Немецкая полиция весьма внимательно следила за российскими эмигрантами и при случае не отказывала себе в удовольствии дать им острастку. Один из них, Е. Л. Ананьин, был, например, арестован по совокупности обстоятельств как подписчик немецкой социал-демократической газеты «Форвертс», за частые посещения рабочих собраний и переписку с «группами содействия» с целью выступления в разных городах Германии с литературным докладом. Отсидев некоторое время в «Полицей-Гефэнгнис» (своего рода СИЗО) на Александерплац, он был выслан из Пруссии, получив на сборы всего 24 часа. В своих воспоминаниях он писал:
«Полицейский режим в «свободной» Германии мало чем отличался от нашего отечественного (особенно в отношении к иностранцам). «Полицей-Гефэнгнис» была местом временного заключения, и там сидели по большей части уголовные. Внутренний распорядок в этой тюрьме меня особенно поразил по сравнению с Домом предварительного заключения в Петербурге. Помню одну подробность: стола не полагалось и пищу заключенный должен был вкушать на полу (!). В сравнении с этим Дом предварительного заключения казался Эдемом!»
Иногда русские эмигранты, оказавшись под арестом немецкой полицией, пытались объяснить ее служащим, что являются врагами царского правительства, но не Германского государства. На немцев это впечатление не производило.
В августе 1895 г. в Берлинской Королевской библиотеке появился приехавший из России новый читатель — герр Ульянов, 25 лет. Хотя, возможно, он был записан под одним из своих партийных псевдонимов. Это была первая поездка будущего вождя Октябрьской революции за границу. Он выехал из России в мае. Сначала побывал в Швейцарии, потом во Франции, почти весь август провел в Берлине. Главной политической целью заезда сюда были встречи в Вильгельмом Либкнехтом и его сыном Карлом, который занимался организацией юношеского социалистического движения в Германии. Он знакомится здесь с другими деятелями немецкого рабочего движения, почти сразу после приезда участвует в открытом собрании в одном из берлинских рабочих клубов.
Из Берлина молодой русский революционер собирался в Лондон к Энгельсу, но, уже находясь в немецкой столице, он узнает, что 5 августа Энгельс ушел в мир иной.
Под впечатлением горестного известия Владимир Ульянов пишет:
«После своего друга Карла Маркса (умершего в 1883 г.) Энгельс был самым замечательным ученым и учителем современного пролетариата во всем цивилизованном мире. С тех пор, как судьба столкнула Карла Маркса с Фридрихом Энгельсом, жизненный труд обоих друзей сделался их общим делом»…
Большую часть времени пребывания в Берлине Ульянов проводит в Королевской библиотеке, где работает с книгами, недоступными в России. Он интересуется культурной жизнью Берлина, посещает Немецкий театр, но смотрит не абы что, а идейно близкий спектакль Герхарта Гауптмана «Ткачи», посвященный восстанию силезских ткачей 1844 г. Некоторые его произведения впервые были опубликованы в берлинских издательствах.
Город Ульянову понравился. В конце августа он писал из Берлина своей матери: «Живу я по-прежнему в Берлине и пока доволен. Чувствую себя совсем хорошо… Занимаюсь по-прежнему в Königliche Bibliothek, а по вечерам обыкновенно шляюсь по разным местам, изучая берлинские нравы и прислушиваясь к немецкой речи». В начале сентября 1895 г. Ульянов вернулся в Россию.
Позже он побывал в Берлине около десятка раз. Неоднократно встречался там с вождями революционного рабочего движения: с Розой Люксембург, Августом Бебелем и другими деятелями немецкой социал-демократии. Виделся здесь с Максимом Горьким, с русскими социалистами. Без преувеличения предвоенную Германию можно назвать центром русской либеральной эмиграции.
В конце апреля 1907 г. в Берлине, перед Пятым (Лондонским) съездом РСДРП, по-видимому, состоялась важная полусекретная встреча Ленина и Сталина. Полусекретная — потому что впоследствии ни Ленин, ни Сталин, не скрывая ее факта, не рассказывали подробностей.
Не все историки, однако, согласны, что встреча вообще состоялась, мотивируя это тем, что ее участники могли обсудить все необходимые вопросы в Лондоне в дни съезда. Трудно с этим согласиться. С точки зрения революционной тактики для решения важных вопросов намного удобнее было встретиться в спокойном Берлине, чем в Лондоне в напряженные дни работы съезда, включая, в конце концов, возможность его срыва или переноса, как это получилось в июле 1903 г., когда полиция не допустила открытия Второго съезда в Брюсселе и его делегатам пришлось перебираться в Лондон. Да и Пятый съезд сначала планировалось провести в Копенгагене, но местные власти под давлением российского правительства запретили его проведение, не дали согласия Швеция и Норвегия, наиболее либеральной оказалась Англия, и тогда съезд был опять перенесен в Лондон. Плюс к тому: на съезд могли проникнуть тайные агенты царских спецслужб.
Но для чего понадобилась эта особая встреча? Ряд историков считает, что Ленин специально вызвал Сталина в Берлин, чтобы обсудить возможности работы боевых ячеек партии в период послереволюционного спада, после событий 1905 г. В предварительной повестке дня съезда стоял вопрос о прекращении вооруженной борьбы, и большевики, как утверждается, предполагали, формально проголосовав за роспуск боевых дружин, продолжить акции и экспроприации на местах. Говорили только о нападениях на склады с оружием.
Примерно через два месяца после берлинской встречи — 26 (13) июня 1907 г. — произошла знаменитая тифлисская экспроприация, во время которой на Эриванской площади в Тбилиси (бывший Тифлис) группа боевиков напала на инкассаторский кортеж Государственного банка России. По казачьему караулу был открыт шквальный огонь, не оставляя шансов на сопротивление, в охрану полетели бомбы… Площадь заволокло дымом, нападавшие в считаные мгновения захватили перевозимый груз и, прикрываясь револьверной стрельбой, скрылись. По разным источникам, общая сумма похищенного составила от 250 до 350 тысяч рублей. Незадолго до этого на площади появился высокий молодцеватый полицейский пристав с лихо закрученными усами. Решительно распоряжаясь, он быстро освободил площадь от мелких торговцев и праздношатающейся публики, и когда на площадь въехал фаэтон с деньгами, она была почти пуста. Поле было приготовлено для боя. Большевики не хотели ни лишних жертв, ни свидетелей, хотя есть версия, что во время нападения погибло около пятидесяти человек. Что, по мнению автора, маловероятно с учетом того, что мы сегодня знаем о терактах. Как сомнительно и утверждение Эдварда Радзинского, что «кассу брала» «банда» числом пятьдесят человек — безумная цифра в условиях тогдашней вооруженной борьбы.
Историк А. Авторханов называет эту операцию самым дерзким в истории царской России бандитским налетом. Считается, что организатором экспроприации был Сталин, возможно лично участвовавший в нападении на инкассаторов. Командовал группой абсолютно преданный Сталину, бесстрашный революционер Симон (Семен) Аршакович Тер-Петросян (1882–1922) — партийный псевдоним Камо. За тифлисскую экспроприацию Коба (партийный псевдоним Сталина) был исключен из партии решением меньшевистского Бюро Закавказской организации РСДРП. ЦК партии, состоявший в основном из большевиков, этого решения, однако, не утвердил.
Размышляя по принципу «после того — значит вследствие того», ряд историков считает, что боевая подпольная работа партийных ячеек, включая подобные экспроприации, была главной темой встречи Ленина и Сталина, а также предположительно Камо.
Тифлисская операция имела огромный резонанс. О ней много писали в западных газетах. Ее коммерческий успех, однако, оказался невелик. Все банкноты оказались крупного достоинства — по пятьсот рублей, с переписанными номерами. В России ими пользоваться было рискованно. Несколько попыток разменять деньги за границей оказались неудачными. «В Париже, — пишет Н. К. Крупская, — при этой попытке попался Литвинов — будущий нарком иностранных дел, в Женеве подвергся аресту и имел неприятности Семашко — будущий нарком здравоохранения. Впрочем, часть добычи удалось реализовать… Чтобы не было в Европе компрометирующих партию новых попыток размена экспроприированных пятисоток, в 1909 г., по настоянию меньшевиков, оставшиеся неразменянные билеты решено было сжечь».[7]
Царские спецслужбы развернули тотальную охоту за участниками экспроприации на Эриванской площади. Надежнее всего было скрыться за границей. Камо уезжает в Берлин, но здесь почти сразу по приезде 5(18) ноября 1907 г. его по наводке провокатора задерживает германская полиция. Как писала на следующий день газета «Русское слово», «в его чемодане с двойным дном найдено 8 пакетов с взрывчатыми веществами и 200 электрических запалов». По документам задержанный был австрийским страховым агентом Дмитрием Мирским. Он отказался давать о себе сведения и объяснить цель хранения взрывчатых веществ. Настоящее имя арестованного удалось, однако, быстро установить. Немецкие и российские жандармы сотрудничали между собой, в Берлине с согласия германских властей действовали агенты царской полиции.
Поначалу, когда царские спецслужбы начали формировать агентурную сеть в Берлине, местная полиция увидела в этом угрозу своему государству. Русские, однако, убедили немцев, что намерены лишь следить за своими неблагонадежными гражданами, выезжающими за границу, а не строить козни против Второго рейха. «Отношения с местной полицией установились настолько «дружеские», — писал начальник Заграничного отдела Департамента полиции П. К. Рачковский, — что полицейский комиссар Винен стал ока