— Никому не сообщай, но в газете можешь напечатать, что, согласно достоверной информации, полученной из неофициального источника, доблестные лондонские рыцари плаща и кинжала напали в Кейптауне на след аргентинской разведки и сорвали ее попытки воспрепятствовать плаванию британских судов вокруг мыса Горн.
— Ну как ты можешь шутить в такое время!
— Не беспокойся, старина. Я профессионал. Бог даст еще увидимся!
Из редакции, в сопровождении нового соглядатая, Николай отправился домой. Велел Макубате закладывать коляску, повару объявил, что к ужину ждет гостей, заказал блюда. В кабинете проверил, не осталось ли чего лишнего, в спальне подошел к висевшей на окне клетке с двумя зелеными попугайчиками. Открыл дверцу и выпустил одного из них, Пра- каш поймет как надо. Сам же присел перед дорогой, перекрестился. В этот дом уже не придется возвращаться…
Поехали по магазинам, накупили всего, так что стоявшая в коляске корзина наполнилась с верхом. Следом неотступно следовали спутники, но уже не пешком, тоже раздобыли коляску. Их заметил и Макубата и, когда грузили очередные покупки, совершил неслыханную дерзость, коснулся руки хозяина, сделал страшные глаза.
— Успокойся, я тоже их вижу. Это вроде ваших «духов мертвых гиен», только кожа у них белая. Лучше скажи мне, ты деньги на выкуп невесты уже накопил?
— Деньги собрал, но еще нужны подарки для нашего индуна[20], старейшин, родителей невесты и…
— О’кэй, хватит. Эту коляску и лошадь оставишь себе, как мой подарок к свадьбе. Помолчи, радоваться будешь потом. Сейчас слушай, что ты должен сделать. — Николай кратко объяснил задачу и добавил: — Поворачивай к «Фанданго».
— О, хозяин! — восхищенно прошептал Макубата. — Воистину, ты не только разрываешь тех, кто приближается к тебе! Ты хитер и храбр, как кцаижана[21], который душит змей в их собственных норах!
Одноэтажное заведение «Фанданго» содержалось многочисленной семьей шумных португальцев и стояло на краю торговой площади. Место было бойкое, с одной стороны портовые доки, с другой кварталы, густо населенные африканцами, индийцами, китайцами и прочим цветным людом. Городские власти не обременяли себя заботой о благоустройстве этой окраины, и мостовая кончалась как раз у порога заведения. На противоположной стороне улицы уже начинались ряды жалких лавочек, кучи мусора и вонючие сточные канавы. Считалось, что это самая крайняя точка, где белый человек может выпить пива, не унижая своего достоинства и не рискуя подцепить холеру или еще что-нибудь похуже. Но приказчики солидных компаний частенько наведывались на эту площадь, где среди полуголодных оборванцев всегда можно было быстро и дешево нанять грузчиков и землекопов.
Николай зашел в заведение, заказал выпивку. Из окна наблюдал, как коляска преследователей встала поодаль. Тем временем Макубата подозвал одного из парней с противоположной стороны улицы и велел ему выгрузить на мостовую ящик с пивом. Обернутые серебряной фольгой горлышки бутылок ярко блеснули под солнцем, привлекли всеобщее внимание.
После этого Макубата завел с парнем неторопливый разговор. На раскаленной улице никакого движения, только люди и лошади лениво отмахивались от бесчисленных назойливых мух. Наступила сонная тишина, смолкла даже крикливая супруга хозяина «Фанданго».
Первым не выдержал лейтенант Фиц-Оуэн. Передал вожжи напарнику и решительно зашагал к заведению. Теперь вся улица с интересом рассматривала пестрые носки белого господина. Однако далеко ему пройти не удалось.
Парень внезапно толкнул Макубату в грудь, а тот заехал ему в ухо и ловко дернул за ручку стоявшей в коляске корзины. По мостовой запрыгали апельсины и яблоки, вывалились связки сушеной рыбы и бананов, из лопнувшего кулька брызнули конфеты в разноцветных обертках. С воем и свистом бросились на это добро десятки людей. Макубата вскочил на козлы и рванул вскачь, сшибая по пути лотки уличных торговцев. Хозяин, все его семейство и посетители заведения с громкими криками бросились на улицу наводить порядок.
Николай отставил нетронутый стакан и неторопливо направился в противоположную сторону, к двери за стойкой бара, что вела на задний двор. Еще раз глянул на улицу и в водовороте черных тел увидел перекошенное ужасом лицо Фиц-Оуэна. Совсем как у матроса-новобранца, неожиданно оказавшегося за бортом.
Через несколько часов Николай с таким же ужасом рассматривал собственное отражение в зеркале на стене фотосалона «Африканский привет». Рядом стояли Пракаш с братом- фотографом, деликатно отводили глаза в сторону. Требование изменить внешность Николая они исполнили с аккуратностью и фантазией, присущей только людям Востока.
Голову обрили наголо, пахучей мазью свели густые волосы на груди и руках, а потом протерли кожу выше пояса и ниже колен каким-то составом. Теперь из зеркала смотрел рослый детина с лоснящейся голой кожей жуткого желто-коричневого цвета. Одет в потертую куртку и короткие мятые штаны. На ногах стоптанные сандалии, на шее ожерелье из раковин, на запястье браслет из медной проволоки. Ужас, только кольца в носу не хватает!
— Сейчас вполне сойдете за портового грузчика, а краску через день-другой можно будет смыть, — успокоил брат-фотограф.
— Только когда по улицам пойдете, каждому белому уступайте дорогу и, если он заговорит, не забывайте снять шапку и называть его «баас»[22], — добавил Пракаш.
— Да, кафра вы из меня сделали первоклассного, а вот нос… да и глаза-то голубые.
— Все предусмотрено. Глаза прикроете очками. Последнее время метисы-конторщики из портового управления, совсем как клерки лондонского Сити, взяли моду носить очки с зелеными стеклами. Вы работаете в доках и хотите выглядеть так же шикарно, как и они.
— Что касается носа и губ, то у некоторых парней, которые приехали на заработки из Мозамбика, они примерно такие же. Не беспокойтесь, местные жители присматриваться не будут — эти мозамбикские известные скандалисты и драчуны, связываться с ними никто не хочет. Ну, а белые господа в таких вещах мало разбираются. — Успокоил Пракаш. — Да, вот ваш пасс[23], его могут спросить на улице полицейские. Сейчас с этим стало очень строго. Ботинки обязательно на плечо повесьте, местные в руках их не носят.
Николай взглянул на громадные солдатские ботинки, разбитые, грязные, зловонные. Однако им нет цены — в подметках укрыты американский паспорт и аккредитив германского банка. Еще раз посмотрел на себя в зеркало. Вроде бы не так уж и страшен. Конечно, по Невскому проспекту в таком виде не прогуляешься, но для здешних мест вполне сойдет.
— Ну, друзья, большое вам обоим спасибо! Ты, Пракаш, что делать, знаешь. А сейчас разрешите перед дальней дорогой в одно место зайти. Думаю, что пока не стемнеет, мне штанов лучше нигде не снимать!
ГЛАВА 29
Вагон потряхивало на стыках рельс, и тогда кусочки льда в стакане с виски тонко звенели. Этот звук раздражал старого бура, неприязненно смотревшего на своего соседа по купе. Стрижен наголо, как каторжник, на обветренных щеках безобразная щетина, одет явно в чужое, а из вещей имеет только небольшую сумку. По выговору явный иностранец. Еще надо разобраться, с какой целью в эти тревожные дни едет он в столицу Трансвааля.
Своего общества Николай попутчику не навязывал, просто прихлебывал виски и смотрел в окно. Мимо тянулась красно- бурая равнина, с пучками сухой травы, темными столбиками термитников да «копиес» — скалистыми холмами с плоскими вершинами. Их сменяли «донга», крутые овраги, густо заросшие кустами, а по берегам редких речушек жались, окруженные деревьями, фермы, виднелись загоны для скота.
Ближе к Йоханнесбургу замелькали пыльные горняцкие поселки, копры шахт, отвалы пустой породы. Самого города, промышленного центра всей Южной Африки, с его знаменитыми площадями и проспектами, Николай не видел.
Те, кто посадил его на поезд, настоятельно советовали не привлекать к себе внимания, поэтому и пришлось отсидеться в купе. Расторопный чернокожий проводник доставил разной снеди и миску жирного шахтерского супа, густого варева, в котором плавали куски курицы, овощи и грибы. После долгого перерыва отвел душу, поел горячего. Последние дни питался только сухарями да наскоро испеченным на углях мясом…
Старый бур как раз и вошел в купе, когда Николай расплачивался с проводником. Весьма неодобрительно взглянул на соседа, явно наградившего кафра сверх всякой меры.
Вот и сейчас в дверь купе тихонько постучали. Проводник почтительно доложил:
— Подъезжаем, баас. Претория через полчаса.
Бур что-то раздраженно проворчал и черное лицо поспешно скрылось.
Николай вспомнил, как еще совсем недавно сам старался не попадаться на глаза белым людям. Всего-то сутки побыл кафром, а запомнилось это чувство. Идешь по улице будто ты голый, кажется, все только на тебя и смотрят. Но на деле маскировка Пракаша сработала отлично. К своему рослому «собрату» чернокожие не вязались, а белые патрульные, мельком взглянув на пасс, небрежно махали:
— Проходи, не задерживайся!
В тот день патрульных в Кейптауне было что-то очень уж много. В основном это были недавно прибывшие английские солдаты, которые хотя и маялись от непривычной жары, но тщательно проверяли всех выезжавших из города белых. В порту вообще творилось невообразимое, обыскивали даже буксиры, китобойцы и рыбачьи лодки. Лучше было к причалам и близко не подходить.
Заминка вышла у последней заставы. Бричка Алана стояла в условленном месте, но рядом толпились какие-то англичане. Видно, возвращались из Ботанического сада и расспрашивали об окрестностях. Алан что-то объяснял, тыча кнутовищем, словно указкой, в сторону каменистых склонов Столовой горы. Неподалеку встали и солдаты с заставы, с интересом слушали рассказ.