– Разумно. Как у нас с фотографиями?
– Полно. Твой сосед будет доволен.
Ретталье нужны были фотографии для опознания зачинщиков. Для них всегда бывало неприятным сюрпризом, когда на следующее утро они получали вежливое приглашение из имперской разведки. Это позволяло изолировать «героев», претендующих на лавры мучеников, от толпы и нейтрализовать их прежде, чем они успеют чего-нибудь натворить и их придется ликвидировать.
– Да, кстати! Знаешь этот дурацкий пистолет, который носит Руди?
– Здоровый, вроде пушки, да? – уточнил Санмартин.
– Он самый. Так вот. Компания пацанов принялась было грабить один из магазинов, которые ребята Сергея взломали своей открывалкой. Руди поднял свою глушилку и пальнул в фонарный столб. Видел бы ты, какие они сразу стали тихие! А у тебя как?
– Учителя отправились по домам, отмываться и палить одежду. Какие из них бунтовщики, из этих добрых бюргеров! Они клялись, что всеобщая забастовка продлится неделю. Но похоже, она кончится завтра к обеду.
– «Сын мой, некогда явится к тебе человек с нераспечатанной колодой карт…»
– Это что, снова Скай Мастерсон?
– Нет, это из Деймона Раниена. Ты, наверно, слышал…
– А по-моему, ты все эти имена сам выдумываешь. Кто он? Человек со скачущей лягушкой или янки, торговавший часами?
Кольдеве покачал головой, но Санмартин этого видеть не мог.
– За соломинку хватаешься!
– Ладно, Ханс, побазарили – и будет. Мне надо к Бейерсу. Конец связи.
Он направился к ратуше. Поглядев на широкие окна кабинета Бейерса, сказал себе, что надо приказать заложить их мешками с песком, а то как бы не пришлось подыскивать нового мэра.
Бейерс был у себя в кабинете. Он сидел в штопаном свитере и рассеянно жевал круассан. Увидев Санмартина, встал, отряхнул крошки и пожал капитану руку. Как только Бейерс вступил в должность мэра, его попытался завербовать Бонд. Он отказался, а на это требовалось немалое мужество.
Большая часть магазинов работала. Городские службы функционировали нормально: солдаты вытащили из постели достаточное число обслуживающего персонала. Немало способствовал поддержанию порядка в городе и тот парень, который болтался на фонаре на Врихайдсплейн.
Бейерс время от времени выдавал короткие, язвительные замечания – за последние несколько месяцев он успел достаточно хорошо выучить английский. Ничего этого не случилось бы, если бы не неуклюжие попытки Андрасси из Ландроста провести закон о конверсии и то, что директор Туг волевым решением поменял расценки.
На корявую мостовую Врихайдсплейн выкатился мячик. Огромный Руди Шеель перехватил его и изящным жестом бросил обратно. Санмартин и Бейерс подошли к окну. Шеель направлялся к кучке юных африканеров. Мальчишки лет по восемь (по земным меркам), пятеро или шестеро, мелкие чертенята (по всем статьям). Бейерс вопросительно посмотрел на Санмартина.
– Это наш ротный сержант Шеель, Руди Шеель. Да вы его, наверно, помните. Руди обожает детей, – объяснил Санмартин.
– Многие из наших людей ненавидят имперцев, – напряженным голосом произнес Бейерс. – Боюсь, что дети могут разделять это чувство.
– Сержант Шеель служит в батальоне двадцатый год, – загадочно пояснил Санмартин.
Мэр не успел ничего ответить: Шеель подошел к пацанам и наклонился к ним. Один из мальчишек плюнул ему в лицо и бросился наутек.
Бейерс подумал было, что Шеель бросится вдогонку. Но вместо этого сержант молниеносно сунул левую руку за пазуху и выхватил маленький пистолет.
Бейерс ахнул. Шеель вскинул пистолет и выпустил мальчишке в затылок… струю воды. Мальчишка поскользнулся, шлепнулся наземь, проехался на пузе и врезался в урну. Руди ухмыльнулся и продул дуло пистолета, как после настоящего выстрела. Сдвинул дулом набекрень свое кепи и потер лысину.
Бейерс все еще держался за грудь. Он растерянно посмотрел на Санмартина.
– Руди стреляет с правой руки, – пояснил Рауль.
Сержант подошел к лягушонку и поднял его, словно мешок с песком. Попытался отряхнуть, но безуспешно. Тогда Руди сунул мальчишку башкой в урну.
– Настоящий пистолет он носит на левом боку, – продолжал Санмартин. Бейерс хрипло перевел дыхание. – Ничего. Когда Руди в первый раз проделал такую штуку, меня тоже чуть удар не хватил.
Ханна осталась почти одна в опустевшей казарме. Она сидела у окна, смотрела наружу – там сияло солнце – и почти физически ощущала, как утекает время. Она не посмела выйти в город. Только не сегодня! И теперь чувствовала себя пленницей, как в лагерях.
Ее дед еще помнил, что лагеря – это место смерти.
Он во многом заменял ей отца. Как и большинство людей, которые провели большую часть своей жизни, пытаясь возделывать маис на месте осушенных торфяных болот, он прекрасно знал, как тонок и непрочен корень, на котором держится хрупкое буржуазное счастье, выстраданное африканерами.
Она не стала напоминать Раулю Санмартину о его подозрениях насчет того, что псевдОвзрыв, уничтоживший рис побережников, был устроен кем-то другим. Ханна вспомнила, как он мрачно хмыкнул:
– Побережники? А как их зовут твои новые друзья? Лесные сектанты! Я думаю, принцессочка, это дело рук кого-то из наших.
И зачем он называет ее «принцессочкой»? Ей это совсем не идет!
Среди людей Верещагина странности Ханны не имели значения. И потому она чувствовала себя свободной, как никогда в жизни.
И все же она тешилась иллюзиями. Ханне было страшно, и она сознавала это.
Вторник (12)
Хендрик Пинаар пришел, чтобы видеть «huurling ier»[16], и не собирался уходить, не повидав его. Он нехотя толкнул дверь и вошел в комнату.
– Здрасьте. Меня зовут Мигер, – сообщил наемник, сидевший на корточках на холодном бетонном полу с колодой игральных карт в руках. – А вы кто будете?
– Хендрик Пинаар.
– А-а. Ну что ж, Хендрик Пинаар, рад с вами познакомиться, – сказал Мигер, передвигая к средней кучке две пулеметные ленты и заново тасуя карты. – А зачем вы сюда явились?
– Влиятельные друзья просили меня об этом. Они хотят, чтобы я командовал вами и вашими наемниками.
– Хм. Очень интересно. – Мигер выбросил несколько карт и добавил к средней кучке еще несколько патронов. Похоже, он играл в нечто вроде пасьянса.
– Какого вы вероисповедания? – полюбопытствовал Пинаар.
– Как, генерал, разве вы не знаете? Все ирландцы – христиане. Просто некоторые помнят об этом всегда, а другие вспоминают, только когда случай подвернется.
Пинаар кашлянул.
– Как вы полагаете, каково положение ваших людей?
– Хреновое. Это все, что осталось от компании Чокера. Им еще меньше хотелось идти к вам, африканерам, чем мне, но деваться-то некуда. – Мигер внимательно разглядывал карты. – Я сумею удержать ребят недели две, ну, самое большее, три. Потом могу пристрелить кое-кого из них, если вам будет угодно, но они не останутся. Не нравится им это: войны нет, повсюду мир и покой для всех, кроме них самих. И торчать тут, в джунглях, безо всякого дела им совсем не нравится.
– Драться будут?
– Возможно. Но имейте в виду, они больше ни за какие деньги не попрут против машин Эбиля без надежного противотанкового оружия. До сих пор, генерал, у вас, африканеров, с ним было что-то негусто. – В голосе наемника звучала неприкрытая насмешка. – Вы что, собираетесь прямо сейчас вести нас в бой? Я предпочел бы, чтобы мне дали несколько дней на то, чтобы подготовиться как следует.
– Надо сказать, что вы, наемники, не пользуетесь всеобщей любовью.
– А, это все из-за бедного Хагги! Вообще-то не все наемники такие. Бедолага просто спятил. И что его в школу понесло, в его-то годы? Однако вы напрасно сердитесь. Мы все делаем свое дело. А долгонько им, наверно, пришлось отскребать его от стенки – вернее, то, что от него осталось!
Он в первый раз за все время посмотрел в лицо Пинаару.
– Видите ли, генерал Пинаар, с тех пор, как имперцы отказали нам, наемникам, в амнистии, нас осталось очень мало. И поневоле приходится держаться друг за друга.
– Вы играете недавно, – неожиданно сказал Пинаар.
– Недавно. Я взялся за карты, когда увидел, что вы идете сюда.
– Зачем? – спросил Пинаар.
– Видите ли, генерал, все эти сопливые юнцы, которых ваше начальство посылало сюда приглядывать за мной, были благочестивы и богобоязненны и на дух не переносили азартных игр. Увидев у меня в руках карты, они тут же смывались. Но, насколько я понимаю, вы потратили немало времени, чтобы добраться до этой крысоловки и разыскать меня?
– Да. Я хотел посмотреть, умеют ли ваши часовые стрелять из своих замечательных автоматов.
– Ах вот как? – сказал Мигер и сгреб все карты в пачку. – А что там за штурм вы задумали?
– Космопорт. В субботу обещали небольшой дождь, в воскресенье и понедельник – ливни и грозы. Возможно, погода отчасти нейтрализует артиллерию имперцев.
– Ничего себе! – сказал Мигер. – И много народу знают об этом плане?
– Кроме меня – никто. Вы будете вторым – если, конечно, сумеете держать язык за зубами.
Пинаар взял у Мигера колоду карт и принялся тасовать их.
Мигер задумчиво посмотрел на него.
– А знаете, Хендрик, пожалуй, вы нам подойдете.
Среда (12)
На деревянной доске стояли белые и черные ониксовые фигуры. Санмартин разменял коня – он стремился упростить игру, поскорее достичь развязки.
– Ретт, признайся! Тебе это даже играть не дает, я же вижу! Ну чья была идея распустить Бонд? Такое трогательное воззвание!
Ретталья, раздувая ноздри, изучал создавшееся на доске положение.
– Полковника Линча. Он был совершенно захвачен ею.
В волосах у него пробивалась заметная седина.
– И как же мы это сделаем? Губы Реттальи искривились.
– Вот то-то и оно! Адмирал говорил Линчу, что в Йоханнесбурге тоже выпустили указ, запрещающий внебрачные связи?
– Может, и говорил. С чувством юмора у него плоховато, но закидоны случаются. Как Ханна?