Есть и нужные специалисты. В Нерчинске давно работала экспедиция, занимавшаяся картографической съемкой и исследованиями реки Хилок. Прямой продолжатель дел знаменитой Второй Камчатской экспедиции, она окажет бесценную помощь в изучении возможностей судоходства по Амуру, сухопутных путей будущей Даурской губернии или Приамурского края (2).
Инструкции… И письма! Мне нужно найти такие слова, такие доводы, чтобы атаман мне не запорол своей самодеятельностью эту важнейшую экспедицию. Я оттачивал и оттачивал формулировки, советуясь со многими, вплоть, до князя Щербатова.
Нравился мне этот старичок, я его часто приглашал к себе во Дворец. Поручил ему нарисовать герб и знамя будущей Даурской губернии. Заодно поинтересовался его мнением насчет планируемого торжества по случаю победы при Каспле — я решил использовать князя в качестве лакмусовой бумажки, чтобы ненароком не зазвездиться.
— Фейерверк, парад у триумфальной арки, награждения отличившихся — как думаешь, князь, палку не перегнул?
— Как можно, государь! Славу русского оружия не токмо можно, но нужно всячески поддерживать! Ты ж палить праздничными огнями собрался для героев, а не для своей фаворитки!
Подколол?
Изменился старинушка — мундир свежий, в глазах молодой блеск, спина уже не горбится. С Перфильевым спелся, работает по его заданиям, списки награжденных сводит воедино, всю плешь мне проел насчет организации Инвалидного Дома по типу французского. Дело это важное и срочное. Только по-другому назову. Дом ветеранов! Так оно красивше звучит. Кому только его припоручить? Максимовой? Она в предсвадебных хлопотах после обручения с Ожешко. Торжество наметили на лето…
Итак, письмо и инструкция Лысову. Второй день над ними бился вместе с Почиталиным. Задергал Безбородко и всех чиновников, до коих дела китайские и сибирской губернии отношение имели.
— Ваня! Прочти мне вслух, что мы там записали для Дмитрия насчет состояния Подсолнечной империи (3)?
Секретарь откашлялся, стал зачитывать с листа:
— «Империя Цин сейчас не та, что в момент заключения Нерчинского договора, чжурчжени сильно поддались китайскому влиянию и погрязли во взятках и разврате. Айсиньгёро Хунли, шестой маньчжурский государь маньчжурской династии Цин, правит уже сорок лет под девизом 'Цяньлун», «Непоколебимое и славное». Он еще бодр и полон планов на завоевание окрестных земель. К счастью, его не интересует Даурия, а амурское правобережье искусственно ограждено от китайских переселенцев. Левобережье все также остается для Цинов неизвестной землей. Если встретишь там китайских торговцев, расправляйся с ними безжалостно, никто и слова не скажет — они есть контрабандисты и преступники по законам соседней с нами империей.
С маньчжурами действуй лаской и подкупом. Трать серебро и меха щедро. Чем дольше нашу крепость «не заметят», тем легче потом будет договориться. Если сможешь какой-нибудь договор о чем угодно с маньчжурским наместником заключить, то нам будет в радость. Пущай потом этого чиновника богдыхан казнит, зато мы с бумажкой останемся. Войны избегай всячески, помни о важности торговли в Кяхте, а придут корабли иезуитов, устрой чжурчженям демонстрацию, показав им дальность орудий наших союзников и их силу. Если трижды задумаются, стоит ли с нами воевать, тож в нашу пользу'.
— Так, давай-ка слово «искусственно» поменяем на «законом», иначе Лысов не поймет. Теперь прочти кусок про взаимоотношения с местным населением.
Ваня нашел нужный отрывок и снова принялся читать вслух:
— «Дауров обижать не смей! Не следуй дурному примеру атамана Ярофея Хабарова и не забывай, что его свои же товарищи в цепях привезли московскому царю, понеже своими злодействами и притеснениями он не токмо казаков мучил, но и ясачный народ обижал. Действуй лаской, от ясака освободи на десять лет, а прибудут иезуиты, во всем им помогай. Головой мне отвечаешь за них! Реченым иезуитам миссионерской их работе не препятствуй, но и веру православную держи крепко среди своих людей. Сии кондиции чти свято!»
— Это нормально получилось, — я задумался, пытаясь сообразить, что упустил. — Вот еще добавь: «Захотят дауры на правый берег уйти, им не мешай. Вернутся, пашню не бросят. А ежели увидят милосердие наше и помощь бескорыстную в лечении, а также честную торговлю, станут нам верными подданными. Не о барыше мечтаю, а о том, чтобы встать крепкой ногой на берегу Тихого океана. Тебе ж от того будет слава и почет, и награда великая от меня». Записал?
— Да, государь.
Я хрустнул позвонками, распрямляя спину. Потер покрасневшие глаза.
— Устал. Надо перерыв сделать. Еще бумаги остались на подпись?
— Указ о назначении генерала Овчинникова гетманом всея Малой Руси.
— Давай подпишу.
Почиталин протянул рукописный, с красивыми завитушками, указ. Я поставил размашистую подпись.
(1) Нерчинский договор 1689 года и русские, и китайцы считают невыгодным и унизительным. Заключался он в странных условиях — во время осады маньчжурами Нерчинского острога. В перерывах между заседаниями шли бои. В итоге, появился документ, по которому русские оставляли албазинское воеводство, сохранив за собой левый берег верховьев Амура. Пограничное разграничение огромной территории, к востоку от будущего Хабаровска, было отложено на потом. Деятельность разграничительных комиссий первой половины XVIII века, этого края не коснулась. К этому вопросу вернулись после экспедиций А. Гаврилова 1846 и Г. Невельского 1849 гг. Последний доказал, что в Амур возможен проход судов
(2) Секретная Нерчинская экспедиция планировала сплавиться по Амуру в 1755 г. и готовилась дипмиссия в Пекин, чтобы договориться о свободе судоходства. Но предательство одного каторжника-перебежчика, который наболтал китайцам сказки о целях похода, похоронило этот план.
(3) Так в русских документах того времени называли Поднебесную империю Цин, причем с маленькой буквы.
Глава 4
Киев — не захолустный Тамбов, состоявший из одной улицы и деревянных домов, и не полковые городки с казармами на границе со Степью. Мать городов русских, выкупленная у поляков за огромные деньжищи. Когда Овчинникову с высотки верстах в пяти от переправы открылся вид на древнюю славянскую столицу, панорама была поистине великолепна. Возвышенность, на которой расположен новый город, крепость на правом берегу Днепра, позолоченные церковные купола — бравого генерала проняло до слез.
Дальше — больше. Его встречали как наипервейшую персону, он даже в какой-то момент украдкой глянул назад — вдруг в толпе следовавших за ним всадников затесался кто-то очень важный? Нет, значительного лица не нашлось, одна родненькая казацкая оголтелая босота с такими же, как у атамана, вытянутыми от удивления физиями. Так ведь было чему удивляться! Вдоль Андреевского спуска, по которому цокали копыта разномастных лошадей, и далее выстроился почетный караул из киевских мещан и купцов с торжественными лицами, с ружьями в руках и знаками их обществ на груди. От Печорской крепости до Мариинского дворца толпились девицы в малороссийских кафтанах, числом не менее трехсот и почему-то с корабликами на голове. В кавалькаду полетели цветы и конфекты. Звонили колокола. Архиереи в полном составе ждали на ступенях храма, а по бокам стояли лучшие люди города в шубах. При виде приближающегося Овчинникова шубы полетели на землю, даже со знатных особ женского пола. Андрей Афанасьевич в какой-то момент решил, что над ним потешаются. Но нет, все было всерьез, хоть и с налетом балагана.
Отстояли службу, поехали в голубой нарядный дворец, где отныне атаману предстояло жить. Ему, помимо армейских забот, спихнули Малороссийское генерал-губернаторство, и что с этим делать, Овчинников не знал. Подсуропил, государь, знатно, расхлебывай теперь!
По прибытии во дворец получил возможность лицезреть все руководство города и губернии за малым исключением в виде особо упрямых. Атамана дружно заверили, что все как один за истинного царя, что службу готовы нести исправно и честно, что присягнуть жаждут не сходя вот с этого места и лично, и от лица вверенных им казенных и гражданских учреждений…
— А что, дворяне есть? — постарался напустить на себя грозный вид новый генерал-губернатор.
— Да ниии… — напевно ответствовали киевляне в больших чинах. — Уси мы разночинного сословия. У нас и косичек нема.
Пригляделся Андрей Афанасьевич и признал: парики есть, косички отсутствуют.
— Пожалуйте отобедать, чем Бог послал!
Банкетировали Овчинникова два дня и две ночи, а на третий успокоились и вернулись к прежнему дремотному состоянию, пресытившись впечалениями. К неспешным прогулкам по Крещатику с важным видом, если погоды дозволяли. К ежедневным визитам к знакомым — столь многочисленным, что и остаться отобедать ну никак не находилось времени. К карточными играм в приличной комапнии, в которую непонятным образом затесались братья Зановичи из Далмации, приговоренные за мошенничество к смертной казни в Венеции. К застольям богатых купцов, на которых подавали на огромнейших блюдах целые туши говяд, поросей, вареников разных в лоханях, горы дичи, яиц, пирогов, подносимых без всякого порядка, некстати и в таком множестве, что самые отважные желудки могли оконфузиться…
Овчинникову оставалось лишь умилиться от сего благолепия и удивляться. Все города на пути его армии — и Тула, и Орел, и Харьков, и Полтава, и Батурин — после счастливого окончания стояния на Оке стелились к ее ногам как опавшие осенние листья, будто пытались соответствовать времени года. Но Киев всех переплюнул своим показным радушием и глубинным безразличием к происходящему в стране. Андрей Афанасьевич покрутил головой, попытался вникнуть, пораспросить, убедился, что все прекрасно работает и без него и занялся привычным делом — тренировкой войск.
Взбодриться вышло, когда пришел приказ пощипать Белую Церковь и ближайшее Правобережье вместе с известием о победе при Каспле. Претерпевая стужу и мокроту, казачки смотылялись до владений пана Браницкого и знатно его очистили. Заскрипели волы, влекомые волами, доверху наполненные зерном и парижскими безделушками, до которых коронный гетман был особо охоч. Овчинников вернулся в Киев, где его ждал прибывший в гости Румянцев, а призрак колиивщины ско