. Даже, можно сказать, задешево отдавал, потому что улетал скоро. Но и компьютер тот, по правде говоря, дорого не стоил. Ну, девчонке сойдет на первое время. Надо же ей расти по-человечески, все-таки двадцать первый век на дворе. Так что как раз эти доллары к месту пришлись.
Артыш размеренной походкой шел к остановке маршрутки, и все ему казалось в жизни правильным.
И этот зимний мороз, и его дружба с Чечек, и что скоро к родителям домой, и что не пьет он, как другие, ну так только, иногда и немного. Ничего, что мы не богачи, ничего, что чужие бумажки охраняем, свои не задерживаются. Нам много и не надо, чтобы прожить. Главное, жить правильно.
А старик тот… ну да, обманули его. Так он точно те деньги своровал, откуда у него еще? Ну, а если он сам своровал, то сам и виноват. Тем более Артыш не себе их брал, а ребенку, и старику тоже дал, и Ларке, сволочи, отдать пришлось. Так что получался с его стороны героический поступок. Вот Ларка, та да, та хапнула. А он – нет. И Чечек у него не такая, будь она как Ларка – бросил бы сразу. Кто с ней захочет? Хотя… Фигура у Лары хороша, ничего не скажешь, и смотреть умеет так, что внутри аж заходится.
Подкатила маршрутка, приняла его в свое чуть теплое чрево, высадила недалеко от дома Чечек, и снова заскрипел под ногами правильный снег, засияли над головой правильные звезды.
Чечек уже давно была дома, она работала учительницей начальных классов, уроки у нее заканчивались рано. Помогла ему раздеться, повела на кухню поить чаем с мороза, поставила вариться пельмени. Что еще человеку надо после работы?