<…> Пусть ясно будет выражена сущность, а форма, в пределах реалистичности, не играет большой роли. Вот почему так часто у нас форма как бы расходится с действительностью».
Именно тогда (и вовремя!) Ларионов раскрыл секрет своего кураторского проекта: «Были “Бубновый валет”. В этом году будем “Ослиным хвостом”, в следующем появимся как “Мишень”».
Вслед за заявлением Ларионова были напечатаны интервью и других художников, связанных в тот момент с «Ослиным хвостом». В частности Малевич, как секретарь общества, дал свои пояснения.
Для декларации собственных позиций Ларионов выбрал еще одну трибуну – Всероссийский съезд художников, проходивший в Петербургской Императорской Академии художеств с 27 декабря 1911 по 5 января 1912 года. В своем выступлении Ларионов заявил о себе не только как о художнике-новаторе, но как ценителе древнего искусства, ратующем за его сохранение. В связи с этим он высказывал очень здравые и практические мысли. По его словам, только на съезде «возможно выработать условия сохранения русской старины и ее памятников, охранение росписи храмов и т. п. Надо передать это дело комитету художников и изъять его из рук подрядчиков. Византийское искусство, которым полна Россия, нуждается в охране».
После закрытия второй выставки «Бубнового валета» были устроены два диспута, связанные с прошедшей выставкой. Первый (февраль 1912 года) был важен для Ларионова. Собравший около 1000 человек, он завершился ссорой между «валетами» и «хвостами». Гончарова выразила протест по поводу доклада Бурлюка и причисления ее к «валетам». Во втором диспуте ни Гончарова, ни Ларионов уже участия не принимали.
Конец 1911–1913 год – время наиболее бурных и напористых действий Ларионова. Его однодневная выставка (декабрь 1911 года), устроенная «Обществом свободной эстетики», и такая же выставки Гончаровой (март 1910 года) тонко демонстрируют ларионовскую режиссуру. Отметим, что это были первые персональные выставка русских художников-авангардистов, которые демонстрировали все разнообразие путей эволюции обоих мастеров. В дальнейшем они могли послужить образцом для послереволюционных экспозиций – в первую очередь для «Посмертной выставки картин» Розановой (1919) и персональной выставки Малевича (1920).
Карикатура на группу художников «Ослиный Хвост».
Журнал «Будильник». 1913
С выставки «Ослиный хвост» (11 марта – 8 апреля 1912 года) начинается полноценная кураторская деятельность Ларионова. Концепция выставки во многом направлена на противостояние с «Бубновым валетом», выставка которого закрылась за две недели до открытия «Ослиного хвоста». Если у «валетов», кроме русских, принимали участие французские и немецкие художники, то Ларионов приглашает только русских художников. Но у Ларионова была и другая кураторская задача – собрать группу художников-единомышленников, в которую вошли бы как известные мастера, так и молодые, начинающие художники.
Из известных, кроме Гончаровой и самого Ларионова, в выставке участвовали Татлин и Малевич. Каждый из них экспонировал почти по тридцать работ, что стало практически первой демонстрацией их достижений. А количество картин Ларионова и Гончаровой превысило сто десять. Это были их ретроспективные экспозиции в составе одной большой выставки, что также предусматривалось кураторской идеей Ларионова.
Другие известные – Шагал и Фонвизин – не определяли лицо выставки. Шагал, находившийся в это время в Париже, предоставил всего одну картину «Похороны» (в начале 1912 года она уже была показана на выставке «Мир искусства» в Петербурге). Фонвизин же просто потребовал снять свои работы из-за «принципиальных расхождений» с устроителями выставки (его позиция была отражена в прессе).
Илья Зданевич. Середина 1910-х
Для привлечения молодых художников Ларионов использовал все возможности. Большую помощь ему оказал Виктор Барт, призвавший к участию в «Ослином хвосте» Евгения Сагайдачного, Михаила Ле-Дантю и Кирилла Зданевича. Были привлечены и другие молодые из ларионовского круга – Николай Роговин, Иван Скуйе. Разнообразные художественные силы, конечно, создавали стилистическое и жанровое разнообразие выставки.
Уже на «Ослином хвосте» Ларионов предполагал выставить русские народные лубки, но осуществить задуманное ему удалось несколько позднее.
Одновременно с «Ослиным хвостом» в том же помещении Московского училища живописи, ваяния и зодчества была открыта экспозиция «Союза молодежи». Ее независимость всячески подчеркивалась, в том числе выпуском отдельного каталога. Никаких параллелей между двумя группами не проводилось и тем более речь не шла о единстве их позиций. Напротив, оба общества разделяло множество противоречий, о чем свидетельствует переписка художников Москвы и Петербурга, в которой царит атмосфера осторожности и подчас недоверия. Тем не менее выставки воспринимались как единый художественный проект, и вновь чувствовалась режиссерская рука Ларионова, который перед лицом «валета» явно хотел усилить позиции своего «хвоста» за счет петербургского «союза».
1-я выставка лубков, организованная Николаем Виноградовым. Московское училище живописи, ваяния и зодчества. 1913
После московских гастролей «Союза молодежи» Ларионов счел необходимым утвердиться в Петербурге. Он принял участие в четвертой выставке Союза (4 декабря 1912 – 10 января 1913 года) и показал там лучистский «Портрет дурака», что стало, вероятно, первой демонстрацией лучизма. Однако переговоры с Левкием Жевержеевым и другими членами «Союза молодежи» не привели ни к какому результату и идею петербургской экспансии Ларионов временно оставил. Однако на всякий случай показал на петербургской экспозиции «Мира искусства» (5 января – 10 февраля 1913 года) несколько своих работ, в том числе «Этюд лучистский».
«Изобретение» лучизма ознаменовало череду появления новых «-измов». И в этом Ларионов снова был первым.
Участие Ларионова в «1-й выставке лубка», организованной Николаем Виноградовым в Московском училище (19–24 февраля 1913 года), логично вписывалось в ларионовскую стратегию следования традициям иконописи и народного искусства. Ларионов коллекционировал русские лубки и иконописные (лицевые) подлинники. Они были представлены на выставке среди китайских и японских лубков из собрания Виноградова и французских – скульптора Ивана Ефимова. Экспозиция демонстрировала также лубочные картинки Гончаровой, чем подчеркивалась непрерывность традиции, идущей от народного искусства к «Ослиному хвосту». Ларионов также написал вступительную статью к каталогу выставки.
К моменту открытия «Мишени» Татлин, Моргунов и Малевич постепенно отделяются от Ларионова, но тот находит более выгодную замену – Илью Зданевича, своего и Гончаровой будущего биографа, умелого оратора и художника, склонного к теоретизированию.
На диспуте «Мишень» 23 марта 1913 года в Политехническом музее состоялось знаменитое выступление Зданевича с отрепетированной заранее мизансценой «Венера и башмак», которая вызвала восторг и одновременно недовольство публики, и драку с вызовом пристава. Об этом Ларионов писал Зданевичу: «Наше дело с Вами насчет диспута в Москве продолжает быть темой разговора. Дело передано мировому. Значит будет еще сенсационный процесс. Пока все идет великолепно».
Выставка «Мишень» открылась в Художественном салоне на Большой Дмитровке на следующий день, 24 марта. Там же Ларионов устроил «Выставку иконописных подлинников и лубков». Кроме разнообразных лубков – русских, китайских, японских и французских (из собраний Ларионова, Виноградова и А.И. Прибыловского), демонстрировались детские рисунки.
В предисловии к каталогу «Мишени» Ларионов писал: «“Мишень” является последней из задуманного в 1911 году цикла: Бубновый валет (первая выставка, а не общество), Ослиный хвост, Мишень. <…> Следующие выставки не будут носить названия и будут нумероваться, начиная с 4-го номера».
Если «Ослиный хвост» был триумфом неопримитивизма, то на «Мишени» царило разностилье – и лучизм, и неопримитивизм, и кубофутуризм. Существенную часть выставки составили художники-самоучки, и в первую очередь Нико Пиросмани, незадолго до того открытый братьями Зданевичами и Михаилом Ле-Дантю в Тифлисе. Включение самоучек было для Ларионова принципиальным решением, которое соответствовало его призывам к «признанию всех стилей», «стремлению к Востоку» и «национальному искусству». В одном из интервью того времени он говорил: «Нам ближе простые нетронутые люди». Именно тогда Ларионов заложил основы всёчества.
План дальнейшей экспансии поражает продуманностью и профессионализмом. Ларионов мыслит современными нам категориями и добивается нужных ему результатов. Он подходит к вопросу организации выставок с позиций опытного бойца, который заранее знает, куда будет направлен его следующий удар.
К открытию «Мишени» выходят в свет две брошюры, которые распространяются на выставке. Одна – «Лучизм» Ларионова – посвящена созданному им новому направлению живописи. Другая – «Принципы кубизма и других течений живописи всех времен и народов» Александра Шевченко. Столь многообещающее название выглядело несколько странно и, видимо, было инициировано самим Ларионовым.
В июле 1913 года издательское «наступление» Ларионова было усилено двумя изданиями: сборником «Ослиный хвост и Мишень» и монографией «Наталия Гончарова. Михаил Ларионов», написанной неким Эли Эганбюри (еще один псевдоним Ильи Зданевича). Отметим, что это одна из первых монографий о современных русских художниках. После множества ругательных или просто критических (но всегда негативных) статей в прессе оказалось, что об искусстве Ларионова и Гончаровой можно говорить всерьез. Текст, написанный Ильей Зданевичем не без подсказок самого Ларионова, имел, конечно, хвалебный характер. Но в нем академично были изложены основные художественные принципы искусства неопримитивизма, лучизма и всёчества и обозначены национальные основы творчества двух художников.
Брошюра Александра Шевченко «Неопримитивизм. Его теория. Его возможности. Его достижения», изданная в ноябре 1913 года, завершила издательский проект Ларионова и еще прочнее утвердила его художественную позицию.