— Ошибаетесь! Новый император Петр Федорович… — Просто Джон сделал едва уловимую паузу, давая словам повиснуть в воздухе, — … сейчас располагает флотом, насчитывающим более тридцати вымпелов. Из них семь линейных кораблей.
Грейг закатил глаза.
— Байки для простолюдинов. Откуда? Построил? На какие шиши?
— Захвачены у шведов.
Вот тут смех сошел с лица Грейга. Захвачены у шведов? Это было… неожиданно. У шведов, которые были уверены в своем превосходстве на Балтике? У Карла XIII, этого павлина?
— У шведов? — он повторил, уже не смеясь, а задумчиво. — Как? Когда?
— Месяц назад. Все корабли целые, часть даже снаряжены. Так что флот есть. И он растет. И императору Петру Федоровичу нужны толковые офицеры. Те, кто не побоялся огня и воды. Те, кто прошел через Чесму. Те, кто знает, что такое настоящая война на море, а не парады на Неве. Ему нужны офицеры, которые… не гниют в Лондоне.
Просто Джон взглянул Грейгу прямо в глаза, и адмирал почувствовал, как сквозь пьяный туман пробивается острый луч трезвой мысли. Он действительно гнил. Его опыт, его знания, его амбиции — все это было ненужным балластом в этом чужом городе. Он был тут чужак вдвойне. Шотландец на службе у русских.
— Допустим… допустим, вы не врете, — Грейг выпрямился, голос его стал тверже. — Есть флот. Есть приказ. Но как я… как мы… попадем туда? Англичане…
— У меня есть… скажем так договоренность, — Джон снова улыбнулся, теперь чуть шире. — С капитаном патрульного брига в бухте. Он… сговорчив. Закроет глаза на многое. Разумеется, за соответствующую цену. И лоцман. Надежный, хоть и продажный.
Грейг нахмурился. Подкуп офицера Ройал Нэви? Это уже серьезно.
— А что насчет ваших… кораблей? — Джон понизил голос еще больше. — «Святой Николай». «Африка». «Святой Павел». Они ведь еще на ходу?
Удар в самое больное место. Его фрегаты. Его гордость и утешение в этом изгнании. Они были готовы к выходу в море. Только кто бы их выпустил…
— На ходу, — глухо ответил Грейг.
— Прекрасно. Погрузить команду. Тайно. Офицеров, матросов… Тех, кто готов рискнуть. Ночью. Пройти мимо брига. Идти на восток. Две недели хода… И вы в Кронштадте. С тремя фрегатами. Это будет… весомое прибытие.
План был дерзким. Рискованным до безумия. Но… осуществимым. Если верить этому Просто Джону.
— Значит… я должен буду присягнуть этому вашему Петру Третьему? — спросил Грейг. Это был главный вопрос. Не просто бежать. Не просто служить. А присягнуть.
— Именно. Как уже сделали многие. Румянцев. Граф Петр Александрович. Долгоруковы. Задунайский и князь Юрий Владимирович.
Грейг вздрогнул. Румянцев? Легенда русского воинства? Невероятно.
— И… — Просто Джон выдержал эффектную паузу, — … вице-адмирал Сенявин. Алексей Наумович.
Грейг открыл рот. Сенявин? Его коллега по Адмиралтейств-коллегии? Человек старой закалки, преданный Екатерине?
— Сенявин⁈ — вырвалось у него. — Вице-адмирал Сенявин⁈
— Уже полный адмирал, — спокойно поправил Джон. — Назначен Петром Федоровичем.
Эта последняя новость окончательно выбила Грейга из колеи. Румянцев, Долгоруковы — это генералы. Сухопутные. Но Сенявин… Адмирал. Свой. Если уж он присягнул… Значит, в Петербурге происходит нечто гораздо более серьезное, чем он представлял. Не просто бунт черни. Это… передел власти.
Грейг молчал. Пьяный туман в голове рассеялся полностью, сменившись холодной ясностью и тяжестью мыслей. Флот у самозванца есть. Захвачен у шведов. Генералы и адмиралы присягают. План побега на его же фрегатах.
— Мне… мне нужно обдумать это. И обсудить с капитанами и офицерами, — наконец произнес он, голос его был глух. Он смотрел не на Джона, а куда-то мимо, в пустоту.
— У вас есть время до завтрашнего рассвета, вице-адмирал, — сказал Просто Джон, поднимаясь. — Решение за вами. Но помните, история не ждет. Особенно тех, кто гниет в портовых кабаках, пока в России творится ее новое будущее.
(1) Англо-прусский союз, созданный в годы Семилетней войны, к середине 1770-х полностью себя исчерпал. Формально он был прекращен в 1775 году, но распался еще в 1762-м. С этого момента в Пруссии активно насаждалась англофобия.
Глава 12
Золоченая карета, запряженная шестериком, стремительно неслась на запад по дорогам несчастной Речи Посполитой. Экипаж с тремя важными магнатами сопровождал конвой из гайдуков, коронных гусар с леопардовой шкурой на плече из церемониального полка и лихих шляхтичей. Среди всех этой конной братии особо выделялся Северин Ржевуйский из Подгориц на своем буланом. Не конь, а комета — никто не мог с ним поспорить в скорости.
Ну до чего храбрый наездник! Никакое дорожное препятствие ему нипочем! И красавец каких поискать. От его залихватски закрученных усов млели не только жидовочки из варшавского предместья Прага — гонорные паненки с Длиной и Медовой улиц таяли, как свечки в костеле Сакраменток. Вся кавалькада была забрызгана по уши грязью, драгоценные попоны и сафьяновые ножны из красных с золотом превратились в серобурмалиновые, щегольские кунтуши уподобились холопским накидкам, а этому красавцу хоть бы хны — сиял алмазом средь кучи навоза на зависть всей группе всадников. Даже князь Анджей Огинский из безопасности своей кареты изволил удивляться с оттенком зависти.
Ему бы об ином думать, чем дуться на пана Северина. Например, о том, сколько еще протянет на этом свете несчастный круль Станислав. Или о странном недвижении орды москальской, которую ждали еще на Святки, но так и не дождались и до Жирного Четверга, как добрые поляки называют Масленицу. Или о бесчестном поступке Старого Фрица, забодай его бык, который опять всех обманул. Растрезвонил, что двинет свои полки на коронный город Данциг, а отправил туда лишь пару захудалых полков. Древний ганзейский город, где от немцев не продохнуть, и рад был стараться. Вынес на шелковой подушке ключи от города не пойми кому — не то бывшему коменданту заштатной крепости, не то полковнику-пропойце из наймитов. Позор! В шведский Потоп и то смелее люди были. Сдали Данциг не за грош…
Что на уме у прусского короля? Самозванный русский царь объявил ему войну — куда двинется Фридрих? Неужели превратит прекрасную Польшу в арену битвы? Отчего бы ему не атаковать прибалтийские города, где его ждут не дождутся владельцы фольварков и мыз, остзейские бароны, потомки крестоносцев? Для того и ехал дипломат Огинский в Берлин, чтобы все разнюхать и договорится. Попеняет на давно ожидаемое событие — на аннексию Данцига, превратившегося после раздела Речи Посполитой в цветочек без стебля, если взглянуть на карту, или в эсклав, говоря по-французски. И предложит объединиться, чтобы противостоять схизматикам. Ведь так грабят, так грабят! Подчистую все вывозят! Все имения Огинского обнесли за Двиной и Друтью! У того же Ржевуйского, чтоб бабы ему не давали за склонность к бранным словам, мелкий замок в Подгорицах не то сожгли, не то подчистую разграбили.
Отчего вдруг пан Северин всполошился и вздыбил коня? Огинский прилип к окошку кареты, за которым замелькали перекошенные лица гайдуков. Экипаж резко затормозил, пан Анджей клюнул лобастой головой, чуть не потеряв парик.
— Что там? — сердито завопил дипломат. — Дерево бурей повалило иль лужа непролазная?
— Солдаты, ваша светлейшая милость, — испуганно заголосил кучер с облучка. — Пруссаки!
— Какие тут могут быть пруссаки? — осерчал пан Анджей. — Мы от Познани и трех верст не отъехали.
— Солдаты, — упрямился форейтор в богатой княжеской ливрее. — Много! Что я, прусской формы не разберу?
— Ты, случаем, старой водки в Познани не пил?
— Да сами поглядите!
Огнинский приоткрыл дверцу кареты, осторожно вгляделся на запад и часто-часто заморгал. На них надвигались колонны солдат, марширующих по жнивью с остатками соломы. В безошибочно узнаваемой форме. На мгновение, в редкой весенней пыли, пану Анджею пригрезилось, что на их головах рыцарские рогатые шлемы. Но нет, то были фузилерные колпаки с торчащим острием-гренадой.
— С дороги! — рявкнул первый в колонне капрал.
— Я посол! — возмутился пан Анджей.
— Los!
Пруссак не шутил, и ляхи предпочли за лучшее, убраться подобру-поздорову. Карета съехал в поле, пока не встала колом. Эскорт потрясенно молчал, наблюдая, как батальон за батальоном проходят мимо на восток. Конная артиллерия тянула «колбасные» ящики с торчащей сзади пушкой, кавалерия превращала обочину в жидкое месиво, потянулись бесконечные обозы, длинные, как язык короля Станислава, обещавшего Речь Посполитой век процветания. Казалось, границу Польши пересекла вся военная Пруссия — более чем полтораста тысяч солдат.
— Кто вы, господа?
Приблизившийся к полякам офицер из 6-го полка «фарфоровых драгун» выглядел любезным. Он был в белом мундире, а не в синим, как все остальная прусская драгунская кавалерия. Его рука лежала на эфесе-корзине тяжелого палаша, но глаза лучились легкой снисходительностью, а не угрозой.
Огинский представился.
— Вам придется еще немного подождать. Король скоро появится.
Фридрих со своим штабом прибыл в окружении эскадронов Garde du Corps, тяжелых кирасиров в красных сюртуках под выкрашенных черной масляной краской кирасах. Каждый спешился, снял с седла коновязный кол, воткнул его в землю, привязал коня и бегом бросился занять свое место в строю, окружавших Старого Фрица.
— Разрешите представиться, сир, посол польского короля и сейма Речи Посполитой, Анджей Огинский! Мои спутники из славных магнатских фамилий — Юзеф Браницкий и Ташкевич-младший.
— С чем пожаловали? — задав вопрос, король хищно раздул ноздри своего крючковатого носа.
Утратив с годами мужественный вид и грацию молодости, он наел приличную ряху, что не мог не отметить поляк, давно не видавший монарха.
— О, ваше величество, есть немало вопросов, которые следовало бы обсудить. Данциг…
— Я прибыл в Польшу, чтобы ее защитить.
Посол удивился.
— Разве мы нуждаемся в защите?