Скажу сразу: у кого есть желание не видеть и не слышать русских людей на отдыхе, езжайте на Ре. Туда соотечественники не заплывают. Раз я услышал русскую речь на мысе у старого Маяка китов — но это был исключительный случай. Правда, зимой на остров прилетают отдохнуть от морозов сибирские гуси. Но они, видимо, не выпендриваются на фоне местных сов, журавлей, чаек, прочих пернатых (в целом, семьдесят пять видов птиц), и наших гусей на острове любят.
Остров Ре, по приезде, меня разочаровал. В него трудно влюбиться с первого взгляда. Впрочем, было уже темно. Кроме того, ужином нас все-таки накормили. Вкусно! Молодой повар постарался. И гостиница оказалась чудесной, в меру антикварной, с номером на двух уровнях; сядешь наверху в ванну, и номер как на ладони: Майка валяется в центре большой кровати, Женя готовится ее кормить — все видно, все под контролем. Но подозрение заползло в душу: не приехали ли мы не на тот остров? Столько в мире удивительных островов, а мы приехали на так себе остров, пусть даже и облюбованный неизвестными французскими знаменитостями. Откуда взялось это ночное подозрение?
Не знаю. Но я проворочался полночи: зря приехали? Такое вот русское предчувствие. Утром встали, как всегда, поздно. Завтрак проспали. Вышли на улицу. Ветер! Дует так, что Майкина коляска вся трепещет. Солнце — горячее, а ветер — хоть варежки надевай. На Майку сразу трикотажную розовую шапочку надели. А в марине на дне валяются яхты и лодки, будто пьяные на земле. Даже хуже: не порт, а кладбище. В чем дело? Отлив? Атлантический отлив — это далеко и надолго. А где же горы? Где лес? Гор вообще нет. Холмы отсутствуют. Куда завезли? Остров — плоский.
— Да, — улыбаются знакомые французы, которые нас пригласили, — как атолл в Полинезии.
— Вам виднее. А где лес?
— А леса тут повырубали. Мало что осталось. Но вы не расстраиваетесь.
— Да мы не расстраиваемся.
Я уже был готов подписать острову смертный приговор. Вдруг все переменилось. Дурное предчувствие обмануло меня. Я увидел, как люди ездят по этому плоскому острову на велосипедах. Это был как будто Амстердам, но только в океане. Летучий Голландец на велосипеде. Мужчины, женщины и дети летели вдаль, крутя педали. Я тоже захотел помчаться за ними вслед. Ну, кто на Сардинии в полдень возьмет велосипед и поедет по острову-сковородке? Я люблю Корсику, но там тоже замучишься с велосипедом. Извечный спор между Рижским взморьем и Сочи, Палангой и Крымом, судьями которого были наши бабушки и дедушки, кончился смертью судей. Однако если представить себе, что Рижское взморье обручится с Крымом, разобьет между дюн виноградники, и у них родится ребенок (в год рождения Майки я во всем видел силу деторождения), то его назовут Иль де Ре. Ребенок будет бодрым и солнечным, резвым и стильным. На таком острове должны жить волшебные животные. И они там живут. Это — длинношерстные ослы, похожие на помесь длинношерстных такс и обычных ослов. Их всего в мире триста штук. Некоторые из них носят полосатые, как в каталогах «Армани», прогулочные штаны, и на старых фривольных открытках столетней давности с черно-белыми фотографиями ослов французская почта ставила, вместо штемпеля, вопрос: «Вам они нравятся больше в штанах или — без?»
Однако у каждого безумия, если верить марксизму, есть материалистический базис. На острове Ре с давних пор были залежи белого золота под названием соль. Чтобы ее перевозить с берегов соляных болот к порту, необходимы вьючные животные, которых соль не разъест по дороге. Длинноволосые ослы в штанах были идеальным, неразъедаемым транспортом. Теперь их потомки как рантье живут беззаботно, жуя траву, в качестве бесполезной невидали.
Кроме соли остров — поставщик одних из лучших устриц в мире. Они не такие йодистые, как устрицы соседней Бретани, и не такие жирные, как богатые туристы из арабских стран. Их зеленово-серебристые ребристые раковины просятся на сумрачные картины раннего Ван-Гога. На острове устрицы едят круглосуточно, даже в самых простых забегаловках. Если бы на острове был «Макдоналдс», то и там бы ели одни устрицы. За ними недалеко ходить. Их плантации вынесены в океан в разных точках острова: бескрайние столы металлических сеток, опутанных морскими водорослями.
Подражая устрицам, островитяне и приезжие живут здесь в домах с зелеными ставнями и закрытыми двориками, где растут спрятавшиеся от атлантических ветров пальмы и высокие кусты роз. Здесь не любят жить напоказ. Предпочитают устричные удовольствия в раковине. Сюда приезжают отоспаться на таком свежем воздухе, под такие симфонии океанских волн, что наутро встаешь, словно проспал не одну, а тысяча и одну сладостную ночь. Свежести воздуха соответствует разве что свежесть рыб на ледяных подносах местного рынка. Русский человек, который рыбу до сих пор краем сознания ассоциирует с рыбным днем, здесь (хотя зачем ему сюда ездить?) быстро отучится от гастрономических комплексов. Сюда приезжают семьей, с детьми, которых хочется как следует разглядеть и потискать после года сумасшедшей, успешной работы. Зеленые ставни в белых двухэтажных домах — бренд острова. В старые времена каждый остров во французской Атлантике красил лодки в особый цвет. Рыбаки острова Ре, покрасив свои лодки в зеленый цвет, неиспользованную краску пускали на заборы и ставни. Остров так и остался вечнозеленым.
Мы жили в столице Ре, крохотном городке Сан-Мартен, в отеле «Туара», названном в честь французского полководца XVII века, который, как сообщила нам хозяйка гостиницы мадемуазель Оливия, разгромил высадившихся на остров англичан. Чтобы англичане вновь не напали, остров окружили внушительными крепостями. Теперь по крепостным стенам можно совершать длинные прогулки, вглядываясь в океанский простор. Местные художники называют предзакатный свет в океане египетским — что они этим хотят сказать, не знаю, но говорят они об этом с таинственным восхищением как о высшем достижении световой гаммы. В самом деле, свет недурен. Глаза успокаиваются, новые помыслы созревают, как те же устрицы. Здесь забудешь о полицейских и террористах. Правда, в отличие от сотен других туристических островов, на острове Ре есть огромная тюрьма. Но в нее непросто угодить — за превышение скорости сюда не сажают. В ней отбывают длинные сроки рецидивисты. Странный народ, эти французы. У нас ссылали на Колыму, а у них — на курорт. Здесь когда-то «отдыхал» известный капитан Дрейфус. Красивое, песочного цвета, здание тюрьмы охраняют надежно: рецидивистов на острове я не видел. Сбежал лишь один заключенный: французский коммандос, герой неудачного путча, он залез в чемодан коллеги, который освобождался. Его до сих пор не нашли. И вряд ли найдут — это было в 1950-х годах. А в остальном — велосипеды и ослы. А как же пляжи? И песчаные пляжи, и сосны-зонтики прекрасны. Хотя с устрицами лучше пить бордосское вино, а не местное. Так сказали мне истинные патриоты острова — как видно, не квасные патриоты.
Неожиданно нас выгнали из гостиницы. Вместе с Майкой. Сказали, что приехали английские клиенты. Мы стали метаться — но свободного номера на острове не нашли. Я так и не понял, что послужило обидой. Французы — устрицы. Поди — пойми. «И пошли они, солнцем палимы…»
Уезжая, я уже не жалел, что въезд на остров Ре — платный. Нечего здесь делать лишним людям. Пусть они едут себе в Сан-Тропе.
Часть четвертаяЯзык откровения
Метаморфозы дружбы
Мы редко обновляем свое представление о друзьях и подругах. В отношении к ним мы, напротив, живем в мире стереотипов, взятых из прабабушкинских времен. Мы готовы легко согласиться с тем, что семья и брак за последний век существенно видоизменились, тендерные роли мужчин и женщин сместились, однако институт друзей остается по-прежнему одной из незыблемых консервативных концепций. Нам кажется, что друзья даны нам однажды и навсегда, что старый друг лучше многих новых и верность друзьям — то же самое, что верность самому себе. Единственный вопрос, который до сих пор вызывает бесконечные споры, это — может ли мальчик с девочкой (мужчина с женщиной) дружить бескорыстно или в их отношениях обязательно возникнет сексуальная подоплека?
В сегодняшнем мире ярко выраженной и разлившейся по всей поверхности жизни эротики странно было бы думать, что секс остается в стороне от разнополой и однополой дружбы. Если дружбе ставить преграды, ограничивать сферу доверия, возможность обсуждать все, включая интимное, то стоит ли тогда вообще говорить о дружбе? Другое дело — как этим распорядиться, какие правила игры задать дружеским отношениям. Здесь все зависит от интуиции, мобильности морали и характера. В своих подругах я всегда чувствовал женщин, сквозь дружеские одежды проступала их женская нагота — я не видел смысла себя кастрировать. Впрочем, гораздо сложнее решается вопрос не о дружбе и сексе, а о том, зачем нам нужны друзья.
Русская дружба — особый случай. Она на порядок более требовательна, чем западные привязанности. То, что у нас — приятель, у них — друг. У нас друг — у них партнер по браку. Русская дружба исповедальна. У нас через дружбу отмывают свои грехи. Если что утаишь от друга — тебя отлучат от дружбы. К тому же, русская дружба конспиративна. Недаром наши поэты-шестидесятники, тайные или явные оппозиционеры, воспевали дружбу. Друг знает о тебе то, что не должно знать государство. А, кроме того, — не должна знать жена (она же, нередко, стерва). В каждой русской дружбе есть хотя бы маленький заговор против власти и жены. Вот почему в России тема дружбы и предательства всегда приобретала болезненное содержание.
В новом поколении столкновение дружбы с государством на какое-то время ослабло. Вместо фронтовой и идейной дружбы, вместо пламенных клятв и объятий на Воробьевых горах, возникла подвижная дружба развлечения. Друзья — это весело, с ними классно проводить время. Они — расширение наших желаний и возможностей. Они создают теплый микроклимат нашего жизненного пространства. По дружбе можно и трахнуться — в чем вопрос? Это — поверхностный, но очень сладкий и полезный срез сегодняшней дружбы.