— Но после поездки в Англию литунга сможет сам начать модернизацию государства, прикажет строить школы, дороги, предприятия.
— Не получится. У него сил хватит только на то, чтобы самому удержаться у власти. Поэтому ему твои аскари и нужны, как новая личная охрана. Он все давно понял, что в стране настоящими хозяевами будут английские колониальные чиновники. Но не понял еще того, что будут и горные компании, которым нужны не его просо и сушеная рыба, а медь, железо, золото. Для работы на новых заводах, шахтах, строительстве железных дорог потребуются тысячи рабочих. Так что скоро все местное население обложат налогом и, чтобы добыть деньги, они сами побегут в новые города, которые начинают строить белые. Многим молодым людям уже не захочется больше вручную копаться на этих полях и каналах.
— Да, машин здесь что-то не видно.
— Вот именно, а без дарового труда вся эта вековая ирригационная система скоро придет в упадок. Я и сам сворачиваю торговлю в долине, собираюсь начать новое дело. В лондонские спортивные журналы послал объявления — буду для состоятельных туристов устраивать охоту на крупных зверей и путешествия по саванне.
— Не боишься, что сторонники старых порядков расправятся с тобой?
— Уже пробовали. Арабские купцы и некоторые из вельмож литунга не могут простить того, что я выступал за запрещение торговли рабами. Другим не нравится то, что литунга советуется со мной. Но боятся, знают, что я англичанин и за мной стоит Британская империя. Вот с твоим индуной они церемониться не будут. Да и тебе лучше не задерживаться в этих краях.
— Но за мной же ходят по пятам, никогда одного не оставляют.
— Наберись терпения. После праздника «куамбока» литунга отправится в Лондон Возможно, во время его отсутствия произойдут некоторые события, так что ты постарайся ими воспользоваться.
Утром расстались, но Николай крепко запомнил слова «белого охотника» Георга. Многое из того, что происходило вокруг, стало более понятным. Ясно, что эту благодатную долину следует оставить при первой возможности.
Вновь медленно потянулись недели. После похода по саванне аскари разместились на новом месте, вблизи летней резиденции литунги. Их казармой стало длинное строение под толстой соломенной крышей на склоне искусственного холма, у самого берега Замбези. Рядом жили какие-то придворные чины со множеством слуг и служанок. Шум, гам, перестук барабанов и звон гонгов не прекращались с раннего утра до глубокой ночи. Многочисленная родня и просто знакомые не покидали казарму, вели нескончаемые разговоры, угощали аскари пивом, сами все хотели осмотреть и ощупать. Самые отчаянные заглядывали и в отгороженный циновкой закуток, где Николай поставил себе койку.
Кончилось все это тем, что пришлось выгнать всех посторонних, а у дверей выставить часовых. Но совсем избавиться от посетителей не удалось. Являлись важные персоны, дородные полуголые придворные чины, задрапированные в полотнища пестрой материи и звериные шкуры.
Эти приходили с проверкой, задавали массу вопросов, требовали объяснений. Больше всего донимал второй начальник, который, согласно местным обычаям, наравне с индуной Ма- тиване стал командовать аскари.
Был он стар и толст, критиковал все распоряжения инду- ны и многословно распространялся о прошлых боях и походах, в которых когда-то принимал участие. Больше всего ему не нравилось то, что аскари не имеют на вооружении копий. Ежедневно он доказывал, что копье, это замечательное и надежное оружие, необходимое каждому настоящему воину. Говорил, что в цель попадает не всякая пуля, а без патронов самая дальнобойная винтовка становится совершенно бесполезной. Тогда как копье…
Спорить было бессмысленно. Николай только раз заметил, что у винтовки, конечно, есть штык, но теперь он применяется все реже и реже. Противника стараются подавить количеством пуль, поэтому и стали применять пулеметы. В последней войне буры вообще обходились без штыков.
Упоминание о бурах вызвало неожиданную реакцию. Старик что-то зло проворчал и поспешно вышел из казармы.
— Ну, маета, обидел ты нашего второго индуну. Он тебе этого никогда не простит, — сказал Тонтела.
— Почему? Ты же сам знаешь, что на этой войне никто не ходил в штыковые атаки, действовали пулями и снарядами.
— Потому что ты о бурах вспомнил. Лет двадцать назад он свое импи повел на их лагерь. Бежали тесным строем плечо к плечу, но буры стреляли без передышки, так что от воинов только куски мяса и мозги во все стороны летели. Половина импи там полегла, а кто остался в живых, не выдержал. Побросали копья и щиты и разбежались по саванне. До сих пор он не может этот бой забыть…
В довершение всех неприятностей, Николай заболел. Началась лихорадка, а на теле появились какие-то прыщи. Решил, что все это от жары и сырости и что несколько дней за пределами долины поправят здоровье. Начал было готовиться к походу в саванну, но ночью стало совсем плохо. Прыщи вздулись и не давали покоя. Один из них лопнул и из него появился толстенький червячок с темной головкой. Он весело кувыркался на ладони, а Николай представил себя заживо изъеденного такими червями и пришел в ужас.
На его голос прибежал Тонтела, поспешил вызвать индуну. Вместе погрузили Николая в пирогу и отправили на другой берег реки к знаменитому целителю Наджи. Заверили, что со знахарями мбунда он не имеет ничего общего и действительно помогает людям. Сам он лози, но принял ислам и долго жил на востоке, где-то на берегу океана. Поэтому приезжающие в долину арабские торговцы пользуются только его услугами.
Целитель принялся за дело без лишних слов. Его седина, внимательные глаза и спокойный негромкий голос внушали доверие. Он тщательно осмотрел Николая, а потом повесил ему на грудь и шею гирлянду небольших долбленых тыкв, велел сидеть смирно и глубоко дышать. Сам приставил к тыквам рог антилопы и слушал, как потом пояснил, «голос болезни».
Про прыщи сказал, что дело это известное. Есть в саванне мушка, что откладывает свои яички на людей и скот, из них рождаются червячки, которые потом прогрызают под кожей ходы. От такой напасти люди мажутся всякими составами, в определенное время года стараются близко не подходить к деревьям, на цветы которых любит прилетать эта мушка. Скотине хуже, после этих червяков волос опадает, да и шкура уже никуда не годится, вся становится в мелких дырах.
Под этот разговор целитель раздел Николая догола, обложил припарками, дал какое-то питье. Утешил, что болезнь еще не зашла далеко, от червячков лишь кое-где останутся неглубокие шрамы. Яд, который они напустили в тело больного, обещал выгнать через восемь дней. Индуна удовлетворенно кивнул головой.
— Очень хорошо, поправляйся. Сам литунга заявил, что хочет познакомиться о тобой.
ГЛАВА 51
Лечение помогло, припарки и массаж выгоняли слабость из тела, пахучее травяное питье возвращало силу и бодрость. Помогали и беседы с целителем. Он охотно отвечал на вопросы и часами мог рассказывать, как в молодые годы шел с караваном арабских торговцев на восток, через широкие долины, быстрые реки и крутые горы. Как попал в чудные города на берегу «большой соленой воды», где по воле тогдашнего литунги обучался врачеванию. Николай жадно слушал эти рассказы, спрашивал и переспрашивал, запоминал незнакомые названия и мысленно пытался представить себе пути, которые вели к берегам Индийского океана.
Тишина и покой вокруг жилища Наджи также действовали целительно. Может быть поэтому и обратил внимание на знакомую с детства птицу. Это бурое оперение, кривой клюв и два желтых глаза ни с чем нельзя было спутать. Еще в раннем детстве выслеживать этого смертельного врага бабушкиных цыплят было одной из обязанностей Николая. При первом появлении этого хищника следовало бить в сковороду и махать метлой…
— У нас дома эту птицу называют коршуном. Как ее зовут в ваших землях?
— Пунгва.
Мы очень ценим эту птицу. Когда приходит сухой и холодный сезон, и в саванне пересыхают ручьи и болота, многие птицы исчезают и наступают «тихие месяцы». Говорят, что на это время птицы зарываются в ил по берегам рек и впадают в спячку. Но первым всегда просыпается смелый пунгва. Он своим хриплым криком оповещает всех, что возвращается тепло и скоро пойдут дожди. После него в небе появляются утки, ласточки и другие птицы. Все они вьют гнезда, высиживают птенцов. Вот и сейчас, накануне сезона дождей, пунгва уже проснулся.
Оспаривать это толкование появления и исчезновения птиц в разное время года и рассказывать об их перелетах из одного земного полушария в другое Николай не стал. Просто подмигнул коршуну, как земляку.
— Ты в наши края раньше меня вернешься, так передавай там привет!
Погода и в самом деле начала меняться. Жара и духота стали просто нестерпимыми, с утра до вечера все живое пряталось от беспощадных лучей солнца. Во второй половине дня на востоке начинали подниматься белые башни облаков. Они медленно громоздились одна на другую, а потом растворялись в наступившей ночной тьме, и только дальние зарницы вспыхивали за горизонтом. Утром в безветренной тишине раскаленное небо вновь повисало над землей.
Но настал день, когда тучи медленно поползли в долину с окрестных холмов. Черные облака клубились над самой землей, а ослепительные вершины туч отражали лучи заходящего солнца так ярко, что пропадали косые вечерние тени. Это необычное явление, глухие раскаты дальнего грома и неподвижный горячий воздух внушали какое-то неясное беспокойство. Каждый стремился укрыться от надвигающейся грозы. Ослепительная молния и первый удар грома были действительно страшными, и казалось, что глинобитные стены дома разлетятся в пыль. Но когда с неба обрушилась стена воды, все окружающее исчезло из вида. Успокаивало лишь то, что толстая соломенная крыша выдерживала этот напор стихии без видимого ущерба.
На следующий день жара спала, дышать стало легче. Теперь дожди шли почти ежедневно, но Николай уже спокойно относился к такому природному явлению, как тропическая гроза. Тем более, что на изучение местной природы не было больше времени. Лечение закончилось, и он вновь приступил к своим обязанностям.