л его голову насквозь — войдя на затылке, у основания черепа, он вышел из левой глазницы.
Теперь Каллистратов понял, какой запах показался ему отвратительным — запах крови.
— Я ничего не сделал, — пробормотал молодой человек в малиновом пиджаке. — Он уже лежал на полу.
Спрятав лицо в ладонях, юноша глубоко и прерывисто дышал.
— Кто будет звонить в милицию? — осведомился Каллистратов.
— Беру на себя. Я вроде бы ближе всех к телефону, — Мигунов никогда не упускал случая «попасть в историю».
— Осторожно, на трубке могут быть отпечатки пальцев! — истерично взвизгнул молодой человек.
— Григорий Евсеевич, вы у себя? — раздался женский голос из коридора.
— Блин, — Мигунов высунул голову наружу и попросил даму пригласить в номер старшего администратора.
— А Григорий Евсеевич? Он обещал меня принять.
— Это сейчас невозможно. Прошу вас, сходите за администратором. Тут всего два шага.
— Вот и сходите сами. Что я вам, девочка в конце концов?
— Марш на первый этаж! — скомандовал Мигунов.
Вернувшись в комнату, он сообщил:
— В самом деле. Пусть лучше администрация вызывает кого надо.
— Я его пальцем не трогал, — твердил молодой человек.
— Если вы встретите милицию в таком состоянии, то нужные улики отыщутся как по волшебству.
Появилась администраторша — представительная женщина лет пятидесяти в строгом костюме. Ее ухоженное лицо исказила гримаса ужаса. Она подняла глаза на присутствующих, словно спрашивая, как такое могло произойти.
— Мы сочли своим долгом прежде всего известить вас, — светским тоном заявил Мигунов.
— Какой кошмар, — администраторша опустилась в кресло, потом вскочила и кинулась в прихожую, чтобы захлопнуть дверь.
— Вы надеетесь избежать скандала? — спросил Каллистратов. — Следователь все равно начнет допрашивать всех подряд.
— Это будет потом… Господи, почему его умертвили так ужасно? Теперь фестивалю конец.
Прибывшая на место преступления милиция первым делом перекрыла все входы и выходы. Труп сфотографировали и увезли на экспертизу. Из номера забрали все личные вещи Альтшуллера, даже окурки из пепельницы. Сняли отпечатки пальцев с дверной ручки, с телефонной трубки, со стола.
Первым взялись допрашивать Каллистратова. Он продемонстрировал свою аккредитационную карточку.
— Не могли дождаться пресс-конференции? — подозрительно спросил человек в штатском.
Пиджак у следователя явно поизносился на воротнике и рукавах, да и сам он, чувствовалось, давно не был в отпуске.
— Хотели успеть первыми. Когда собирается куча народу, толком уже не поговоришь.
Олег не сомневался, что Мигунов станет отвечать в том же ключе. Свою записку тот давно порвал и предупредил молодого человека не упоминать о ней:
— Лучше перестраховаться. А мы со своей стороны подтвердим, что все вошли одновременно. Нельзя давать этим товарищам ни малейшей зацепки.
Сотрудник Альтшуллера с готовностью согласился. Он не был телохранителем — просто выполнял функции «фильтра», просеивая людей, домогавшихся встречи с популярным бизнесменом. Поэтому вид трупа совершенно выбил его из колеи.
— Вы заметили что-нибудь подозрительное? — продолжал допрос человек в штатском. — Кто-нибудь входил в номер перед вами или выходил из него?
Следователь задавал те вопросы, которые задают все следователи в мире.
— Нам понадобятся ваши паспортные данные и отпечатки пальцев.
Оставив следы на пластинке из оргстекла, Каллистратов потом долго отмывал руки. Покончив с теми, кто первыми обнаружили труп, милиция принялась за гостиничный персонал и постояльцев второго этажа. Впрочем, действовали они с прохладцей, зная, что ни лавр ни терний не светит на этом пути — им просто-напросто не дадут пройти его до конца. Пришлют бригаду из Москвы — какого черта потеть ради чужой славы?
Мигунов в очередной раз проявил свои фантастические способности. Едва выскочив из номера, он помчался передавать материал в редакцию. А к вечеру сумел установить контакт с кем-то из милицейской команды и разузнал о результатах экспертизы, а также о предварительных итогах допросов.
Экспертиза показала, что смерть наступила между тремя и четырьмя часами дня — возможно в то самое время, когда Каллистратов с Мигуновым поднимались на второй этаж. На орудии убийства отпечатков пальцев не обнаружилось. Зато на дверной ручке следов было более чем достаточно — их предстояло еще идентифицировать. Свидетелей пока найти не удалось — люди из соседних номеров не слышали ни шума, ни криков.
— Ничего сенсационного, — признался Мигунов. — Вполне предсказуемый результат.
— А личные вещи? — спросил Каллистратов.
— Они еще не начинали с ними работать. Составили только опись: около трех миллионов рублей и триста долларов наличными, паспорт, пачка сигарет «Кент», пейджер, два костюма, несколько галстуков и дальше всякая мелочевка.
— Только бы ничего не растворилось по дороге из гостиницы в отделение.
— Как раз в этом смысле сочинские менты заслуживают доверия. Вряд ли здешнее начальство станет на них давить ради утайки улик — тут на курорте свои насущные проблемы. Очень удачно, что именно они начали работу, успели провести экспертизу. Бумаги из дела не выкинешь, теперь у москвичей будут хоть немного связаны руки.
Они беседовали в кафе на предпоследнем этаже гостиницы. Облачность немного рассеялась, проглянуло багровым заходящее солнце и поверхность моря ожила, заиграла бликами — правда, они не слепили глаза.
Милицейский карантин еще не закончился, и все запертые в здании уже ощущали некоторую общность. За каждым столиком разговор велся только о трагическом происшествии и сопутствующих обстоятельствах. Одни доказывали, что причины преступления кроются в «серьезном» бизнесе — нефтяном или автомобильном:
— В нашем кино крутятся не такие уже большие деньги, чтобы решать вопросы с помощью киллера.
Другие утверждали прямо противоположное — убийство, исполненное с редким сочетанием жестокости и профессионализма, это отголосок борьбы именно в сфере кино, точнее, видео.
— Евсеич вроде бы имел неплохие контакты с американскими фирмами. В последнее время они начали крестовый поход против «пиратских» кассет — надоело ежегодно терять десятки миллионов долларов. Через своих людей в Комитете по законодательству Думы Евсеичу наконец-то удалось протащить в прошлом месяце закон об уголовной ответственности за нарушение авторских прав.
После затхлого воздуха архивов и книгохранилищ дуновение моря проветривало легкие Каллистратова, забитые пылью тления. Он испытывал странное чувство. Такое испытал бы, наверно, палеонтолог, ушедший с головой в доисторические флору и фауну, если бы увидел своими глазами свежий отпечаток огромной лапы ящера. Человек лез вон из кожи, чтобы по ничтожной косточке воссоздать внешний облик гигантского чудища, а оно, оказывается, бродит по ночам где-то поблизости.
Сигаретный дым и аромат кофе соединялись с солоноватым запахом моря в заманчивую, дурманящую смесь, которая настойчиво говорила о лете, праздности, бронзовом загаре, доступных женщинах. Обо всем этом Каллистратов в последние годы крепко подзабыл — закрутился с книгой.
Тему о масонах подкинул Костя Квашнин, директор крохотного издательства, которое печатало все на свете: песенные сборники, советы огородникам, брошюры по астрологии, опусы из серии «Как нравиться мужчинам». Костя хотел слепить недорогую книжку в мягком переплете и даже показал макет обложки — фрагмент картины Босха с монстрами, пытающими грешников в аду.
— Покатит. Главное, чтобы это легко читалось. Не морочь себе голову библиографией и ссылками на первоисточники, не нужно цитат с заумным профессорским языком. Представь, что ты пишешь для человека, который регулярно смотрит по ящику фильмы ужасов. В конце концов придумай сам какой-нибудь обряд пострашнее. Лады?
Каллистратову как раз надоела редакционная суета, вечная гонка за сиюминутными сенсациями. Он с удовольствием ухватился за предложение, еще не зная что его ждет.
Через неделю он уже обложился толстенными фолиантами, уже хлопотал о пропуске в отдел редких изданий Государственной библиотеки. Комнату заполонили пронумерованные листки с выписками — они накапливались в папках, на полках, на столе. Потом выяснялось, что информацию нужно сортировать по другому принципу — чтобы обозреть как можно больше материала, он раскладывал листки по полу, цеплял булавками к обоям.
— Такому ответственному человеку как ты нельзя было браться за книгу по истории, — повторяла Алла. — Это дебри, ты оттуда просто не выберешься.
Олег и сам сознавал, что занялся совсем не тем, о чем его просили. Но то, что утверждалось в одной книге, убедительно опровергалось в другой. А третья брала обе версии под подозрение, даже не предлагая своей.
Он обнаружил, что писать о сегодняшней жизни нечто, еще не удостоверенное окончательно, гораздо легче. Эта жизнь была такой рваной, легковесной, изменчивой. Правда и ложь менялись местами чуть ли не ежедневно. Сегодняшнее нахальное преувеличение завтра становилось прописной истиной. Сама действительность словно подстраивалась под бесплотный мир масс-медиа.
Прошлое, наоборот, выглядело более тяжеловесным, устойчивым. Но оно ускользало каждый раз, когда Олег пытался разглядеть его подробнее. Рассыпалось, как мумии в египетских саркофагах, когда их неосторожно вскрывали профаны.
— Ты как будто расследуешь преступление, — удивлялась Алла. — Сличаешь показания давно умерших людей.
— У меня в руках больше ничего нет.
— Какая разница, все давным-давно прошло, — она отодвигала листки в сторону, чтобы присесть на диван. — Ты хотя бы подписал с Квашниным договор?
— Все эти договора ничего не стоят. Не стану же я нанимать адвоката, затевать процесс.
— Смотри, чтобы он тебя не обманул. Бери деньги по частям: написал главу — получил расчет.