— Спасибо, отец.
— Не перебивай, слушай о главном. Замечено, что по ночам кафры ходят на места боев и тоже подбирают оружие и боеприпасы. Понял?
— Ах вот как! — Якоб зло дернул щекой. — Еще раз спасибо, отец. Об этом мы не подумали. Вооруженные кафры — это очень опасно!
— Англичане уже создали туземные части, — напомнил Николай.
— Да, знаю. Вот что, друзья, поскорее заканчивайте все свои дела в столице и отправляйтесь на фронт. Надо немедленно организовать сбор, ремонт и хранение оружия. Питер, ты задержись. Есть разговор.
Отошли подальше от остальных. Солнце уже изрядно припекало. Встали в тени акации. Значит, разговор не будет коротким, Николай насторожился.
— Ты встречался с русским князем?
— Видел его в гостинице.
— Мне сказали, что вас видели и в другом месте и что вы говорили на русском языке.
Вот это сыск!
Николай только пожал плечами, но не смолчал:
— Я и с кафрами на их языке поговорить могу.
— Питер, не считай нас наивными мужланами. Чем здесь занимается русский князь, с кем встречаются Генрих и другие иностранцы, мы себе представляем. Ты оставайся тем, кем считаешь нужным. Русских здесь и без тебя хватает, все они стараются нам помочь. Но ты был первым.
— Спасибо, Якоб, на добром слове.
— Теперь скажи, можешь через князя или другим путем навести справки об одном русском подданном? Нам это крайне необходимо.
— Обещать ничего не могу. Если это частное лицо, то одно дело. Если же он казенный человек, то извини…
— Это женщина. Ее имя, — Якоб достал бумажку и прочитал: — Екатерина Радзивилл. Она оказалась очень тесно связанной с Сесилем Родсом.
— Он же сейчас заперт в осажденном Кимберли. Она вместе с ним?
— Нет, осталась в Кейптауне. Ведет себя очень активно. Часто бывает у губернатора, пишет статьи в английские газеты, выступает с требованием предоставить Родсу верховную власть во всей Черной Африке. Бывает в его поместье Хрут Скер, даже, говорят, копается в его бумагах. Есть подозрение, что она причастна к появлению векселей за подписью Родса, очень похожей на настоящую, и получает по ним приличные суммы.
— Вам что, его денег жалко?
— Ты сам сегодня видел, что делают эти пули. Это только начало войны, которую Родс развязал против всех нас. За это он ответит перед Богом и людьми, но чтобы суд Всевышнего свершился, нам надо знать о Родсе и его окружении все.
Бур сделал паузу, благоговейно взглянул на небеса. Сокрушенно вздохнул и продолжал:
— Мы узнали, что перед самой войной эта Екатерина приплыла с Родсом на одном пароходе из Англии. Во время плавания их часто видели вместе, в ресторане сидели за одним столиком. Родс все ей толковал о своих планах, о большой политике. Он же ни о чем другом и не может говорить. Она все внимательно слушала и восхищалась, а потом сама стала горько жаловаться на жестокость своего мужа. Раз даже расплакалась, упала Родсу на грудь, а он ее утешал.
— Ну и что из этого? Встретились люди, полюбили друг друга. Мужик он хотя и не видный, но при капитале…
— Пойми, не было у него раньше женщин! Мы же давно с него глаз не спускаем! — яростно сузив глаза, Якоб зашептал в самое ухо: — Родс эту войну начал, но конца ее он не переживет. Сейчас хочет бежать из Кимберли на воздушном шаре, боится в осажденном городе получить пулю. Все равно не спасется… Разузнай об этой Екатерине, а уж дальше наше дело!
— Пистолет ей дадите или обойдетесь ядом?
— Ну зачем же так грубо! Если он любит ее, а она любит деньги, то… Библию читал? Как Далила обезвредила Самсона, помнишь? В общем, поживем — увидим.
ГЛАВА 32
К сообщению о российской подданной, близкой приятельнице Родса, князь отнесся без особого удивления. Выслушал внимательно, только присвистнул:
— Ай да Катя, уже и до Африки добралась!
Отвечая на вопрос Николая, продолжил:
— Как же, в определенных кругах дама очень известная, настоящая светская красавица. Ее отец был флигель-адъютантом нашего императора Николая I и военным комендантом Петербурга. Выдали ее замуж за князя Радзивилла, майора германской армии, родственника самого кайзера Вильгельма. Так получила она доступ к родне мужа при дворах Лондона и Вены, но и с Россией связи не теряла, имела дом в Петербурге и усадьбу на берегу Волги, каждый год на родину погостить приезжала. Завела очень большую, можно сказать сердечную, дружбу с самим Петром Александровичем.
— Это с каким же Петром Александровичем? Неужели?..
— С ним самым, генерал-адъютантом Черевиным, шефом жандармов и заместителем министра внутренних дел, а кроме того, начальником дворцовой охраны и близким другом императора Александра III. Тем, что тайно от царицы и врачей носил ему за голенищем сапог фляжки с коньяком. Дама много видела, о многом знает, обладает острым умом и наблюдательностью. Но, к сожалению, обладает также не женским честолюбием. Поэтому она и не сумела промолчать о слабостях своих высокопоставленных недоброжелателей и некоторых ошибках коронованных особ. Ей показалось мало того, что делилась конфиденциальной информацией с заинтересованными лицами в Питере, захотелось расправиться с врагами немедленно и публично. Под псевдонимом «граф Поль Василий» стала писать статьи, и парижские газеты с большим удовольствием печатали ее едкие обзоры жизни высшего берлинского и венского общества.
— Как же она очутилась в Африке?
— Немцы ее вычислили и тут уж помочь было никак нельзя, по приказу самого Бисмарка Катю выслали за пределы Германии, где остались ее муж и четверо детей. Скандалище вышел ужасный! Правда, муж-дурак до сих пор не хочет с ней разводиться, все еще любит. Но в приличных домах Катю перестали и на порог пускать, стала перебиваться по мелочам, а вот теперь и к Родсу подкатилась. Сам-то он не из знатного рода?
— Пятый сын приходского священника из провинциального городка в Центральной Англии, в роду ни купцов, ни офицеров. Кончил обычную школу, мечтал поступить в Оксфорд, но смог это сделать только в зрелом возрасте, когда уже разбогател на скупке алмазов и приисков. С детских лет бредил подвигами древнеримских героев, а позднее очень болезненно переносил насмешки титулованных одноклассников и всеми силами пытался войти в светское общество.
— Тогда это многое объясняет, — князь чуть приметно усмехнулся. — Родсу сейчас больше сорока пяти и здоровье неважное, богатства и популярности он добился, теперь надо за это расплачиваться. Думаю, что такой опытной особе, как Катя, покорить его не стоило особого труда. Просто ваш Роде испугался, что опоздает, жизнь и силы уходят, а тут такая возможность связать свое имя с красавицей, известной при дворах Европы! Раньше, верно, только с приисковыми девчонками и путался?
— Да, как говорят, и этого не было.
— Ну, тогда Родсу труба! У Кати он не сорвется! Вот это все господину Якобу и передайте. Ну, а то, что он дал понять, что знает о нас с вами, так в нашей работе это дело обычное. Во-первых, всего он не знает, а во-вторых, мы знаем, что он знает, и он знает, что мы знаем. Для работы этого достаточно. Если же не повезет, то нас повесят или пристрелят, а может быть, просто обменяют на кого-то, кому тоже не повезло! Очень довольный своей шуткой князь громко рассмеялся. Вся эта история у Николая не вызвала восторга. Одно дело, когда проводишь операцию для получения реального результата — разузнать это, достать то. Совсем по- другому обстоит дело, когда в работу вмешивается политика. Тут уж никто не может сказать, что и как получится. Одним словом, пойди туда, не знаю куда. Вот только потом все руками разводят и ворчат: разведка виновата. Сейчас хотят в игру включить эту светскую даму… Ну, да об этом пускай у Якоба голова болит.
— Вы когда на фронт уезжаете?
— Через день-другой, как только соберусь.
— Вот возьмите в дорогу, пригодится. — Князь вложил в ладонь Николая маленький увесистый сверток. — Британские гинеи, золото старой чеканки.
— Спасибо, у меня еще немного от Кейптауна осталось. Да и расходов никаких, буры все предоставили — лошадь, карабин, провиант.
— Не дури, лейтенант. Самому же приходилось расписываться в получении «финансового содействия на цели деликатного свойства». Ты на войну едешь, а мне казна еще пришлет. Говорю, не ломайся. Приказываю принять пособие! Да там смотри под пули не лезь!
— Слушаюсь, ваше сиятельство! Вам самим здесь счастливо оставаться, — не без иронии ответил Николай.
— Постараюсь. Только мне здесь проживать осталось недолго, скоро опять придется в португальские владения ехать.
— Вы будьте поаккуратнее. Лоренцо-Маркес город портовый, там много всякого народа, который от здешней войны кормится.
— Знаешь, лейтенант, двум смертям не бывать, а одной не миновать. — Князь прищурил темные миндалевидные глаза, усмехнулся. — А за доброе пожелание, спасибо.
Распрощались. Николай направился в депо. Оно встретило грохотом и гарью. В жаркой духоте обливались потом белые мастера и кафры-рабочие, копошились у нескольких паровозов. В дальнем углу строили бронепоезд — на маленький пузатый паровозик, над которым широким раструбом поднималась труба, и пару угольных вагонов крепили стальные листы. В переносных горнах калились толстые клепки, мальчишки- подсобники выхватывали их клещами и подавали плечистым клепальщикам.
От стука молотов закладывало уши, но весь шум перекрывал зычный голос мастера с короткими рыжими усами и бакенбардами, делавшими его очень похожим на кота. Сам он, коренастый и мускулистый, проворно сновал у вагонов, и вытатуированные на его мокрой от пота коже драконы и русалки плясали как живые.
— Лист клади ровнее! Бей! Молодец! Подавай клепку! Ты что несешь? Сказано, чтоб сама светилась! Эту вставь себе!
. — Дальше раздался такой красочный российский загиб с поминанием сорока мучеников, загробных рыданий, апостольских страстей и морских чертей, что Николай невольно заслушался. Живо вспомнил корабельные авралы на родной Балтике и голосистых боцманов с их непечатными присловьями.