Кавказец возмущенно воздел руки кверху, на безымянном пальце тускло блеснул массивный перстень с монограммой.
— По крайней мере, я должен знать, от кого исходят все эти выгодные предложения.
— Будут спрашивать, скажи, Джамала люди. Они знают. Только с прокурором района дела иметь нельзя. Он уже десять раз куплен — со всеми потрохами. Тут даже штаны с себя снять — все равно не перекупишь. Даже на повышение не хочет уходить, собака. Пригрелся.
Белозерский обещал навести предварительные справки, но от аванса отказался.
— К концу недели я отвечу определенно: смогу помочь или нет.
Для членов ложи, которую он назвал традиционно — «Восток» — Белозерскому следовало обзавестись чем-то вроде краткой программы. Большинство «братьев-каменщиков» видели в ложе привилегированный клуб, члены которого связаны обязательством взаимопомощи. Но даже для них требовалось несколько понятных броских лозунгов. Чтобы тайная организация не напоминала отель, куда открыт доступ всякому оплатившему проживание прилично одетому человеку.
За программой дело не стало. Белозерский изготовил ее достаточно расплывчатой, приемлемой для всех:
«За пределами ложи мы заранее не зачисляем никого во враги или друзья. Судим по делам, а не по речам. Наша цель — благо России. Ради этого мы действуем везде и повсюду: в органах власти и силовых ведомствах, в экономике и информационной среде. Соединить разрозненное, укрепить ослабленное, воздвигнуть на обломках Храм Силы и Мощи… Каждый из братьев трудится на своем поприще… Залог успеха — запечатанные уста: у нашего дела много врагов, извлекающих выгоду из бедствий России. Величайшее преступление — разглашение хотя бы единого слова, предназначенного только для посвященных.»
Звучало все это хорошо, но программу требовалось подкрепить. Белозерский уже заметил российскую привычку не воспринимать слишком всерьез красивые слова. Конечно, он мог задним числом приписать возмездию ложи убийство питерского вице-мэра на Невском, посреди бела дня. Но червячок сомнений грыз бы «братьев» изнутри.
Для полного эффекта о карательном мероприятии следовало объявить заранее, до его осуществления. Да еще заставить каждого проголосовать «за» или «против» смерти.
Белозерский никогда не собирал в обветшалом особнячке больше десяти человек за раз. Ему предстояло пропустить несколько партий свежеиспеченных «каменщиков» через болезненную процедуру.
Первая по счету будет самой важной. Трудно предвидеть как они себя поведут. Попытаются увильнуть? Удовлетворятся тем, что с них не требуют письменного подтверждения? Но десять свидетелей увидят твою протянутую вверх руку. Да и от съемки скрытой камерой сейчас никто не застрахован.
Когда Белозерский вошел, собравшиеся в небольших, размером с матерчатую салфетку, масонских фартуках и белых перчатках обсуждали последние новости: московские гастроли иллюзиониста Дэвида Копперфильда, «обвал» «Трастбанка», очередное фиаско Кафельникова на «Кубке Кремля».
— Прошу садиться, — Мастер указал на стулья с высокими спинками за длинным застеленным белой скатертью столом.
Все заняли свои места. По старинной масонской традиции Белозерский спросил:
— Брат надзиратель, который час?
Тот, чья очередь была сидеть напротив Мастера, отвечал всегда одно и то же:
— Полдень.
Белозерский объявил ложу открытой.
— Сегодня нам с вами предстоит принять тяжелое решение. Все присутствующие здесь — кто-то раньше, кто-то позже — давали торжественную клятву соблюдать тайну. Каждый заранее согласился с неминуемой карой, которая последует за нарушением обязательства.
На местах молчали, уже предчувствуя продолжение: один разглаживал складки на скатерти, другой растягивал щеку кончиком языка, третий морщил лоб, уставившись в точку.
— У меня есть неопровержимые доказательства, что проступок совершен, — произнес Мастер, выдержав паузу. — Этого человека мы не можем пригласить на наше заседание, он больше не переступит порог ложи. Он подлежит уничтожению. Но по масонским правилам каждый из братьев должен подать голос «за» или «против» его смерти.
Воздух стал вязким, густым, в нем скопилось напряжение. Большинство сидящих за столом впервые столкнулись с реальным риском. Чужую жизнь и смерть каждый сразу примерил на себя.
— Мастер, вы единственный, кто знает обстоятельства дела, — решился, наконец, один из «братьев», человек, связанный с военной промышленностью. — Разрешите задать хотя бы несколько вопросов.
Белозерский кивнул и скрестил на груди руки в мастерских вышитых перчатках.
— Решение уже принято или все будет зависеть от результатов голосования?
— Слова клятвы должны быть реализованы, иначе поколеблется все здание ложи. Но возмездие может осуществиться только через подачу голосов. Предупреждаю: это не пустая формальность. Кроме вас будут голосовать и все остальные братья, никто не будет обойден.
— Нам фактически придется решать вслепую, — пробормотал «брат» с дальнего конца стола — на всякий случай себе под нос.
— Совершенно верно, — подтвердил Белозерский. — В этом глубокий смысл обряда голосования. Вы подтверждаете свое полное доверие Мастеру. Ведь вы уже доверились мне в самом важном, вступив в ряды «вольных каменщиков».
— Насколько опасна утечка для ложи?
— Опасности нет. Преступник, сам того не зная, завел разговор с одним из братьев.
— Кто приведет приговор в исполнение?
— Есть кому. Все будет исполнено профессионально.
Некоторые облегченно вздохнули — очевидно, были страхи, что после голосования им предложат выбрать человека из своих рядов.
— А он возьмет на себя всю вину, если дело будет раскрыто?
Губы Белозерского растянулись в улыбке:
— Как-нибудь я вам предоставлю возможность потолковать с ним об этом.
Мастер пристально вглядывался в лица приумолкших «братьев». Как им всем не хочется рисковать. Участвовать бы только в беспроигрышной лотерее, где выигрывает каждый билет. Заиметь связи, опереться на могущественную спину, причаститься к таинственному ритуалу. И желательно без пятнышек на белых перчатках.
— Предлагаю ответить на вопрос: «Заслуживает ли виновный смерти?» Высказывайтесь простым поднятием руки.
В каждой из «десяток» у Белозерского имелся «застрельщик» — человек, на лояльность которого он рассчитывал почти наверняка. На сей раз даже «застрельщик» не торопился тянуть руку кверху.
Каждый старался взвесить все обстоятельства. Если отказываешься голосовать за смерть, то сам попадаешь в число нарушителей клятвы. Если вынесешь приговор, тебя потом могут привлечь к ответственности как соучастника убийства. Как обычно в таких случаях каждый смотрел на соседей — остаться с большинством всегда безопаснее.
— Последний вопрос: кто этот человек?
— Глебов, прокурор Солнцевского района, — ответил Мастер, поправляя перчатку.
Значит, прокурор. Расследование неминуемо поручат управлению по особо важным делам. Но Мастер так спокоен, так уверен в себе. Если «братом» оказался прокурор не самого последнего из столичных районов, значит в ложе вполне могут состоять и высокие чины МВД.
У кого-то заболели зубы от нервного перенапряжения, у кого-то ломило виски.
Как проголосуют другие «каменщики» — сегодня вечером, завтра? Как голосовали вчера? Если большинство выскажется «за», соучастие размажется на всех тонким слоем. Будь в этом предприятии серьезная доля риска, Мастер организовал бы его тихо, не устраивая обряд с поднятием рук.
Белозерский ждал. Три руки осторожно потянулись вверх и тут разом выбросили правую остальные — каждый побоялся оказаться последним.
Глава восьмая. Окончательная реабилитация
Наяву и во сне прокручивалась перед Слепцовым роковая неудача того дня, когда Москва праздновала приход бабьего лета…
Ровно в семь утра он оторвал голову от подушки, протянул руку к упаковке на тумбочке и проглотил шарик поливитамина. Выпил кофе, тщательно побрился «шиковским» станком. Все эти привычные действия не занимали голову — он мог позволить себе подумать о своем «объекте».
Чем этот тип сейчас занят? Досматривает последний в своей жизни сон? Он появляется в кабинете не раньше десяти — значит любит сладко поспать.
Покончив с бритьем, Слепцов натянул шерстяной джемпер и вышел на улицу. Солнце уже пригревало, на кустах висели паутинки. Но все-таки октябрь, лучше одеться потеплее. Он привык заботиться о себе: не допускать простуд, раз в три месяца посещать зубного врача. Иначе в нужную минуту тебе грозит оказаться не в лучшей форме, а ссылаться на недомогание киллеру даже неприлично. В периоды эпидемий гриппа он ходил пешком, чтобы не пользоваться общественным транспортом. А свою машину давно продал, будучи домоседом по натуре.
До одиннадцати он гулял по парку, в царстве лимонно-желтых, опавших и парящих листьев, обманутых призраком лета. Сейчас «объект» уже приступил к работе — окна его кабинета выходят на Москва-реку. Найдет ли он время полюбоваться красивым видом или погрязнет в переговорах, совещаниях, просмотре бумаг, полученных с утра по факсу?
В час дня «объект» должен заехать к первой жене в обычный московский дворик. Как обычно на «Мерседесе». Он сам, водитель плюс два телохранителя. Слепцов уже вызубрил этот дворик наизусть, хотя наблюдал его только десять минут в прошлый приезд «объекта».
Обычный дворик с качелями, песочницей и старушками на скамейках. Одна из них показалась Слепцову очень похожей на покойную мать. Толком разглядеть ее он не успел — старушка встала и зашла в подъезд. Он забыл о ней потому, что надо было присмотреть место: место с хорошим обзором, с простым и надежным путем отхода.
В конце концов он выбрал этот кирпичный дом с выложенной на фронтоне цифрой «1932». Сам дом стоял в соседнем дворе, но с верхних этажей открывалась отличная перспектива. На лестничной площадке последнего этажа хозяева обеих квартир отсутствовали: одна семья укатила в отпуск, в другой муж с женой развелись, разъехались в разные концы города и квартира временно пустовала…