— Карнифексы на рыночных площадях во всех крупных городах поставить! — я тяжело вздохнул. — И парочку бандитов показательно обезглавить. До кого не дойдет, на рудники и заводы уральские. Или в арестантские трудовые роты. Пора такие заводить — у нас строительных планов громадье! И людям — мещанам, крестьянам, солдатам, матросам, купцам и ученым — постоянно объяснять: дарованные свободы надобно защищать! От врагов внешних и внутренних! Самим защищать, а не надеяться на наши штыки.
Я не знал, как объяснить своим людям аксиомы, понятные любому человеку XX века. Без широкой социальной поддержки внутри самой Польши мы эту страну в чувство не приведем. Одних репрессий мало. Надо, чтобы люди поверили в будущее. И не поддавались провокационным речам шляхтичей, очень скоро возжелающих вернуть и «Польска от можа до можа», и свое кровное, предками завещанное, у королей выклянченное. То есть нужна активная контрпропаганда.
Тут Новиков не справится, нужны местные. Вчера для сего собрал всех тех поляков, с кем шли еще от Оренбурга, включая пониженного в звании Жолкевского. Чаю попили, спокойно, без надрыва и криков обсудили случившиеся перемены. И офицеры мне признались, что панством своим бывшим уже не дорожат. Когда ко мне присоединились, мечтали о возвращении домой на белом коне, а теперь — нет, о другом мечтают. Немного-немало о прохождении в первые ряды нового польского свободного сейма, о занятии ведущих постов в будущем Привисленском генерал-губернаторстве.
«Хорошая мечта. Всецело одобряю. Но и требую, чтобы активно включались в работу, доносили до людей идеи равенства и свободы. Ведь как оно было в моей прежней реальности: сбежавшая из Польши шляхта вместе с французами кричала „Liberté, égalité, fraternité“, сражалась в рядах армий Наполеона и Гарибальди, а сама втайне мечтала о возвращении к старым порядкам, о своих владениях, о крестьянах-рабах, которых можно и в колодки забить, и кнутом угостить… Нет, такой хоккей нам не нужен».
— Степан Иванович! — снова обратился я к Шешковскому. — За Жолкевским с товарищами слежка ведется? Им поручен очень ответственный участок работы. Важно, чтобы они его не запороли.
— Смотрим в оба глаза государь! Местные соглядатаи есть. Остались со времен пребывания Польского корпуса в Речи Посполитой.
— Ну, хорошо. Тогда переходим к планам летней кампании. Прежде чем нам о нем доложит Тимофей Иванович, давайте послушаем Александра Андреевича, его рассказ об общей международной обстановке.
Безбородко встал, откашлялся и… выложил на стол газеты с карикатурами.
— Ваше Величество, господа, обратите внимание на изменения, кои претерпели смыслы, заложенные в сии картинки. Они отражают общее умонастроение, а не служат для развлечения публики. В изданиях таких стран, как Австрия, Франция и Пруссия, аллегория, заложенная в карикатуру, утверждается на самом верху. С британскими газетами все сложнее, а с другой стороны — проще. Газеты отражают мнение парламентских партий, и хочет того кабинет лорда Норта или нет, но ему придется с этим считаться. Начнем с последних, с британских.
Все зашуршали газетными листами, раздались смешки и возгласы недоумения от тех, кто силился разобрать микротекст, выползавший, подобно облаку, изо рта изображенных на рисунки аллегорических фигур.
— Прошу обратить внимание: облик нашего государя подается не как в континентальных газетах, не в виде жуткого медведя с шапкой Мономаха, а вполне в человеческом, цивилизованном, хотя и саркастическом. Англичане видят в Вашем Величестве монарха, прогнавшего из-за обеденного стола Марию-Терезию и Фридриха прусского. Блюдом дня выступает Речь Посполитая. Следующая картинка, самая свежая, показывает нам уже иное: Европу, вцепившуюся сзади в кафтан короля Георга, желающего сесть на корабль. Понимать сию аллегорию следует так: бедствия на континенте мешают Британии заняться плотнее делами в своих американских колониях.
— Так какова позиция Сент-Джеймсского двора на сегодняшний день? — решил уточнить я.
— Кабинет лорда Норта волнует вопрос Дании. Но в целом они пока выжидают, — Безбородко отложил в сторону английскую газету и взял другую. — Теперь о наших ближайших соседях. Реакции Пруссии на разгром под Варшавой и смерть Фридриха мы пока не видим. Берлин занят срочной коронацией Фридриха Вильгельма II. О нем известно, как о человеке мелочном, но просвещенном. Думаю, он будет стремиться к скорейшему заключению мира. Любопытный казус: новый монарх потребовал убрать из кофеен старые газеты, где помещена карикатура, изображающая прусского орла, накидывающего намордник на русского медведя.
— То есть Берлин теперь хочет выставить себя этаким миролюбцем, и нам стоит ждать картинок с одноглавым орлом, несущим в клюве пальмовую ветвь? — рассмеялся я и все вслед за мной.
— Ваше Величество недалеко от истины, — поклонился Безбородко и взял новую газету. — Теперь Австрия. Тут все куда более неприятно. Раньше Россию изображали страшным медведем с кровавыми клыками, рычащим на Европу. Теперь же, — Саша показал новую карикатуру, — мы видим вот такое.
Картинка изображала большого медведя с кривой саблей в руке. На него надвигалась толпа изящно одетых господ с копьями в руках во главе с решительной мадам.
— Как сие понимать? Дама — это, понятно, Мария-Терезия. Кто остальные?
— Германские курфюрсты, — охотно пояснил Безбородко. — Я бы отнесся к этой картинке с большой настороженностью. Очевидно, что после последних событий Вена полна решимости объединить военные силы Священной Римской Империи. Да, германские земли раздроблены, это факт. Но совокупность их армий — это серьезная сила. Если к ним еще присоединиться и Пруссия…
Все собравшиеся в Мраморном зале уже знали пришедшую вчера громкую новость. Гетман Овчинников переправился со всей своей конницей через холодную Вислу и обрушился с тыла на австрийскую армию, атакующую богемские полки Мясникова. Разгром вышел полным. И хотя соединившиеся русские и союзные силы покинули австрийские земли, вернувшись на левый берег Вислы у Кракова, Вена получила не просто пощечину, но casus belli. Так просто этот инцидент она не оставит — засеянные у Велички трупами венгерских гусар и немецких фузилеров поля требовали отмщения. Я не ругал гетмана — в конце концов, он был в своем праве, принимая решение атаковать. Как командующий 2-й армии «Юго-Запад», он имел такие полномочия. Но случившееся на правом берегу Вислы серьезно меняло все политические расклады. За исключением одного — я знал о секретном союзе Вены и Берлина. Граф Роман Воронцов, разъезжающий по Европе, недаром ел свой хлеб. Конечно, в его случае этот хлеб состоял из чистого золота, но оно того стоило.
— Александр Андреевич, раскрою тебе один секрет. Между Марией-Терезией и покойным Фридрихом Вторым в начале года был заключен секретный союз. Нападение на нас цесарцев было лишь вопросом времени.
Безбородко и ухом не повел, услышав эту новость. Или тоже знал (почему тогда не доложил?), или, что более вероятно, считал, что у меня могут быть свои секреты и только мне решать, делиться ими с ним или нет.
— Так или иначе, Государь, на нас в ближайшей перспективе может надвинуться объединенная Европа.
— С Францией во главе?
— Париж, как и Лондон, выжидает. Но французы куда более решительны англичан. Вы позволите мне проиллюстрировать свою мысль новой карикатурой?
— Показывай. Хочу заметить, что форму своего доклады ты выбрал наглядную и… занимательную.
Безбородко поклонился и взял со стола новый газетный лист.
— Вот картинка конца прошлого года. На ней изображена спальня с умирающим королем Станиславом. Три персонажа в виде шаржей на монархов России, Австрии и Пруссии делят золото, сиречь польское наследство. Турок выходит из комнаты, в дверь в которую заглядывает король Георг. И лишь французский священник в сутане соборует поляка, не оставляет его в последний час. Более чем, очевидные аллегории.
— Не очень-то Париж помог Варшаве, — хмыкнул Подуров.
— Это правда, Тимофей Иванович. Но сие не означает, будто король Людовик и его министры будут и дальше сидеть сложа руки. Прошу: самая свежая карикатура. Горящий дом с надписью Европа. Король Франции его тушит. Ему помогают австрийцы и другие немцы, англичанин путается под ногами. Русские отсутствуют, но нетрудно догадаться, что их считают главными поджигателями.
— И что это значит? — нахмурился я.
— Что Франция готовится вмешаться в европейский конфликт.
— А как дела с Турцией, с Испанией?
— При дворе султана разброд и шатания. Партия реваншистов поднимает голову. С учетом традиционного влияния Парижа в Царьграде, следует ожидать, что османы могут очнуться от спячки, если в их карманах забренчит французское золото. А Испания… Мадрид далеко и еще с прошлого века предпочитает не лезть в общеевропейские дела. Ему с колониями забот хватает.
— Ну что ж, давайте поблагодарим Александра Андреевича за столь обстоятельный доклад и перейдем к делам военным. Ваша очередь, Тимофей Иванович.
Иностранные газеты убрали. Их место заняла подробная карта. Подуров вооружился указкой.
— Начну с севера. Никитин захватил Ригу, в настоящий момент выдвинулся на Ревель. После помощи, оказанной ему флотом, трудностей в Остзейском краю не ожидаем. Бароны курляндские, лифляндские и прочие бегут в Кенигсберг.
— Как я понимаю, Балтийский флот взял на себя прибывший из Лондона Грейг?
— Так точно! Два фрегата с офицерами, чтобы времени не терять, прямиком двинулись в Стокгольм. Принесли присягу — Зарубин принимал — и сразу на шведские корабли. Надо отметить, шведы — народ дисциплинированный, экипажи послушны русским капитанам.
— Шведов и всех причастных к рижской виктории наградить, Грейгу передать мою личную похвалу.
Подуров кивнул и продолжил:
— Предлагаем. Дивизию Зарубина перебросить кораблями из Швеции в Ревель, заменив егерей ландмилицией из чухонцев. Туда же подойдет дивизия Ожешко из Петербурга. Образовавшийся полуторный корпус во главе с Никитиным выдвинуть в Восточную Пруссию и приступить к осаде Кёнигсберга. За счет подходящих резервов из белорусских и литовских земель доформируем наконец армию «Север» до полного штата.