За эти месяцы Тонтела преуспел. Он стал владельцем палатки с вывеской на русском языке, обещавшей желающим верный способ узнать свою судьбу. Не зря дядя Миша обучил его таким выражениям, как «казенный дом», «дальняя дорога» и сотне слов, которые старик произносил с неподражаемым акцентом. Его ухваткам позавидовал бы сам верховный мбун- да, а набор камешков, пестрых раковин и, конечно, кристалл горного хрусталя, который выдавался за «магический алмаз из Трансвааля», действовали безотказно. Тонтела ворошил камешки и раковины, а потом вещал, проникновенно глядя в глаза клиенту.
Моряки смущенно посмеивались, слушая бодрые предсказания и знакомые с детства слова утешения, охотно бросали мелочь в стоявшую рядом скорлупу кокосового ореха. Но совершенно потрясающим успехом гадание Тонтелы пользовалось у темнокожих жительниц города и окрестных селений.
Он терпеливо выслушивал все их сетования, сочувствовал и утешал, но при этом никогда не брал денег за свои пророчества. А потом каждый вечер выдавал дяде Мише полную информацию о всех событиях в городке и его окрестностях. Порой сообщал такое, о чем не подозревала и местная полиция.
За регулярную уплату налога, посещение церкви и трезвое поведение уважали старика и французские колониальные власти, ставили в пример своим подданным.
— Погадай мне, зулус. Будет ли удача в торговых делах? — попросил Николай. Сделав вид, что рассматривает расположение камней, тихо добавил: — Что нового?
— В городе появилось двое странных незнакомцев. Выдают себя за торговцев с этого… как его… Цейлона. Мальчишка из гостиницы сказал, что английский они понимают, но между собой говорят на каком-то непонятном языке. Прачка считает, что они не торговцы, ее счет не стали проверять, сдачу не пересчитали. Я их тоже видел. Один постарше, он за главного, но они не господин и слуга и не родственники. Сразу заметно, что в младшем нет покорности слуги, а родственники относятся друг к другу душевнее. У нас так общаются только ветераны с молодыми воинами. Знаешь, маета, они похожи именно на воинов.
— Еще хочу сказать, ведут они себя очень странно — сами не белые, а к чернокожим и цветным относятся с таким пренебрежением, какое бывает только у старых буров. Это мне сразу стало заметно, только по одному их взгляду. Ни индийцы, ни арабы так себя не ведут.
— Пусть за ними следят… Спасибо, старик. Верное твое гадание, опять мне быть в убытке!
Дядя Миша поджидал напротив «Кафе де Пари». Выслушал сообщение Николая о том, что к северу от острова опять видели неизвестные парусные шхуны. Поморщился.
— Здесь тоже каждый день все новые людишки появляются. Вчера вечером какая-то сволочь опять на быстроходном катере хотела мимо дозора прошмыгнуть. Дозорные, ротозеи, не смогли их задержать…
Внезапно он крепко выругался.
— Что это ты, Михаил Петрович, так нецензурно выражаешься? Ведь не дома находишься, а заграницей! — произнес подошедший мужчина. Белобрыс, остронос, одет в щегольской белый костюм, на голове тропический шлем.
— Здравия желаю, Леонид Сергеевич! Сами знаете, какая у нас служба. — Штаб-ротмистр почтительно взял под козырек. — Виноват.
— Это кто с тобой? Что-то раньше я тебя, братец, не видел.
— Он с угольщика, мне недавно прислали в помощь, — поспешил сообщить дядя Миша. — Как здоровье его превосходительства? Что, Леонид Сергеевич, в высших сферах слыхать? Скоро ли бросимся в бой на супостатов?
— Вы свое дело лучше исполняйте, ищите крамолу, — отрезал белобрысый и проследовал по набережной дальше.
— Офицер из штаба второго отряда броненосцев, — понизив голос, пояснил дядя Миша. — Папаша его в канцелярии Сената большой начальник, упросил взять сынка в поход на флагманский корабль. Решил, пусть он от столичной жизни немного отдохнет, домой с чинами и орденами вернется. Вот только сынок в последнее время опять стал сильно баловаться в картишки.
— Про всех ты все знаешь.
— У нас, как у врачей и банкиров, такая работа, чтобы все про всех знать, — философски заметил жандарм.
— Я этого субчика за три дома отсюда заприметил. Ходит он в какое-то заведение, где граммофон играет. Ну, пускай пока порезвится, форсу-то много, а ума… Вот и приходится с такими Ваньку валять. Пойдем-ка потолкуем, есть здесь тихое местечко.
Устроившсь в балаганчике, составленном из циновок, сплетенных из пальмовых листьев. Над входом вывеска на русском языке — «Трактир „Причал“. Зайди-опрокинь-зака- чаешься». Внутри стойка, два столика, хозяин-турок, который при виде дяди Миши расплылся в улыбке. До наступления темноты, когда прекращалось всякое официальное сообщение берега с кораблями, оставалось уже немного времени, и посетителей не было.
— Вывеску сам сочинил?
— У знакомого грека в Анапе видел. Слушай, мне тут один из местных донес, что в этих краях чужая парусная шхуна появилась. Вроде бы жемчуг ловить собирается. Слыхал?
— Это «Гортензия» из Сиднея. Вчера был на ней, торговался, якобы хотел нанять, но капитан наотрез отказался. Сказал, что сегодня уходит в Персидский залив, там собирается набрать ловцов жемчуга и начать промысел.
— Опоздал ты, Коля. Эта «Гортензия» еще три дня назад заскочила на один из соседних островов и что-то там непонятное выгрузила.
— Что именно?
— Понимаешь, мой человек слышал это в заведении, где опиум курили. От повара со шхуны, китайца. Тот еще много чего врал, но определенно можно сказать одно: выгружали железное бревно или трубу, а потом прилаживали эту штуку под днищем какой-то большой лодки. Повар говорил, что с помощью такой машины можно будет жемчужные раковины прямо со дна черпать. Что это может быть?
— Что же ты раньше об этом молчал!
— Сам узнал только два часа назад. Не могу же я такой бред начальству докладывать. Думаешь, они пушку поставили?
— Скорее всего это килевой торпедный аппарат. Он под днищем судна совсем не заметен. С ним надо только подойти поближе к цели, а потом потянул за рычаг и готово — торпеда сама пошла! А уж почему на корабле произошел взрыв, до этого разные специальные комиссии потом долго-долго будут докапываться.
Дядя Миша еще сидел с приоткрытым от удивления ртом, когда в балаганчик заглянули два матроса.
— Братишки, тикайте! Захар Фомич сюда двигается! — крикнул один из них.
Второй толкнул его в бок.
— Обознался ты, Петька, это не наши. Прощенья просим, господа-иностранцы! Бежим скорее, а то попадемся этой шкуре на глаза!
Не прошло и нескольких минут, как появились трое новых посетителей. В центре группы подчеркнуто твердой походкой выступал плотный краснолицый мужчина с боцманскими нашивками. По бокам семенили двое явных штабных писарей, наперебой обсуждали подробности недавней встречи с девицами.
— Вот место тихое, а то от граммофона совсем оглох. Примем здесь по последней, — изрек боцман.
— Чернявая-то оказалась огонь-девка!
— Французенка настоящая!
— Как она честила, когда Захар Фомич ее ущипнул. Не хуже наших рассейских, даже послушать приятно!
— Способная, все до точности восприняла, — самодовольно произнес боцман. — Мне ей эти слова только раза два и пришлось повторить. Вот что значит иностранное воспитание!
— Ну-ка, произнеси, как она отмочила!
— Охо-охо!!!
Прозвучало и в самом деле весьма забористо. Чтобы скрыть усмешку, Николай отвернулся, но кисточка на феске дяди Миши подозрительно стала подрагивать. Видимо, это очень не понравилось боцману.
— Это что за турка здесь расселся и нахальные глаза строит?!
— Оставьте его, Захар Фомич, не связывайтесь!
— Нет, постой. Гляди, длинный-то морду отвернул. Ты что же это, не желаешь с российскими моряками разговаривать? Да я вас, нехристей, обоих на левый кулак приму, извожу как котят!
Этого уже штаб-ротмистр не мог перенести.
— Так тебя, растак, перетак! С кем разговариваешь! Сейчас сдам тебя патрулю и доставлю к адмиралу на флагман. К утру всех нашивок и половины зубов лишишься!
— Ну, ты не очень-то грозись! Нам все равно на войну идти!
— Остынь, Захар Фомич, — очень тихо сказал Николай, — война уже сама пришла сюда.
— Ну, и Мадагаскар! И этот по-нашему говорит. Да вы кто такие будете?
— Я из жандармерии, — сухо произнес дядя Миша. — Вы двое немедленно отправляйтесь на корабль! И не болтать об этой встрече! Ты, боцман, сейчас пойдешь с нами и покажешь, где находится эта дамочка, которая так складно по-нашему выражается. Понял?
— Так точно, ваше благородие! Там на двери черный кот намалеван и граммофон играет. Только разрешите доложить, я тогда на корабль к спуску флага никак не поспею.
— Не беспокойся, доставим в лучшем виде. Если будешь молчать, еще и благодарность в приказе получишь.
Пансион «Радость» размещался в одном из бывших портовых складов, под крышей которого на скорую руку соорудили зал для гостей, буфет, с десяток номеров и других необходимых помещений. Место бойкое, от посетителей не было отбоя.
Николай и дядя Миша засели в зале, посматривали по сторонам, для приличия прихлебывали мутное пойло, которое здесь подавалось под видом шампанского.
Знакомую боцмана, брюнетку Софи, сразу же узнали по описанию, стоило ей появиться в зале. Как и договорились, дядя Миша присел в сторонке, а знакомство начал Николай. Ддя завязки разговора выставил еще одну бутылку шипучки, начал отпускать на немецком многословные комплименты.
Софи смеялась в ответ, не переводя дыхания щебетала по- французски.
— Когда это ты, Дарья, так навострилась по-иностранному болтать? — повернулся к ней напарник Николая.
— Месье, же сюи франсэз, жабит Пари, — холодно ответила девица.
— Это ты-то француженка и живешь в Париже? Не за тобой ли в прошлом году по всему Азову Сенька-купчик с ножом гонялся? После того как ты со штурманом-итальянцем путалась.
— Господи, дядя Миша! Ой, так вы же без парика! Где же ваши бакенбарды? — изумлению девицы не было предела, но она быстро пришла в себя. — У меня с паспортом все в порядке и справка от врача имеется. Мы с девочками едем в Тулон, просто завернули сюда, чтобы повидаться с земляками.