местную реформу приниматься, и приводить страну к понятным и знакомым мне административным единицам. Иначе ум за разум зайдет. Вот только кому поручить?
Может, Долгорукову, который Крымский, а не полный тезка основателя Москвы? Мне от него письмо гофкурьер доставил. Хорошая такое письмо, проникновенное, хоть и с ошибками написанное. Настоящая исповедь. Не то чтобы я ему поверил безоговорочно, но резоны генерал-аншефа мне стали понятны. Между строк ясно читалось: я твой должник за то, что ты Романовых извел. Ну и славы хотел еще генерал — этого он тоже не скрывал.
Потянет ли он должность министра внутренних дел? Можно ли ему доверить столь ответственное дело? Тут и выборы, и развитие местного самоуправления, и полиция, которую я хочу преобразовать по аналогу со американской службой шерифов… Время покажет, что он за гусь лапчатый. В любом случае из Крыма его пока выдергивать нельзя — там ничто еще не закончилось. Вот разберется Суворов с ногаями, переброшу его в ханство с крымцами принципиально решать вопрос. Тогда можно будет Долгорукова вытянуть в Москву. А пока ограничусь маленьким водопадом наград: генерал-аншефу — звание генерал-фельдмаршала и почетное звание Крымский, его офицерам — ордена и повышения.
В списке для награждения из Крыма оказался один подполковник, который меня очень заинтересовал. Его я через одну ступеньку произвел в бригадиры и вызвал в Смоленск принимать родной Московский легион, гренадерским батальоном которого он в настоящее время командовал (1). Заменю им тюфяка Баннера — очень меня этот генерал-майор разочаровал. Долгоруков, который Юрий, пытался его оправдать: мол, рогатки действительно мешают наступать, а привычка к ним еще не изжита. Меня эти доводы не убедили. Мне потребны инициативные генералы, умеющие мыслить нестандартно, а не те, которые за уставами скрывают свою нерешительность.
Новый бригадир как раз из таких — из отчаянных. Мне все сказала его фамилия. Кутузов, Михаил Илларионович. Историческая фигура, такими не принято разбрасываться. Но согласится ли он присягнуть мне? Думаю, еще как согласится! Что я, не знаю, какой он законченный карьерист? В той истории, которую я уже бесповоротно стер, он Зубову, фавориту Екатерины, каждое утро кофе в постель подавал. Лично. Мне кофе в постель не нужно. Мне нужно поляков дожать. Так что приезжай, дорогой бригадир, и шагом марш на Варшаву!
Перед моим отъездом из армии, я с Подуровым все порешал, цели наметил, как и порядок их выполнения. Пополнить войска, поставить в строй раненых, и вперед, на Варшаву! Речь Посполитую будем примерно наказывать. Пусть хоть кто-то в Европе посмеет меня осудить! Нарушив все клятвы, разорвав полувековой давности договор о союзе, король объявил мне войну, а сейм поддержал. Короля и польскую монархию — на свалку истории, шляхетство со всеми его закидонами, вольницей и привилегиями — под крестьянский нож! Украинцы с белорусами начнут, а люд польский продолжит. Тут только спичку поднеси — так полыхнет, что моря не хватит пожар народной войны залить.
И пусть мне хоть слово скажут из Вены или Берлина. Отвечу по простому:
— Если бы Понятовский Львов осадил, ты, возлюбленная сестра моя, стерпела бы?
Это вопрос для Марии-Терезии. А для Старого Фрица такой:
— Польские полки под Кенигсбергом — как тебе такое, старый хрыч?
И все! Крыть нечем! Утрутся и по своей шакальей привычке тут же начнут выторговывать себе сладкие косточки: венской ханже Краков подавай, Фридриху — Данциг. Да забирайте, не жалко! На склонности к хомячеству у моих ближайших соседей построен мой расчет. Но и на осторожности.
— Ты сразу не спеши на Варшаву, — предупредил я Подурова. — Мне еще со Швецией нужно разобраться, и Прибалтику к ногтю прижать. Да и не дело зимой воевать, поморозим войска. Постарайся в Орше Понятовского захватить, а если не получится, большими силами в Речь Посполитую пока не лезь. Дождемся весны. Пусть армия отдохнет после большого перехода: четыреста верст с гаком отмахать — это не шутка.
— А чем я войска кормить буду? — задал мне мой главнокомандующий резонный вопрос.
— Во-первых, мы взяли богатый польский обоз. На первое время хватит. А во-вторых, пока готовишься — посылай команды фуражиров. Армии у Станислава уже нет, можно заходить в польские земли малыми силами. Как у казаков принято — загонной сетью. Только наша цель — не полон, а зерно, продукты. Потрошить будем магнатов, крестьян не трогать. Наоборот, им землю поможем захватить и поделить. А склады в богатых поместьях на Волыни, в Умани и в ближайших к нам воеводствах гребем подчистую. И на возы. Санный путь встанет — повезем это зерно по всей России. Особливо в пострадавшие от войны районы. Иначе зиму не переживем: мне народ нужно накормить.
— А ценности?
— Все, что найдете — забирайте. Дорогую посуду, мебель… И не только стулья да шкафы, но и картины, скульптуры, книги старинные, породистых лошадей… Все то, что в крестьянском хозяйстве без надобности. А то я знаю этих пейзан — нагребут до кучи все, что под руку подвернется… Нет, мы магнатов так распотрошим, что с сумой пойдут по шляхам побираться!
— До Волыни далече мне будет.
— А Овчинников тебе на что? Крымский корпус, считай, уже наш. Нависать над Румянцевым нет нужды. Наш главный кавалерист сейчас где, в Киеве? Вот пусть и выдвигается. И начнет прямо с Белой Церкви, со староства Брагинского. Он заслужил, пся крев, чтобы его от души пощипали… И еще зимние вещи! Нам в папахи и полушубки нужно всю армию одеть. Особенно легион Зарубина. У меня на него большие планы…
Вот такой наказ получил от меня Подуров перед отъездом.
Скрипела карета, качалась. Мысли путались, перескакивали с третьего на десятое. За запотевшим окошком рассвело, и рассеянный свет позволил наконец взяться за корреспонденцию, которую отложил на потом.
Быстро проглядел отчет Перфильева. Ничего экстраординарного, но проблем у канцлера все больше и больше. Тут ведь как? Ухватился за конец ниточки — и поползло, одно за другое цепляясь. Ничего, дай бог, разгребем.
А вот «секретное мнение» Безбородко. Вечно у этих дипломатов все изподвыподверта. Назвал бы документ, как Афанасий Петрович, доклад, отчет или еще как. Так нет, нужно обязательно выпендриться. Мнение, понимаешь, да еще секретное…
Прочитал.
Новости не то чтоб напрягли, но и особо не порадовали. Неспокойно в Европе, тучи сгущаются. Насторожил один абзац. Министр доложил, что в Петербург прибыл сеньор Фарнезе с персоной, пожелавшей остаться неизвестной. Даже лицо скрывала эта загадочная личность за капюшоном сутаны. И по ощущениям Безбородко, это инкогнито не с Фарнезе прибыл, а Фарнезе с ним. То есть ко мне на встречу заявился очень серьезный волк из иезуитской стаи. Если бы не знал, что Черный Папа сидит в римской тюрьме, предположил бы, что именно он в гости зашел на чаек. Видимо, кто-то из его замов. И предстоят нам переговоры непростые, но крайне важные. Так что скорее в Петербург! Дела дальневосточные, китайские тоже не след из виду выпускать…
Под днищем кареты что-то хрустнуло, ее подкинуло, я впечатался головой в крышу и выпустил из рук «секретное мнение». Треск, вопли снаружи с облучка и от охраны — задний угол кузова резко осел. Не иначе как колесо потеряли. Вот вам и прокатился с комфортом! Дороги и дураки, дураки и дороги — как же мне с вами справиться?
(1) Московский легион в описываемое время был разделен на две части. Отдельные батальоны, включая гренадерский с М. И. Кутузовым во главе, находились в Крыму.
Глава 2
Желтый лондонский туман, воняющий угольным дымом и нечистотами, не без успеха проникал в плотно закрытое окно в кабинет графа Саффолка, Секретаря Северного департамента при кабинете премьер-министра лорда Норта. Его ведомство, конкурент Южного, уже больше двухсот лет занималось делами Нидерландов, германских государств, а также России (1). Именно по этой причине сэр Ховард выслушивал отчет Джекинса, успевшего выехать из Петербурга морским путем до того, как лед сковал Финский залив.
Английский политик и дипломат сидел в кресле у горевшего камина вполоборота от докладчика, стоявшего навытяжку. Саффолк не предложил ему присесть — не из вредности, так было принято.
— Наверное, соскучились по дымам отечества, Джордж? Я же от них так устал! Когда правительство соблаговолит подарить нам достойный дом и перестанет держать нас в арендованных помещениях, в которых дует изо всех щелей этой лондонской взвесью, по недоразумению названной воздухом⁈
— Если бы вам, сэр, довелось переночевать в русской курной избе, вы бы переменили точку зрения.
Граф покатал на языке варварское слово «curnaia», как сухой боб, скривился и уточнил, о чем идет речь.Он был любопытен от природы, ценил новые впечатления и обожал путешествия. В его расспросах о России не было обычной светской любезности — подлинный живой интерес.
— Это означает «протопленое по-черному помещение», — вежливо пояснил посланец лорда Норта в далекую Московию.
— Бог мой, какая дикость! Надеюсь, в дворцах, где вас принимали, все обстояло иначе?
— Вполне цивилизованно, сэр, даже с избытком. Русские зимой топят очень жарко.
— А как они справляются с морозами, выходя на улицу?
— Шубы, русские меха. Но не подумайте, что на мягкой рухляди можно хорошо сэкономить. Мне за шубу пришлось выложить три тысячи фунтов стерлингов. Наш министр сокрушался, что на гостином дворе при закупки зимней потребности посольства издержали более сорока тысяч фунтов стерлингов.
— Недешевая жизнь, однако, в Петербурге.
— Сейчас все очень подорожало, сэр. Война с османами, смута… Русские даже ввели у себя бумажные деньги, зачем-то привязав их к меди, а не к золоту или серебру. Я вам покажу.
Джекинс протянул начальнику русскую ассигнацию номиналом в 25 рублей. Сэр Саффолк изумленно вздернул брови, не решаясь касаться этого жалкого клочка бумаги.
— Что за примитив! Это не банкноты, а обычные расписки — никакого сравнения с нашей купюрой в десять фунтов. Их же легко подделать!