— Ваше благородие, я ее уже осмотрел — в стволе разгар[25], в казеннике грязь. Кто ее раньше-то пользовал?
— Погибли они, пользовали как умели. Ты же сам видишь, что нет у буров регулярной армии. Здешний генерал сказал, что нам в помощь людей пришлет, так подучи их, чтобы каждый свое дело знал, как и положено номерам в расчете. И еще — не зови ты меня вашим благородием, мы же не дома. Ну, просто Николаем Васильевичем называй.
— Ваше доверие я очень даже ценю и уважаю, но позвольте заметить, потому как мы теперь при орудии и на поле боя сражаемся, то по-другому я просто не могу. Так уж обучены.
— Ладно, пусть будет как ты хочешь. Не забудь осмотреть боезапас, снаряды протри.
— Слушаюсь, ваше благородие!
Гроза пришла в тот же вечер. Всю ночь грохотало сильнее любой пушечной пальбы и лило как из ведра. На следующий день по небу ползли низкие тучи и моросил дождь. Дороги развезло, и военные действия почти прекратились. Противники сидели в окопчиках, превратившихся в канавы, наполненные жидкой грязью, в мокрых палатках, без горячей пищи.
Николай не терял времени даром. Вместе с двумя разведчиками, где прячась за скалы, а где ползком, обследовал позиции, а потом докладывал Лукасу, как можно будет расположить пушку и горные орудия. Выслушал советы и получил согласие.
По его просьбе из лагеря доставили несколько пар колес и бревна, а потом плотники принялись сколачивать грубые макеты пушек. Начальник одобрил идею и место этой работы строго охранялось часовыми, которые, к возмущению некоторых любознательных сограждан, не подпускали туда никого. Даже собственных родных и знакомых. Николай успел провести пробную стрельбу и определить отклонения «мадам» от нормы, которые оказались не слишком уж большими.
Не дремал и Кузьма, пушка блестела как новенькая, а по его команде присланные в помощь бурские парни дружно хватались за лафет и колеса и довольно-таки бойко ворочали ее во все стороны. Мальчишка-ездовой лихо подлетал с шестеркой лошадей и орудие быстро меняло позицию. Все это повторялось раз за разом, и Кузьма терпеливо растолковывал своим подчиненным, как и зачем надо проделывать все эти упражнения. Не скупился на похвалу и на своем немецком сыпал шутками и приеловиями, от которых взмокшие от работы парни хохотали от души.
Не теряло времени и бурское командование. Как только прекратились дожди и вновь засияло солнце, Лукас собрал в своей палатке начальников коммандо. Николай, как старший над артиллерией, тоже был вызван. Присел у края стола, слушал разбор обстановки.
Сообщение фельд-корнета было кратким — согласно данным разведки, англичане подтянули новые части пехоты и кавалерии, усилили их артиллерией и пулеметами. Отмечены специальные инженерные роты, которые готовятся наводить мосты, ремонтировать дороги и даже запускать воздушные тары с наблюдателями. Сейчас на этом участке фронта численность войск противника в шесть-семь раз превосходит бурские коммандо. На батальонных складах накоплены запасы продовольствия и боеприпасов на 15 дней, а склады дивизий и корпусов пополняются непрерывно. Сегодня утром на позициях каждый английский пехотинец получил дополнительно по пятьдесят патронов, мясных консервов на три дня и кусок непромокаемой парусины, чтобы мог ночевать не в палатке, а под открытым небом. В кавалерии лошадям выдали добавочные порции овса, а в конной артиллерии даже расщедрились на ячмень. Все говорит о том, что наступление англичан начнется в ближайшие часы.
Начальники молча выслушали сообщение, только кто-то вздохнул:
— Нам бы хоть часть этого военного добра, а то сидим на норме по два патрона на день на человека.
В ответ Лукас посоветовал стрелять без промаха и не оставлять трофеи на поле боя, а потом велел всем расходиться и хорошенько выспаться. Николаю, как иностранцу, особо пояснил свой план действий, горные орудия велел держать на правом фланге, французскую пушку в центре, а самому находиться при штабе.
Выспаться, однако, не удалось.
— Ваше благородие, вставайте, генерал зовет, — тряс за плечо Кузьма. — Англичане уже двинулись.
В кромешной тьме, под опять начавшимся дождем, едва добрался до какой-то ямы, в которой устроился Лукас со своими ординарцами. Хорошо еще, что двое провожатых вели чуть ли не под руки, а то бы сломал шею на скользких камнях или глаза в кустах выколол.
— Наступают пятью колоннами на наш центр и левый фланг, — сообщил Лукас. — Видимо, хотят внезапно атаковать нас на рассвете.
— Ломятся через кустарник напрямик, как стадо буйволов. Шум и треск далеко слышно, — заметил кто-то.
По голосу Николай узнал одного из ординарцев, с которым совсем недавно облазил все позиции, где тогда обратил внимание на этого быстроглазого и сообразительного юношу.
— Они идут прямо по компасу, но еще не знают, что предстоит форсировать ручей, которого нет на карте. Кто его глубину мерял?
— Я, — откликнулся все тот же ординарец. — После дождей вода поднялась, мне будет по грудь.
— Лукас, мы пошли навстречу, — раздался из темноты негромкий голос.
— Да благословит вас Господь, — прозвучало в ответ.
Как и предусматривалось планом, несколько коммандо выдвигалось вперед, чтобы встретить англичан на склонах холмов, еще на подходе к главной позиции. В непроглядной тьме только по шороху камней под ногами и шумному дыханию поднимающихся в гору людей можно было догадаться, что мимо проходит не одна сотня бойцов.
— Коммандо Грегори пошло, — сказал кто-то.
— Как вы это определили? — удивился Николай.
— Разве не чувствуешь запах выделанной кожи? Он вчера обул всех своих ребят в трофейные английские башмаки. На войне, как и на охоте, обоняние здорово помогает. У кафров некоторые воины, когда в ночной набег идут, чтобы скрыть человеческий запах, обмазываются коровьим навозом или пахучей травой натираются…
— Кончайте болтать, скоро рассвет, — напомнил Лукас.
Время тянулось медленно, дождь прекратился и появились звезды, над горизонтом повис тонкий серп месяца. В предрассветной тишине небо на востоке начало сереть, все отчетливее проступали очертания окрестных холмов и вершины далеких Драконовых гор. Обозначилась долина реки Тугела, берега которой упорно защищали другие бурские коммандо, не давая противнику прорваться в южные районы Трансвааля. Светало по-африкански быстро, и с гребня, на котором располагался Лукас со своим штабом, уже отчетливо можно было различить батальонные колонны британской пехоты, продирающиеся через низкий кустарник.
Стало ясно, что во время ночного марша некоторые из них потеряли заданное направление и теперь пытались исправить ошибку. Между потерявшими порядок колоннами суетились офицеры и сержанты, старались развернуть роты в боевую цепь точно по уставу — в затылок друг другу, на дистанцию в шесть шагов одна от другой. Отдельной кучкой сбились старшие офицеры, и от них к колоннам спешили с приказами посыльные.
С первыми лучами солнца ударили все английские батареи, над окопами буров поднялись столбы дыма и пыли. Артиллерия не жалела снарядов, но в ответ не прозвучало ни одного выстрела, немногочисленные стрелки сидели в укрытиях и не подавали признаков жизни. Под ними, на склонах, там, где залегли коммандо, все было неподвижно, лишь утренний ветерок шевелил траву.
Расстрел английских колонн начался с дистанции всего в двести метров. Все холмы внезапно засверкали вспышками выстрелов. Первыми упали офицеры, быстро рассеялась кучка штабных, и санитары уже тащили кого-то в тыл. Солдаты отвечали беглым огнем, но каждая пуля буров находила цель, и поредевший головной батальон не выдержал. Его остатки покатились назад, увлекая за собой и другие колонны.
На помощь пехоте вылетела конная батарея. Видимо, командовал ею храбрый офицер, так как не побоялся поставить свои орудия на короткую дистанцию картечного выстрела. Не испугались картечи и буры, им — засевшим среди камней — она и не могла нанести значительного урона. Но орудия стреляли недолго. Номера расчетов один за другим выходили из строя, вместе с лошадью рухнул и командир батареи. Его помощник махал ездовым, чтобы срочно уводили орудия с этой гибельной позиции. Меткий выстрел сразил и его. Падали убитыми люди и лошади, буры никого не подпускали к орудиям и зарядным ящикам. Ценой больших потерь артиллеристам удалось вывезти только одно орудие, три других пришлось бросить, хотя с них успели-таки снять замки.
Солнце уже поднялось над холмами и даже стало припекать. После долгой пальбы английские батареи замолчали, но много солдат еще оставалось у подножья холмов и, укрывшись в кустах, безуспешно пыталось вести перестрелку с бурами.
— Лукас, можно идти в контратаку. Если займете вон ту вершину, отрежете англичанам пути отхода. Ваши стрелки ни одному из них не дадут уйти за ручей, — предложил Николай.
— Нет.
— До холма же недалеко, а ложбину перед ним можно быстро перебежать. Если даже они откроют огонь, ваши потери будут совсем небольшими.
— Да, потери будут. И будут убиты мои земляки и соседи. Как потом мне смотреть в глаза их родным? — ответил Лукас. — Я простой крестьянин и фельд-корнетом стал только во врерля войны. Посылать своих земляков на смерть, чтобы захватить этот холм, не могу. Запомни, нас, буров, очень немного, если все погибнем, кто будет этой землей владеть? Англичане? Немцы? Может быть кафры?
Из окопов сообщили, что на позициях англичан замечено какое-то движение. Видимо, их командование решило спасать пехоту от полного истребления. Среди холмов появилась вереница пулеметных двуколок, а в небо поднялся воздушный шар, под которым в корзине поблескивали линзами биноклей наблюдатели. Самое современное оружие пустили в дело!
— Ну, теперь они расположение коммандо узнали и начнут поливать свинцом, так что никто и носа не высунет, — заметил Николай. — Лукас, мне пора. Как только сделаю первый выстрел, прикажи выкатывать макеты.
Пулеметы открыли такую стрельбу, что от ударов пуль над скалистыми склонами поднялись облака пыли. Пока одни двуколки вели непрерывный огонь, другие подкатывались все ближе, и под их прикрытием пехота вновь поднялась в атаку.